другим взглядом, я тоже ничего не обнаружил. Я прошёл вдоль полки, разглядывая каждую мелочь, но всё, что там было – ничем не выделялось. Здесь, в кабинете правителя изменённых, в сердце земель Линга, мудрость местная и привычная скручивались в тугие узлы – всё было пронизано разными искрами и сгустками. Определить, на что всё завязано, мне не удавалось.
А время утекало сквозь пальцы, как песок. Я подверг тщательному осмотру стол и разложенные на нём вещи. Я даже стал подозревать растение в горшке. Но всё это было не то. Стол простой и массивный – в нём нет ни ящиков, ни тайников. Кресло широкое, задняя часть и спинка – единая доска, за самим креслом – ничего. Статуэтка – изображала богиню Энею-Мари. Но совершенно обычная – мудрость закручивалась где-то ближе к креслу, игнорируя украшение. Когда ледяная дверь начала открываться, я рассматривал свитки – всё ещё пытаясь понять, какой из них может быть сердцем. Увидев движение – просто нырнул за спинку кресла, умоляя всех местных богов оставить меня незамеченным.
Гулкие шаги раздались от двери. Хозяин Линга вернулся. Я слышал, как он повернулся к полке с книгами, замер – и потом сделал шаг к цветку. А мои глаза уткнулись в небольшую флягу. Она висела на подлокотнике кресла, на тонком кожаном ремешке. Ничем не примечательная фляга – если не знать, что только мастер алхимии может такую флягу иметь. Фляга с Последним доводом. Именно к фляге тянулась вся мудрость земель Линга. Я вдруг понял, что алхимик, оказавшийся самым сильным и подчинивший себе всех остальных – именно он, кажется, был беззаветно предан своему делу до изменения. И его символом, сердцем Линга, могла быть фляга Последнего довода. Не зелье и не сосуд – а признак мастерства.
Я протянул руку и ухватился за флягу, поднимаясь во весь рост. Фляга была горячей и слегка пульсировала. Мои пальцы сжались на тонком металле – ещё чуть-чуть и погнётся. Ремешок плавно соскользнул с подлокотника. Тёмная фигура у горшка с растением выпрямилась и развернулась.
«Ты?» – шелест в голове.
- Как видишь, – ответил я, рассматривая флягу.
«Как ты попал сюда?» – в шелесте появилось беспокойство.
- Ты, что, всерьёз уверился в своей вседозволенности и могуществе? – удивился я. – Так долго всем врал, что и сам поверил в свою ложь?
«Как?! Как ты сюда попал?!».
- Ты нарушил правила, алхимик.
«Я сам устанавливаю правила!».
- И ты сам запретил себе выходить за пределы земель Линга? – возразил я. – А кто мне говорил, что не может? Ты не устанавливаешь правила. Ты вышел за границу туч. И нарушил правила, установленные не тобой.
«А кем?».
- Вместо того чтобы устраивать тут Земли Боли, я бы на твоём месте и искал ответ на этот вопрос, – передёрнул плечами я.
«Что ты понимаешь…».
- Хватит! – прервал я его. – Давай узнаем, ошибся я или нет?
«Ошибся?» – алхимик опасливо повёл головой под капюшоном.
- Если я прав – это сердце Линга, – я поднял руку с зажатой в ней флягой. – И тогда у нас есть, о чём с тобой разговаривать.
Алхимик никак не высказал беспокойства, и я вдруг понял – ошибся. Ошибся – не фляга. Совсем не фляга. Вот только почему алхимик не смеётся, не пытается подойти ко мне? Он быстрее, я знаю и видел. Он может одним прыжком оказаться рядом и забрать сердце. Но алхимик молчал и не шевелился.
- А если я ошибся… – продолжил я, пытаясь тянуть время.
«Думай, Шрам, думай! – билось в моей голове. – Почему он ещё тебя не схватил? Что рядом такого, что может быть ему дорого? Что из этого – сердце?».
«Подойди! – приказал он. – Подойди ко мне, и мы обсудим твои условия».
Я снова посмотрел другим взглядом на флягу. Теперь, когда она была у меня в руках – её поверхность не пульсировала и быстро остывала. Как так? Я сделал неуверенный шаг вперёд, к столу, но алхимик оставался спокоен. И только когда я, подчиняясь непонятному порыву, плюхнулся в кресло – только тогда он вздрогнул. Я снова ощутил пульсацию и жар.
- А если я ошибся, то это кресло, – наконец проговорил я, быстро выхватывая меч и прижимая холодное лезвие к спинке.
«Не делай этого», – прошелестел алхимик.
- А что будет? – невинно поинтересовался я.
«Мы умрём. Ты, твои друзья, все люди в Линге».
- Ну, предположим, люди в Линге – уже мертвы, – не согласился я. – А тебя и других алхимиков и прибить не страшно.
«Ты не прав, Шрам, люди ещё живы, – ответил алхимик, делая шаг вперёд. – Без людей нет Линга. Подумай, готов ли ты их всех убить. Это будет на твоей совести».
- Готов, – спокойно ответил я. – Если то, что я видел по пути сюда – это и есть жизнь, то я сделаю им немалое одолжение.
«Они бы с тобой не согласились, – возразил алхимик. – Да, их страдание – сила Линга, его рост и могущество. Но их не убивают».
- Тогда зачем их пытать? – поинтересовался я.
«Чтобы подчинить мудрость, – устало ответил алхимик. – Их страдания меняют мудрость, делают её послушной нам и невидимой другим».
- Мило. А этот, которого я прибил – из мяса?
«Каан-ис».
- Не важно. Зачем он людей жрал?
«Он всегда был недалёким, – алхимик глухо засмеялся. – Не стоит по нему судить всех».
- Да мне и тебя с твоей коллекцией достаточно, чтобы желать вам скорейшей отправки в земли Боли, – признался я. – Хотя тот алхимик, у которого….
«Он тоже не выдержал. Всегда был помешан на сексе. И что же ты тогда ждёшь? Тыкай мечом – и мы все там встретимся».
- Не в этот раз, – я вздохнул и задумался.
Надо было вывести из Линга всех своих, да ещё так, чтобы и самому остаться в живых. И как заставить алхимика выполнять клятвы? Стоило мне подумать о том, чтобы взять кресло с собой, как в голове появился простой ответ – нельзя. Если бы сердце было небольшим – его можно было бы вынести. Но кресло… оно даже не двигалось. По следам на полу я понял, что алхимик, сидя в кресле, не придвигается к столу, а подтягивает массивный стол к себе.
- Почему кресло?
«Почему что?» – не понял алхимик.
- Почему ты сделал кресло сердцем Линга? – пояснил я.
«Я не выбирал, Шрам, – ответил алхимик, опустив плечи. Теперь он был похож на очень уставшего старика. – Так само получилось. Кресло было мне слишком дорого. Сорок лет назад мне его подарила жена, когда я сварил свой Последний довод. Ан-мири давно уже нет – она сгорела в изменённой лихорадке, а кресло – всё ещё со мной. Сорок лет я сидел на нём, и мы, наверно, стали единым целым».
- Зачем тебе всё это надо? – перед глазами всё ещё стояли картины пыток, и я не смог удержаться от вопроса. – Зачем ты вообще создал эти земли?
«А почему нет? Я изменился, Шрам. Изменился окончательно. Последний довод не дал мне выбора. Я получил силу и власть, меня не страшат изменённые – им сюда ходу нет. Я выжил, и хочу жить дальше».
- Что хотел…
«Хватит вопросов, Шрам. Пора решать».
- Последний!
«Хорошо».
- Зачем Кадли нас подставил? Чего он хотел?
«Думаю, ты и так догадался. Он хотел, чтобы ты принёс ему сердце Линга. Тогда бы он стал править здесь – и отпустил бы тебя и твой отряд. Хотя я уверен – он оставил бы вас, заставляя испытывать невообразимые мучения. И да, мы с ним разговаривали. Он думал, что обманул меня… набивался в союзники. Просил начать с тебя и уговорить твой отряд присоединиться. Надеялся, что ты согласишься».
- И зачем же тогда было ему подыгрывать?
«Я хотел, чтобы ты стал одним из нас, Шрам. И я всё ещё считаю – ты бы смог. Ты со своим отрядом оставался для меня неуловим долгие месяцы – неплохие бойцы, ставшие бы у истоков всесильной армии Линга».
- Нет…
«Ну нет – значит нет. Но не возвращайся больше в Линг. В следующий раз я найду тебя сразу и обрушу все силы, что у меня есть. Это мой последний ответ, а теперь – решай».
- Так как же нам поступить? – спросил я, разглядывая алхимика. И ответ появился – кровь. Кровь может скрепить договор. – Скрепим договор кровью…
«А ты тоже изменился, Шрам, – заметил алхимик. – Ты теперь тоже один из нас. Что ж… Вот теперь мне понятно, как ты так легко сюда попал и остался незамеченным».
- Это неважно, – отмахнулся я.
«Возможно».
- Ты отпустишь меня и моих бойцов за то, что я не трону сердце Линга, – проговорил я. – Ты отдашь мне что-то своё, когда я уйду.
«Что-то одно?».
- Да, – решился я. – Ты отдашь мне что-то одно, что считаешь своим. И у нас будет трое суток, чтобы уйти. За это время ты не тронешь ни мой отряд, ни бойцов, которые сейчас в вылазках, ни то, что я с заберу с собой. И это будет не сердце.
«Я согласен. Я отпускаю тебя, твоих бойцов из Линга. Я дам тебе что-то одно, что считаю своим, но не сердце Линга. Я трое суток не трону ни тебя, ни любого другого человека, вошедшего в Линг. Если ты не тронешь кресло. Договор».
Из широких рукавов мантии показались бледные, в кровавых струпьях, руки. В одной был нож. Я чуть не вздрогнул, осознав, что было бы, решись алхимик меня прирезать. Ножом он провёл по своей ладони. Кожа лопнула, и оттуда полилась обычная красная кровь. Я повторил его действие, проведя свободной рукой по мечу и замер – не понимая, что делать дальше.
«Встань. Приложи руку к спинке кресла, и я тоже это сделаю», – пояснил мне алхимик.
Стараясь не отводить меч от сердца Линга, я поднялся и оставил кровавый отпечаток на кресле. Обойдя стол, алхимик приложил свою руку рядом.
«Вот и всё. Теперь если я нарушу обещание – сердце умрёт. А с ним умрут и земли Линга».
- Где мне найти своих людей? – спросил я, отступая от кресла и убирая меч.
Алхимик сел и замер. Всего на несколько секунд.
«Они теперь в малом мире. Выход из него ты откроешь сам. Запомни: твоё условие – молчать, пока не выйдешь. Итак, что ты хочешь забрать, Шрам?».
- Твою коллекцию, – ответил я. – Коллекцию детей.
«Да ты спятил!!!».
- Возможно, но я забираю что-то одно – коллекцию.
«ЧТО-ТО ОДНО! ОДНУ ВЕЩЬ!».