– Иди ко мне, – протягиваю руки, сжимая ее в объятиях, – мне нужно съездить на работу, а вечером сходим куда-нибудь. Хорошо?
– Хорошо.
Я оставляю ее дома, а сам еду в клуб. Пока иду по проспекту, никак не могу отделаться от мысли, что она что-то не договаривает. Не то чтобы у меня есть повод не верить. Но, с*ка, интуиция…
В зале нагружаю мышцы по полной, потому что мозг разрывает на части от всего происходящего. По факту я не успел осознать, что уже дома… и, с*ка, как в плохом анекдоте, с корабля и сразу на бал. Бал, усыпанный проблемами.
– Ты полегче, – Иваныч хлопает по плечу, но я этого почти не чувствую.
Если телом я здесь, то головой дома, с Гердой. Ее отец мне никогда не нравился, но все это… это переходит абсолютно все границы.
В спарринге веду себя агрессивно, знаю это. Как и то, что это непрофессионально. Смешивать проблемы… знаю, но не могу заблокировать сознание. Точно не сегодня. Устраиваю тотально жесткий прессинг, после которого провожу ярко играющий нокаут.
Теперь в душ и к малявкам. Некогда не думал, что тренировать кого-то может быть интересным. Не рассматривал себя как тренера, и стараюсь делать это до сих пор. Потому что стабильность в моем положении равна смерти. Мне нужно двигаться, пробиваться. Тренерская деятельность – что-то сродни болоту. Затягивает, лишая возможности идти вперед.
– Богдан Николаевич, – оборачиваюсь.
Никак не могу привыкнуть к этому. Это немного корежит, когда тебя в девятнадцать лет по имени-отчеству называют. Отврат.
– Чего тебе?
– Можно мне сегодня пораньше уйти?
– Нет.
– Но у меня…
– Тренировка у тебя…
– Хорошо…
Самойлов ретируется, сообразительный малый. Не без перспектив.
– Кардио – полчаса, – захожу в зал, – а потом идем на ринг. Посмотрим, кто на что горазд.
Домой возвращаюсь под вечер. Без сил. По дороге забегаю в цветочный. Хочу купить розы, но не покупаю. Плесенью несет. Слишком банально. Беру розовые пионы и, ускоряя шаг, несусь домой. Уже в лифте звонит Ма.
– Привет.
– Привет. Ничего рассказать не хочешь?
– Например…
– Герда вчера заезжала… с чемоданом. Тебя искала.
– Нашла.
– Я рада, – недовольно. – Что происходит опять, объяснить не хочешь?
– Честно?
– Хотелось бы…
– Не хочу. Точнее, не сегодня. У нее неприятности дома.
– И их, как всегда, должен расхлебывать ты?!
– Мама…
– Что – мама? Что – мама? У меня уже сил нет на все это смотреть.
– Не начинай, пожалуйста, – сквозь зубы, чтобы не перейти на крик.
– Ладно. Разбирайтесь сами, только, Богдан… будь осторожнее, пожалуйста.
– Договорились.
Убираю телефон, открывая дверь квартиры. Не успеваю войти, как в ноздри ударяет едкий запах гари. Кидаю букет на пуф в прихожей, а ноги сами ведут в кухню. Несложно догадаться, где источник трагедии и кто его активатор.
Гера сидит за столом ко мне спиной. Смотрит в окно. Кашляю, дабы обозначить свой приход, но она не реагирует. Прохожу в глубь помещения, случайно задевая стоящую на краю стола тарелку. Та падает, разбиваясь о пол с громким звоном.
Умка вздрагивает, медленно поворачивая голову. Щеки красные, как и нос. В глазах все еще слезы.
– Кто умер? Что за трагедия?
– А ты не видишь? – зло кивает на духовку.
– Пока нет, – убираю руки в карманы.
– Хватит издеваться, – взрывается, – я настолько идиотка, что даже не могу приготовить ужин. По рецепту не могу, – опять начинает рыдать.
Прикрываю глаза. Спокойный вечерок.
Усмехаюсь, присаживаясь перед ней на корточки.
– Ты чего? – сжимаю ее ладонь. – Нашла из-за чего реветь, Ге-е-ера…
– Конечно, тебе ничего, а я… я… как всегда, у меня все…
– Не реви ты, – уже открыто смеюсь.
Лицо у нее. Еще и сажей испачкано. Ее-то она где нашла?
– Не смешно. Хватит надо мной издеваться…
– Я и не думал. Вставай давай, – тяну ее за руку, сам поднимаюсь на ноги, – заново готовить будем.
– Ничего я не буду больше.
– Хочешь меня голодом поморить? Да ты жестокая женщина…
– А смысл? Я все равно не умею.
– Вставай. Я переоденусь, вымоем здесь все и пиццу закажем или роллы. Не реви.
Целую Геру в нос и иду в спальню. Вещи я свои до сих пор не разобрал, все так и валяется в чемодане. Быстро переодеваюсь, возвращаясь.
– Посиди пока, чаю попей, – протягиваю ей кружку с горячей жидкостью, – успокойся.
Пока Гера, хлюпая носом, пьет свой чай, скидываю всю грязную посуду в раковину. Кулинарный горелый шедевр выкидываю в ведро, плотно завязывая пакет.
Начинаю мыть посуду, и Герда оживает. Но со стула так и не поднимается. Смотрит в пол, но больше не ноет.
Бесят меня эти девчонки. Что за тупость? Нашла из-за чего реветь и трагедию устраивать!
– Прости, – шепчет, уткнувшись носом мне в спину.
Встала все-таки.
– Уже простил.
В прихожей начинает орать мой мобильный, и мы вместе оглядываемся в сторону дверного проема.
– Принеси, пожалуйста, – вытираю руки полотенцем.
– Это Федосеев.
– Ему-то чего? – отвечаю на звонок. – Здорово.
– Занят?
– Да нет, чего хотел? – перевожу взгляд на Геру.
– В клуб не хочешь сгонять? Я уже… подваливайте, а?
– Да как-то не до клубов сегодня.
– Ну, если передумаешь, то в «Черное-Белое» швартуйся, я на входе предупредил.
– Ага. Давай.
Откладываю телефон.
– Чего он хотел?
– В клуб звал, «Черное-Белое»…
– Может, съездим? Заодно дома все выветрится, – морщит нос, – потанцевать не помешает…
– Ага, с шаманским бубном вокруг духовки.
– Ой, знаешь что?
– Что?
– Ничего, – хмурит брови. – Так мы поедем?
– Поехали.
Терять уже нечего.
Где-то за час мы добираемся до «места встречи». Охрана пропускает без предъяв. Федосеев позаботился кинуть мою фамилию в список, еще и плюс три.
В клубе грохочет музыка, пока спускаемся вниз, натыкаемся на пару упоротых челов. Отодвигаю Геру в сторону, подталкивая вперед. В основном зале ищу Максона. Пока сканирую помещение, Гера стоит неподвижно. На кого-то смотрит? Только хочу спросить, что произошло, как она со всей дури врезается в меня, задирая голову.
– Поехали домой…
– Мы только пришли.
– Пожалуйста, Богдан.
– Что происходит?
– Просто пошли.
– Герда, привет! – раздается сбоку. – Как хорошо, что ты пришла, – брюнетка лыбится, откровенно прижимаясь к стоящему рядом парню.
Где-то я его уже видел.
– Мы уже уходим, – нервничает.
– А я думал, что вы только зашли.
– Мы уже уходим, Гриша, – цедит сквозь зубы, вцепляясь в мою руку.
Герда
– Богданыч, – Макс появляется неожиданно.
И я впервые в жизни рада его появлению.
– Всем здоров. Идете? – стреляет взглядом наверх, заинтересованно рассматривая Светку и Назарова.
– Идем, – отвечает Богдан и с явным рывком тащит меня за собой.
– Кто это? – сквозь зубы.
– Так, знакомые, – отмахиваюсь, раздосадованно прикрывая глаза.
– Ну-ну…
Мы идем на ВИП-балкон, а я кожей чувствую прикованный ко мне взгляд Назарова. Хочется удавиться. И зачем я только уговорила Богдана сюда ехать? Дура.
Сажусь на диванчик, смотря в одну точку. Мне нужно расслабиться. Или хотя бы сделать вид, иначе будут вопросы. Они, конечно, и так будут. Богдан не оставит это просто так. Здесь ничего не скажет, а вот дома… дома мне вновь придется врать. Кажется, я сама рою себе яму.
Заказываю коктейль, но тяну его почти всю ночь. Алкоголь не лезет, как и любая еда. Я подавлена и пуста. Улыбаюсь и киваю в нужные моменты, все чаще ловя на себе недовольный взгляд Богдана. Блин!
– Я в туалет, – шепчу, поднимаясь с диванчика.
– С тобой сходить?
– Я сама, – сжимаю его ладонь и, аккуратно отпустив, спускаюсь на танцпол. Не знаю, почему не иду в уборную на втором этаже, а тащусь куда-то за океаны…
Распахиваю дверь и хочу убежать обратно. Светка стоит у зеркала, подкрашивает губы.
– О, пропащая моя подруженция, – смеется, убирая помаду в сумочку, – мужик у тебя, конечно, очень грубый, – морщит нос. – Но так, наверное, даже интересней?
– Еще бы, – бормочу и запираюсь в кабинке.
Надеюсь, что она уйдет, но моим мечтам не суждено сбыться.
Ополаскиваю руки, отрывая почти километр бумажных полотенец.
– Слушай, подруга, ты что-то совсем пропала… Гришенька меня сегодня целый вечер пытает, где ты, что ты…
– Это не его дело, где я. И вообще, мне казалось, что ты сама не против с ним замутить…
– Я и сейчас не против, только вот он все о тебе печется. Урод. Я уже и так и сяк, а он рожу кирпичом… Гердочка, помоги мне его охмурить, пожалуйста. Дай ему понять, что тебе плевать… я в долгу не останусь.
– Честно, Свет, не хочу. Даже связываться с ним не хочу. Он плохой человек. Ты бы лучше и сама подальше от него держалась.
– Понятно, в общем.
– Что понятно?
– На два фронта работаешь?!
– Не говори ерунду.
– Тогда помоги мне!
– Извини, – поджимаю губы и, словно преступница, убегаю наверх.
Когда поднимаюсь, первое, что бросается в глаза, так это то, что Богдана здесь нет. Прижимаюсь спиной к холодной балконной перекладине, бегая глазами по собравшейся внизу толпе. Куда он делся?
Оборачиваюсь на шум, стискивая зубы. Федосеев. Шаркает по балкону, застегивая ширинку. Несусь к нему, со всей дури ударяя его по плечу.
– Где Шелест?
– Тебя искать пошел.
– Меня, – пячусь.
– А вот и он.
Оборачиваюсь. Богдан поднимается к нам, тру щеку.
– Ты где пропадала?
– Вику встретила.
– Ту Вику, про которую я подумал? – оживает Макс.
– Ага.
– Она здесь?
– Собиралась уходить.
– Пойду-ка я пройдусь.
Федосеев сваливает, оставляя нас наедине.
– Домой? – улыбаюсь.
Богдан кивает. Вцепляюсь в его ладонь, быстро перебирая ногами.
Домой мы возвращаемся под утро. В шесть, если быть точной. Устало снимаю туфли, закидывая их под шкаф. Шелест без слов идет в душ. Пока в ванной шумит вода, разогреваю чайник. Безумно хочу черный кофе. Чашку кофе и спать. На улице уже вовсю светит солнце. Красивый был рассвет.