Площадь с фонтаном. Здесь и сейчас он ещё пускает воду, заботливо доставляемую из чана на крыше соседнего дома. Но и тут уже кипит бой. Последние отряды защитников падают под мечами серых, прикрывая отступление горожан. А на площадь врываются алхимики – разного роста, разного возраста, разной комплекции. Их всех объединяет одно – они неуязвимы, они быстры, они смертоносны. Но час, что мог переломить ход сражения, уже прошёл. Их порыв – жест отчаяния, надежда на чудо. Не более того.
- Кто решился принять эликсир до того, как проломили стены? Кто из вас кинулся под стены – сбивать лестницы, ломать тараны, жечь запасы? – громко крикнул я. – Кто из вас выпил своё вонючее пойло не от отчаяния и безысходности, а потому что любил людей?
«Ты упорствуешь!..».
- Я стою на своём! – оборвал я шелест. – Никто из твоих так и не смог мне ответить – почему? Мы, ааори, жертвуем жизнью постоянно. Даже сейчас! Никто не заставлял нас выбрать Линг местом службы. Мы пришли сюда сами – в надежде очистить его от такой плесени, как ты! Чтобы он снова служил людям!
«И деньги тут ни при чём?» – ехидно осведомился старик.
- Деньги в мире денег – всегда при чём! Люди княжества тоже не бесплатно дают нам снаряжение и продукты – и тоже дерут тройную цену! Зато я все эти месяцы верно служил людям, не отлынивал, не увиливал и не боялся…
«Довольно. Я уже понял, ты не наш воин. Тогда иди к своей боли, а твои друзья пойдут к своей».
Я резко оглянулся – вокруг руины площади с фонтаном и сухие останки тех, кого не смогли похоронить. Нет ни Молчка, ни Пятнашки. А я даже не понял, когда они пропали. Один из туманных клоков сжался и выстрелил в меня. Но я ждал этого и готовился. Разговаривая, я думал об одном: а мог ли верховный алхимик кидать меня и моих друзей в те миры, которые выбрал сам? Я порезал палец, спрятав его под доспехом, и просил дать мне возможность управлять перемещением. И незаметно платил за это своей кровью.
Получилось!
Мир изменился снова. И снова, как год назад, я стоял на дороге меж двух полей, а впереди – виднелось селение. Поле стеблей было пустым. Не шёл по нему селянин в набедренной повязке, не шатались на ветру толстые стебли. Они были слишком малы. Получилось! Или не получилось? Мне нужен был тот мясной алхимик, которого я встретил здесь ещё прошлой весной. Не став гадать, я вытащил копьё, поудобнее его перехватил и направился в село – настало время выполнять обещания. Улицы были всё так же пусты. И снова впереди раздавалось бормотание. Я осторожно выглянул из-за угла. Люди стояли на коленях, но стало их значительно меньше. А вот алхимик заметно подрос. Он стал ещё больше и уродливее.
«Кто ещё хочет отдать мне своих родных? Кто ещё тут плохо молится? – его голос в голове живо напомнил мне о прошлой встрече. – Что примолкли? Молитесь! Молитесь, ленивые твари! С каждым словом молитвы вы должны давать мне силы, с каждым звуком – жизнь. Иначе я получу её другим путём».
«Где же ты, Катуавр? Где же?» – подумал я и почувствовал: тут. Катуавр всегда был тут – это лишь часть меня. Часть далёкая, из прошлых жизней – но часть, а потому никуда не уходит. И если страшно – спрячь свой страх. Если сомневаешься – перестань. Я сомневался много и постоянно. И Катуавр – тоже. И именно поэтому он был всю жизнь наглым и самоуверенным типом. И сейчас мне надо было просто стать им.
Шаг и улыбка на губах. Я шёл по улице, чувствуя только брезгливость. Я просто делаю свою работу. Я просто собираюсь побыть мясником. И даже если стейк будет бросаться мудростью – его это не спасёт.
- Я гляжу, у тебя новый товар, мясная лавка!
«ЧТО?! ТЫ?!».
- Соскучился? Вижу!
«КТО ТЕБЕ ПОЗВОЛИЛ?».
- Уходи, ааори, проваливай, – шепчет единственный старик, стоявший на коленях у самого края. – Ты нас погу….
Я уже представлял, как мой сапог со смачным хрустом врезается ему в лицо. Но старик почувствовал мою злость и уверенность – отшатнулся, не поднимаясь с колен. Он смотрел на меня с таким страхом, будто это я каждый день убиваю его односельчан. И мне стало противно пачкать сапог.
- Я сам решу, где мне быть, а где – нет. Здесь – я решу это сам! – в голосе ни капли сомнений. – Эти земли будут зачищены!
- Но мы!.. Не надо! – старик сжимается в комок, когда я снова заношу ногу. – Мы не виноваты!..
- Кто ты, старик?
- Я… я….
- Тебя нет, старик! Ты – ничто! Ты был никем и ничем, старик?
- Я – Ма…
Движение ноги, и он снова затыкается.
- А я был! Полтора года мне рассказывали, что я никто и ничто, старик! И потом снова твои же братья аори доказывали мне, что я пустое место, – продолжаю я. – И теперь ты лишён имени. Потому что у ничего – не может быть имени, старик. Так мне говорили в школе нерождённых твои собратья. Но изменённый – раб алхимиков, это тоже никто и ничто. И говорить вы будете тогда, когда я вам разрешу. Проваливайте все отсюда!
Люди переглядываются, в глазах непонимание и страх. Страх – как много страха…
«ХВАТИТ! ЭТО МОИ ЛЮДИ!».
Мясной великан поднялся во весь свой огромный рост – шагов шесть в высоту – и пошёл ко мне.
«ЭТО ТЫ ПРОВАЛИВАЙ!».
- Как перемещаться между вашими мирами, стейк?
«НИКАК, ЧЕРВЯК! ТЕБЕ НИКАК!».
- Тогда готовься к разделке!
Прыжок вперёд, укол и отскок. Быстро, с другим взглядом, угадывая каждое мясное движение.
- Как перемещаться между вашими мирами? – я повторил вопрос и снова поднял копьё.
И великан неуверенно отступил, продолжая молчать. Хоровод искр закрутился вокруг его руки, а я – отправил в его сторону всего одну каплю крови, сплетая часть своей жизни в огненный узор. Пламя и обиженный рёв в голове. Тварь упала на колено, дымящееся и обуглившееся.
- Как? Перемещаться? Между? Вашими? Мирами?
«ЗЕРНО! ЗЕРНО МУДРОСТИ! ТОЛЬКО НАША МУДРОСТЬ ДАЁТ ЭТУ ВОЗМОЖНОСТЬ!».
- Где? Оно?
«ВНУТРИ! ТЫ ЧТО, СОВСЕМ ДУРНОЙ?».
Очередная капля крови отправилась в полёт, сжигая мясную руку. С утробным чавканьем рука отделилась от тела. Я перехватил копьё двумя руками, шагнул вперёд и нанес рубящий удар по второй руке у плеча и отступил, уходя от ответного удара. Сместившись, снова прыгнул, с хрустом отрезав вторую руку окончательно.
«Я ЖЕ ОТВЕТИЛ!» – голос обижен и полон боли. Алхимик ворочался, пытаясь встать. На месте рук мясо зашевелилось: уже было видно, как начинают расти новые конечности. Только обугленное колено не могло восстановиться.
- Я понял тебя, – спокойно ответил я. – Мне просто нужно твоё зерно!
«НЕТ! НЕТ! НЕ МЕНЯ! Я ПОМОГУ!».
- Да вот ещё. Я же обещал, что разберусь с тобой, – прыжок, и лезвие входит в глаз на груди.
Тело задёргалось и развалилось, опадая гнилыми кусками мяса, в которых обнаружилась непонятная сухонькая тварь, похожая на чудищ Диких Земель и главного алхимика. Просто другая, просто заигравшаяся во вседозволенность – с чуждыми формами, чуждыми привычками. В ней нет и уже никогда не будет ничего человеческого.
Люди, так и оставшиеся со своим господином, скулили, боясь покинуть площадь. Но мне – плевать. Наклонившись над алхимиком, вскрываю череп и, превозмогая отвращение, нащупываю продолговатое уплотнение в середине мозга. Там, внутри три горошины, из которых я взял самую большую – чёрно-серую, грязную, матовую. Другую. Пищевод и желудок взорвались болью, когда я проглотил её. Я успел сделать пару шагов, когда боль скрутила меня, заставляя сдерживать рвотные позывы, вывернула дугой на земле, заставила зарычать и… отпустила. Я снова опустился рядом с трупом и достал новую горошину. Боль повторилась, но в этот раз была слабее, и быстрее закончилась. Ещё одна горошина – и всё прошло легко. Даже к этой мерзости, оказывается, можно привыкнуть.
Я с удивлением осмотрелся: под другим взглядом начал меняться и мир вокруг. Проявились новые искры – даже не искры, а сгустки, крупные и белесые, как личинки насекомых. Они сплетались в кружево узоров, опутывая людей и постройки. И не люди это уже – а такие же твари, как я только что прикончил. Бледные, жалкие и отвратительные. Потерявшие давно всё человеческое, предавшие всех вокруг и самих себя. Нет никаких молодых тел – есть сухие тела молодых стариков, трясущихся перед трусливым уродом, который ничего не мог мне сделать.
Здесь другая мудрость: она проста и понятна, в ней нет того бесконечного многообразия, как в настоящем мире – простые плетения, простые узлы, как будто грубые узелки на верёвке. И выход – простой и понятный выход – прямо в колодце, на котором сидела тварь. Один приказ, одна мысль – и я оказался там, где Пятнашка, Молчок и Хохо были привязаны к столбу, а тонкие побеги вились вокруг их ног, проникали в щели и наполнялись краснотой под пристальным взглядом уродливой твари. Такое чудище я видел в селении, где мы добывали красные стебли, когда он опоздал и не смог помешать нам установить поглотитель.
Не знаю, как выглядело моё появление, но тварь почувствовала меня – обернулась, бросила в меня свои помойные искры, которые разлетелись от моего приказа. Перед новой мудростью я успел сделать лишь один шаг. Я снова развеял искры и занёс копьё, но тварь боится боли. В глазах – страх. Она отскочила сразу на пару десятков шагов как кузнечик, завыла, и в вое этом слышится: «Тревога!». Я понял, что времени нет – надо уходить. Уходить сейчас. Мечом срубаю стебли и срезаю веревки, освобождая Хохо, Молчка и Пятнашку.
- Шрам! Наши – там, – девушка указала мне за спину. Я обернулся и увидел ещё столбы. На одном – Пузо и Нож, на другом – Суч и Рыба.
Бросился к столбам, освободил друзей. На ногах держится один Молчок. Всех остальных я поспешно стащил в кучу. Мне нужен простой круг. Простой круг, что выведет нас к границе. Круг я черчу копьём, когда из туманных обрывков выскальзывают всё новые и новые алхимики, вливаю в круг местную мудрость, вперемешку с кровью – и мы оказываемся на краю Земель Линга. Только теперь нет позади старика, и можно сколько угодно оборачиваться. Он прилетит – прилетит очень скоро – но время есть. А до границы пара шагов, всего лишь пара шагов. И пусть на плечах тяжёлые соратники – неважно. Это даже хорошо! Это не даёт расслабиться.