– При всем уважении, доктор Иверс, я бы предложила другой план, – заговорила я сладко, сквозь стиснутые зубы. – До Афара лучше добраться поездом. Пусть мы потратим на дорогу больше времени, но сэкономим на билетах. И высадиться нужно не в Хефате, а в Седжете. Он дальше от ущелья, но дороги из него ведут более приличные.
Иверс скорчил мерзкую гримасу – в этом искусстве ему не было равных.
– Благодарю вас за ценное предложение, дорогая Джемма, – церемонно начал он и даже поклонился. – Однако вынужден его отвергнуть.
В его глазах явно читалось: «К дьяволу ваш бред собачий!»
– Умоляю, обоснуйте ваш отказ, – промурлыкала я. – Хотелось бы услышать весомые аргументы.
«Самоуверенный ты осел!», – добавила я мысленно.
Вот так и мы и общались последние две недели, пока шла подготовка к экспедиции. Из кожи вон лезли, упражняясь в любезности, хотя каждого выворачивало от необходимости терпеть присутствие другого.
Поначалу я придумывала миллион отговорок, чтобы отвертеться от поручения Абеле. Пусть пошлет вместо меня племянника, другого сотрудника, да хоть кого!
Не всех мучает ностальгия по детству, не всех тянет вернуться на родину. Меня вот вовсе не тянуло вновь задыхаться от жары и пыли, пить грязную воду и ежесекундно бояться за свою жизнь.
Все, чего я желала – существовать спокойно и комфортно. Иметь свою квартиру в столице, кабинетную работу, общаться с интеллигентными людьми. Я много трудилась, чтобы этого добиться. И вот она, награда!
Надо признать, я всячески пыталась оттянуть момент прибытия в Афар. Ведь меня там ждали не только обиженные родственники, но и кое-кто похуже. У меня там остались враги с долгой памятью. Мало будет радости столкнуться с ними на улицах Хефата.
А против парохода выступила еще и потому, что страдала от морской болезни. Но признаваться в этой слабости Иверсу не собиралась. Он и без того постоянно сетовал, что из-за наличия в экспедиции женщины ему придется двигаться медленнее, и заботиться о лишнем комфорте, и все такое прочее.
Ха! Да знал бы он, с каким дискомфортом мне приходилось мириться в детстве, когда мы с отцом неделями мотались по ущельям да развалинам!
У меня даже кисло во рту стало, когда я представила, что скоро придется опять погрузиться в бродяжью романтику. Стирать одежду в ледяном ручье, питаться консервами, расчесывать искусанную комарами кожу.
Да, я люблю комфорт. Я его обожаю! Да здравствуют блага цивилизации!
Но уж если поездки в Афар не избежать, то пусть хотя бы начало ее пройдет с удобствами. В уютном купе, а не на сырой, неустойчивой палубе парохода.
– Поезд не подходит по той причине, что придется пересекать три таможенных пункта, – продолжил Иверс. – Где придется объяснять цель поездки и показывать багаж. Могут возникнуть задержки – это раз. Слишком много людей окажутся в курсе – это два. Вынужден напомнить, что за картой Лилля охотятся и другие. Забыли, как на вас напали в переулке? И как кто-то вломился в кабинет ночью? Жаль, эти мысли не посетили вашу черноволосую головку, Грез, и память у вас по-девичьи короткая, – закончил Иверс с издевательским сожалением.
Я так и вскипела и готова уже была выплюнуть уничижительную реплику об умственных способностях Иверса, но тут вмешался Абеле.
До сего момента мой патрон тихо сидел себе в углу, листал музейный каталог, но тут заговорил, чтобы предотвратить катастрофу.
– Иверс, у вас есть предположения, кто может охотиться за картой? Эти люди дали понять, что ни перед чем не остановятся.
– Не имею ни малейшего представления, – угрюмо сообщил Иверс. – Знаю лишь, что у меня полно завистников. И нечистоплотные конкуренты имеются. Именно поэтому я потребовал, чтобы цель нашей экспедиции осталась втайне от всех.
Да, подлинная цель была известна лишь мне, Абеле и Иверсу. Озию просветили в общих чертах и с картой не ознакомили. Для всех прочих – коллег, поставщиков, агентов, журналистов – мы отправлялись в Но-Амон, чтобы изучать наскальные рисунки.
– Наверняка те же люди похитили Одиссея Лилля. Интересно, жив ли он? – заметил Абеле Молинаро. – В газетах высказывалось предположение, что за его исчезновением стоит не кто иной, как печально знаменитый Химерас, столикий преступник, мастер маскировки и темных делишек. И любитель древних секретов, заметьте.
– Химерас? Чепуха. Он – выдумка журналистов, – отмахнулся Иверс. – Я скорее поверю в проклятие афарских жрецов, чем в Химераса.
– Прошу прощения, но данная версия и мне представляется неправдоподобной, – смущенно заметил Озия. – Разумеется, это лишь мое скромное мнение, вам не обязательно к нему прислушиваться...
Покосившись на его удрученную физиономию в круглых очочках, я досадливо вздохнула.
Озия честный и трудолюбивый, но умеет вымотать душу. Без конца ноет и извиняется, поэтому все в его присутствии чувствуют себя неловко. Так и хочется порой взять его и хорошенько встряхнуть.
– Опасностей нам и без Химераса предстоит много, – безжалостно сказал Иверс. – Поэтому я бы предпочел видеть рядом выносливых и толковых спутников. Остальным в экспедиции делать нечего.
И он выразительно покосился в мою сторону.
– Это вы про меня, доктор Иверс? – я вздернула подбородок. – Знаете, я ехать не напрашивалась. Но вот кто из нас бестолковый – еще вопрос.
– Вы ставите под сомнения мои решения, Грез, – Иверс направил на меня указательный палец. – Что говорит не пользу вашей сообразительности.
– Разумная критика нужна всем, у кого хватает ума к ней прислушаться, – отрезала я, начиная не на шутку закипать. – Но некоторым мужчинам гордыня заменяет мозги.
– И кто же эти некоторые мужчины? – подался вперед Иверс, уперевшись кулаками в стол. – Неужто вы обо мне?
Озия испуганно заморгал – наши перепалки приводили его в смятение.
А вот Абеле ими наслаждался.
– Любо-дорого послушать, как вы спорите, – воскликнул мой патрон с умилением. – Вы, Иверс, и ты, Джемма, напоминаете мне Тайсуна и Джа-Му, вечных мифических врагов-созидателей. Тебя ведь назвали в честь Джа-Му, не так ли, дорогая?
Я кивнула, все еще полыхая от возмущения.
– Кто такие Тайсун и Джа-Му? – заинтересовался Озия. – Простите, в афарской мифологии я не силен. Я ведь больше по первобытным культурам...
– Герои легенды о создании мира, – буркнула я.
– Расскажи ему, Джемма, – велел Абеле. – Я тоже с удовольствием послушаю.
Я пожала плечами.
– Согласно поверьям древних афарцев, первобытный Хаос исторг две божественных сущности: светлую творительницу Джа-Му и темного разрушителя Тайсуна.
– Э-э-э, постойте! – возмутился Иверс. – В той версии, что я знаю, все наоборот. Джа-Му Разрушительница и Тайсун Творитель.
– Так рассказывала моя бабушка, а ей я верю больше, – отрезала я. – Итак, Джа-Му дохнула, из ее дыхания родилось солнце. Тайсун топнул ногой, и под его стопой возникла земля. Земля поглотила солнце, наступила ночь, Джа-Му заплакала от разочарования, из ее слез родился Великий Океан. Увидев его, Джа-Му засмеялась от восторга, от ее смеха солнце восстало и принесло новый день.
– Как поэтично! – воскликнул Озия.
– Дальше пошло так: мир начал обретать форму, а Джа-Му и Тайсун стали врагами на веки вечные. Джа-Му создавала, а Тайсун разрушал. Насадит Джа-Му леса, а Тайсун нашлет на них пожар. Стоит Джа-Му проложить русло и пустить реку, как Тайсун устроит засуху или наводнение. Создаст Джа-Му ягненка, а Тайсун придумает зубастого волка.
– Экие затейники! – усмехнулся Абеле.
– Так и спорили они и противостояли друг другу, пока не сошлись в жестокой схватке. Бились яростно, в итоге мокрого места друг от друга не оставили. Джа-Му рассыпалась пеплом, а Тайсун пролился ливнем. Из этой грязи и зародились первые люди, Афар и Земара. А Джа-Му и Тайсун до сих пор сражаются, хотя и невидимые для человеческих глаз. Так и идет вечное противостояние двух начал, света и тьмы, Порядка и Хаоса.
– Восхитительно! – всплеснул руками Озия. – Классический, но в то же время оригинальный миф о сотворении мира.
– Ваша версия неправильная. Я знаю другую, – упорствовал Иверс. – Именно она изложена на глиняных табличках Эпохи Кремния.
– Ну, и как она звучит? – спросила я воинственно.
– Неудивительно, что бабушка вам ее не рассказывала – она не для детских ушей. И в ней история Тайсуна и Джа-Му заканчивается так, как наша с вами история, Джемма, вряд ли закончится, – ответил Иверс с двусмысленной ухмылкой.
– Как знать, – хихикнул Абеле.
– Расскажите! – потребовала я, начиная терять терпение.
Но тут распахнулась дверь, и появление горничной положило конец культурологическому спору.
– К вам посетители. Господин Мидас Зильбер и госпожа Эвита Зильбер.
В комнату ворвался розово-белый вихрь, облав меня ванильным ароматом, и оказался рыжеволосой девицей, одетой по последней моде.
– Габриэль, дорогой! – манерничая, она схватила Иверса за руку. – Куда ты пропал? Мы так редко видим тебя эти дни, что были вынуждены искать по всему городу!
Иверс выглядел неприятно удивленным. Он нахмурился, мускул на щеке дернулся. Но вдруг профессор расплылся в улыбке и нежно пожал ручку девицы.
– Эвита, прости, был очень занят.
О боже! Я никогда не слышала, чтобы Иверс говорил таким тоном! Его низкий голос стал бархатистым, обволакивающим, а грубоватые манеры как волшебству смягчились.
– Познакомь же меня с твоими коллегами, – приказала девица, стрельнув глазами в сторону Абеле. Старый ловелас немедленно вскочил, пригладил волосы и оскалил фарфоровые зубы в обольстительной улыбке.
– Позвольте представить: Эвита Зильбер. Моя невеста, – сказал Иверс и почему-то настороженно покосился в мою сторону.
Меня чуть не разорвало от удивления.
У Иверса! Невеста! Да еще вот такая – утонченная кривляка из высшего общества!
Воистину, мужское сердце – загадка.
Иверс представил нас невесте. Эвита обменялась кокетливыми репликами с Абеле и Озией. Мой патрон мигом растаял, Озия покраснел и засмущался.