На защиту выпускной работы я шла со спокойным сердцем. Мне предложили место в аспирантуре на кафедре древностей. Не за выдающиеся успехи, а потому, что я владела редкими наречиями, а младшему сотруднику платить придется меньше, чем переводчику.
Но меня все устраивало. Через год я рассчитывала устроиться в городской музей Зильбера. Сотрудники музея процветали благодаря меценату Мидасу Зильберу, богачу и любителю-археологу. Меня обещали должность архивиста, если я получу хоть какой-то опыт.
Итак, в своем будущем я была уверена.
Но когда вошла в аудиторию, где проходила защита, и заметила в комиссии магистра Иверса, почуяла неладное.
До сих пор не знаю, кто его пригласил и зачем. Может, ректор решил показать, что выпускные экзамены – серьезное испытание. Может, решил отсеять непригодных выпускников, а я попала Иверсу под горячую руку.
Выслушав доклад с пренебрежительной ухмылкой, магистр принялся атаковать меня вопросами. Все с подвохом, все с уничижительными комментариями.
Первые полчаса я сдерживалась. Отвечала вежливо, хоть и скрипела зубами.
Потом начала сбиваться, путаться. Иверс был безжалостен. Он играл со мной, как кот с мышью. Он разнес мою работу в пух и прах.
Когда после моих неудачных ответов в аудитории начали открыто хохотать, гнев застил глаза багровой пеленой. Холодный взгляд Иверса и его язвительный тон приводили в бешенство.
Ладно, пусть моя работа и не была оригинальной, но подобного отношения не заслуживала. Поведение магистра было возмутительным!
Детонатором стала заключительная речь Иверса, где и прозвучали те слова: «пустоголовая недоучка, возомнившая себя историком». А еще: «плохо замаскированный плагиат», «выдумки вместо фактов» и «не работа, а куча словесного навоза».
Вот тогда-то меня и сорвало. В благодарственной речи я высказала магистру все, что о нем думала.
Слово за слово, и мы сцепились с Иверсом в ядовитой перепалке.
Позднее я сгорала от стыда. Несмотря на южный темперамент, я человек сдержанный, не люблю обижать людей, даже когда со мной поступают несправедливо.
Но в тот момент... О, я чувствовала не только злость и обиду. Я ликовала, когда ставила Иверса на место!
Я расплачивалась с ним за все. За презрительные взгляды сокурсников, когда они узнавали, что я афарка. За чванливую снисходительность столичных жителей, за то, что меня считали вторым сортом, за грубости и прозвища.
Все это я видела в холодных глазах Иверса и слышала в его голосе.
Когда я только начала ему возражать, магистр удивился и даже улыбнулся с предвкушением. Его позабавило, что кто-то осмелился дать ему отпор его же оружием. Но потом он втоптал в грязь мое самолюбие, как боевой слон!
И да, в пиковый момент моя рука сама потянулась к тяжелой чернильнице. Научный руководитель успел убрать ее, а то полетела бы она в голову Иверсу.
Надо сказать, некоторые члены комиссии посматривали на меня одобрительно. Потому что Иверс давно напрашивался на подобное.
Скандал замяли.
Меня вывели из аудитории, напоили водой, строго пожурили.
Работу мою после разгромной оценки Иверса засчитать не могли. Пришлось задержаться в Академии еще на полгода и дополнительно заплатить за право повторной защиты – на которой я получила жалкие три балла. После чего кафедра вежливо дала мне от ворот поворот. Путь в аспирантуру оказался закрыт. Музей не захотел иметь со мной дела.
Я обрушила на голову Иверса самые страшные проклятия моей бабушки! Сработай они, у магистра вылезли бы все волосы, зубы раскрошились, зато отросли бы копыта и ослиный хвост.
Но, судя по всему, у древних проклятий истек срок годности. Иверс благоденствовал, стал профессором и членом-корреспондентом, находился в отличной физической форме и всячески преуспевал. Время от времени я встречала его имя в журнальных статьях и знала о его успехах.
Мне все же повезло. Два года назад в поисках работы я встретила Абеле Молинаро, бывшего владельца крупной антикварной фирмы. Именно ему мой отец некогда продал тот золотой браслет эпохи царицы Нубис.
Абеле давно ушел в отставку, передав управление фирмой племяннику, но продолжал пополнять частную коллекцию и вести обширную переписку. Ему требовался ассистент с проживанием, и он предложил эту должность мне.
Платил он немного, но дал не только интересную работу, но и крышу над головой, и относился ко мне почти по-родственному. Да еще пообещал пристроить в музей Зильбера, когда в моих услугах отпадет нужда.
Последнее время я жила неплохо… но сегодня встретила профессора Габриэля Иверса. И, боюсь, скоро встречу его вновь.
Чего он так вцепился в эту карту? Неужели это не фальшивка, а ценный документ? И что же ищет Иверс? Слава и богатство у него уже есть.
Старый ларец определенно хранил некую тайну. Я не я буду, если не разберусь, что к чему.
Глава 2 Охота за картой шарлатана
Я вошла в прихожую особняка Абеле Молинаро и чуть не растянулась на коврике, споткнувшись о Ганимеда. Хозяйский кот находил место для лежанки с таким расчетом, чтобы причинить хозяевам и гостям как можно больше неудобств.
– Скотина ты разэтакая! – выругалась я, села на корточки и почесала подставленное мохнатое пузо.
Из гостиной выглянула горничная, белокурая кокетка Эми.
– Господин Молинаро дома? – спросила я.
– Еще не прибыли, – просюсюкала та. – Изволят задержаться.
– Он будет с минуты на минуту. Приготовь чай, будь любезна.
Эми убежала в кухню, а я отпихнула кота и потащила добытый у Шульца ларец в кабинет.
Когда переступила порог, невольно поежилась. В последние месяцы кабинет моего патрона превратился в самое неуютное место в доме. И все благодаря новому увлечению Абеле Молинаро.
Он взялся собирать артефакты погребальной культуры, и теперь повсюду в кабинете висят посмертные маски, на полках шкафов стоят урны с прахом, а рядом с сервантом громоздится вертикальный саркофаг, похожий на страшного голема.
Саркофаг в точности повторяет очертания своего обитателя – древнего царя амиритян. Грубо выполненная фигура пялится на посетителей выпученными белыми глазами, а к пузу прижимает увенчанный черепом скипетр.
Абеле любит приводить в кабинет неприятных ему гостей. Увидев обстановку, надолго они не задерживаются.
Я заканчивала раскладывать бумаги на столе, когда по лестнице бодро протопали ботинки, дверь распахнулась и в кабинет, мурлыкая песенку, влетел мой патрон.
– Джемма, Джемма! Трудолюбивая пчелка! Вся в трудах, вся в хлопотах! Какую богатую добычу ты притащила сегодня в наш улей?
– Добыча небогатая, но любопытная, учитывая связанные с ней обстоятельства, – я приняла у Абеле Молинаро трость, придвинула ему кресло и указала на бумаги.
– Может, после чая? – попробовал тот увильнуть.
– После чая вас разморит, или вы пожелаете поехать в варьете, а вы мне нужны срочно и со свежей головой.
Абеле Молинаро своеобразный работодатель. Он знатно покуролесил в молодости и до сих пор считает, что возраст не помеха веселью.
Ростом он не вышел, но взял живостью. Мордочкой Абеле похож на зубастого лиса, седину закрашивает черной краской, одевается по последней моде – носит остроносые штиблеты, костюмы в полоску и яркие галстуки. Водит компанию с разношерстной публикой и его частенько видят в обществе артисток варьете.
Однако в свое время он сумел сколотить обширную империю «Раритеты Молинаро», включающую в себя аукционные дома, галереи, антикварные салоны.
Теперь-то он отошел от дел, но никак не угомонится. То и дело пускается в сомнительные авантюры – но руководствуясь практическим расчетом.
– Сплошной мусор, – констатировал Абеле, перебрав бумаги. – В топку его!
– А это? – я сунула карту ему под нос.
Абеле лишь отмахнулся.
– Чушь. Я бы сказал, что карту нарисовал мальчишка, бредящий приключениями. Смотри, ну что за названия! Тропа Скелетов. Лабиринт Проклятых. Город Бронзовых Монстров! За сто верст отдает бульварным романом.
– Однако часть подписей этот мальчишка сделал на малоизвестном афарском наречии.
– Не убедила. У мальчишки был словарь под рукой, богатая фантазия и уйма свободного времени.
– Карту рвался заполучить профессор Иверс.
Как я и рассчитывала, признание задело Абеле за живое.
– Иверс? Этот буйный тип с научной степенью и широкими связями?
У моего патрона глаза полезли на лоб.
Я коротко рассказала о встрече в лавке Шульца и о том, как чуть не лишилась и ларца, и карты.
– Говорил тебе, не броди одна по закоулкам! – бросил патрон в сердцах. – Но на черта эта бумаженция Иверсу, хотел бы я знать?!
Абеле побарабанил пальцами по столу.
– Ларец из особняка Лилля?
– Так сказал Шульц. А кто такой Лилль?
– Одиссей Лилль – этнограф-шарлатан. Утверждал, что афарские легенды о забытом городе и жрецах-автоматонах – сущая правда. Лилль давно сгинул без вести, его дом простоял десять лет пустым, прежде чем вдова Лилля продала мебель старьевщикам. Ну вот, все и объяснилось. Карта, несомненно, плод его бреда. Иверс подхватил ту же горячку. Хотя подобного от него не ожидал. Голова у Иверса хоть и буйная, но ясная. Смотри, Джемма – на обороте карты еще много чего написано. Ты прочитала?
– Не успела. Я плохо владею этим наречием, понадобится время, чтобы перевести.
– Попробуй. Как знать... – небрежно бросил Абеле, но я уже поняла, что он попался на крючок. Любая загадка для него была как морковка для осла. – Попроси Озию помочь.
Я поморщилась, потому что не хотела уступать право первооткрывателя. К тому же молодого аспиранта я втайне считала конкурентом за внимание патрона. Озия Турс, дипломированный историк-реставратор, набирался в фирме Абеле опыта, а на деле служил у него кем-то вроде секретаря и фотографа. В жизни не встречала более унылого типа.
– Сама справлюсь.
– Ну, как знаешь, – пожал плечами Абеле и предупредил. – Чай пить не буду. Еду в варьете.