— Мне тоже интересно было, — ответил Андрон. — Но карачаевский эпос об этом умалчивает. Самое главное, из него следует, что туры жили на нашей планете до образования Луны. И футбольные мячи в это время тоже были. Аж захотелось поехать в это Карачаево и поселиться, честное слово. Бесхитростный и добрый, должно быть, там народ.
Акинфий Иванович, только что казавшийся очень напряженным и даже оскорбленным, вдруг широко улыбнулся.
— Не слышал такой сказки, — сказал он. — А раздвоенных гор тут много. Почти все. Вы на сколько дней пойти хотите?
— Дней на пять, — ответил Тимофей.
— А какой тяжести маршрут? Опыт у вас есть?
— Мы в Непале обычно ходим, — ответил Иван. — Сюда отдохнуть приехали.
— Хорошо. Вы как отдохнуть хотите, посложнее или полегче?
— Посложнее? — спросил Валентин, глядя на друзей.
— Носильщиков тут нету, сразу предупреждаю, — сказал Акинфий Иванович. — Вещички на себе.
— Ну тогда полегче. Чтобы не напрягаться. Так, воздухом подышать, по сторонам поглядеть.
— Хорошо, — сказал Акинфий Иванович.
Он поднял со стола запечатанный в пластик лист бумаги и протянул Тимофею.
— Вот варианты с расценками. Карточек не принимаем, только наличные.
Тимофей проглядел список.
— Вот это что такое — «фирменный маршрут «Иакинф»?
— Да просто по горам. Я тут давно обитаю, подобрал, чтобы не слишком напряжно было и всю красоту увидели. Если с рюкзаками и чтобы без напряга, самое то.
— Почему он самый дорогой?
— Записываются охотней, — улыбнулся Акинфий Иванович. — Проверено.
— А что такое «Иакинф»?
— Это мое имя. Раньше оно так писалось в русском языке. Очень древнее греческое имя.
Тимофей повернулся к друзьям.
— Ну че, пойдем тропой Иакинфа?
Возражений ни у кого не было.
— Выйдем сегодня? — спросил Тимофей.
— Завтра рано утром, — сказал Акинфий Иванович. — Сегодня отдыхайте, вам акклиматизироваться надо. А я пока в горы съезжу, заложу дровишки для костра и еще кой-чего… И с чабанами пообщаюсь насчет кошей.
— Это зачем? — спросил Андрон.
— Ну, ночевать… Вы, кстати, водки с собой возьмите по бутылке хотя бы. Или по две. Купить можно в нашем ресторане.
— Будем бухать? — ухмыльнулся Иван.
— Нет. Оставим чабанам за гостеприимство.
Полулюксы отличались от вчерашнего коттеджа люстрами из фальшивого хрусталя и душевыми кабинками с китайской сантехникой. В комнатах было душновато, но никто не роптал. Всем вдруг захотелось спать.
Акинфий Иванович был прав — день на акклиматизацию определенно требовался. И еще прилично времени ушло на формирование походного минимума: две палатки, рюкзаки. Сменка, еда, вода.
— Вода на маршруте будет, — сказал Тимофей. — Акинфий обещал. Так что брать на день. Нет, он точно странный мужик. И не местный явно. Не кавказец вообще. Таинственный незнакомец…
— Беглый нацистский преступник, — предположил Андрон. — Служил в дивизии СС «Шарлемань», а теперь здесь ошивается.
— Если так, хорошо сохранился, — сказал Иван.
— Надо его расковырять, — продолжал Тимофей. — Чувствую, интересная у него история. Шарлемань не шарлемань, а какой-нибудь Максим Горький взял бы такого мужика в серьезный оборот. Создал бы сочный образ, чтобы люди вдохновлялись революцию делать, а потом хорошо его продал мировой буржуазии… Надо ковырнуть.
— Времени хватит, — ответил Андрон. — Пять дней.
В семь утра Акинфий Иванович уже ждал друзей у выхода с базы — возле «уазика», на котором вчера возил что-то в горы. Шофер, небритый парень из местных, даже не посмотрел на приезжих. Он картинно, словно голливудский ковбой, жевал стебелек травы и глядел вдаль. Валентину показалось, что шофер немного похож на Тимофея в его сардоническом телеобразе — вот только лишней телекамеры для бедняги у Вселенной не нашлось.
— Поднимемся до плато, — сказал Акинфий Иванович, — чтобы в гору долго не переть. А там почти по одному уровню пойдем.
Через пару часов машина затормозила у огромного сиреневого камня на краю дороги. Ковбой, так и не сказавший за всю дорогу ни слова, сразу же после высадки развернулся и поехал назад. Еще с минуту долетало урчание мотора, а потом на мир опустилась первозданная тишина.
— Миллион лет до нашей эры, — сказал Иван, оглядываясь по сторонам. — Вот так же точно здесь было.
Акинфий Иванович кивнул.
— Не представляете, как здесь все сохраняется. В одном месте на скале есть надпись с ятями. О том, что в тысяча восемьсот сорок седьмом, кажется, году тут стоял гусарский полк… Вид у нее такой, будто вчера вырезали.
— Мы эту надпись увидим?
— К ней крюк километров пятнадцать, — ответил Акинфий Иванович. — Но если хотите…
— Не хотим, — сказал Тимофей. — Уже мысленно увидели.
Первый день прошел практически на плоскогорье — дорожка петляла по краю огромного горного пастбища. Вдали темнели неправдоподобно огромные силуэты быков, похожие на квадратные коричневые паруса. Белые вершины гор оставались так же далеко — но справа от тропинки стали понемногу подниматься лиловые кремнистые скалы. На них можно было смотреть часами. Говорили мало — просто не тянуло. Голова не хотела думать словами.
Когда стало темнеть, друзья озаботились ночлегом — где-то надо было разбить палатки. Но Акинфий Иванович молча шел вперед, подсвечивая дорогу мощным фонарем. Тропинка между тем накренилась вниз, рядом с ней появился длинный крутой обрыв, и шагать в темноте над пропастью надоело быстро.
— Может, пора тормознуть? — спросил наконец Тимофей.
— Еще две минуты. Тут будет кош.
Через пару минут, действительно, тропинка вывела к темной хижине.
— Здесь и заночуем, — сказал Акинфий Иванович.
Зайдя в хижину, он зажег керосиновую лампу на столе и погасил свой фонарь.
В хижине пахло керосином, сыростью и недавней смертью. Она была пуста — но здесь явно водились люди. На столе стояла двухконфорочная газовая плитка с пустой кастрюлей.
— Тут кефир, что ли? — спросил Иван, открыв один из стоящих у стены бидонов.
— Айран, — ответил Акинфий Иванович. — Можно пить. В другом бидоне вода.
— Ага, — сказал из другого угла Андрон, — я понял наконец, откуда этот запах…
Он показал на крюк с висящим на нем куском бычьей туши — ребра с клочьями мяса. Мясо было не то чтобы совсем свежее, но вполне еще годное.
— Можно было бы поджарить, — сказал Акинфий Иванович. — Но мангала нет. И дров тоже. Дрова дальше будут. Суп можно сварить.
— Обойдемся, — ответил Андрон за всех. — Кто здесь живет?
— Никто. Чабаны иногда ночуют.
— Удобно, — сказал Тимофей. — А они не обидятся, что мы в их будку залезли?
— Не обидятся. Во-первых, они в курсе. Во-вторых, мы им денег оставим и водки. Водку взяли?
— Взяли, — ответил Иван. — Кстати, и самим бы сейчас не помешало. А то подмерзли.
— У меня вискарь есть, — сказал Тимофей. — Как раз самое время принять. В качестве лекарства. Акинфий Иванович, будете?
— Ну давайте, — охотно согласился Акинфий Иванович.
В кошаре нашлись два граненых стакана. Распаковывать свои не хотелось, и пить пришлось по очереди. Тимофей предложил прикончить бутылку — чтобы меньше на себе тащить. Помочь готовы были все. Тимофей наливал Акинфию Ивановичу побольше, чем другим, и Валентин подумал, что это не просто так: после выпивки наверняка начнутся расспросы.
Так и оказалось. Когда все разлеглись на своих спальниках — лезть внутрь пока не хотелось — Тимофей спросил:
— Акинфий Иванович, а вы по-французски понимаете?
— Плохо, — ответил Акинфий Иванович.
— Мы слышали, как вы на шоссе поете, — сказал Андрон. — Так необычно. Кавказ, глушь — и человек по-французски поет.
— Я французскую попсу люблю, — улыбнулся Акинфий Иванович. — Очень песни у них красивые. Вот и подпеваешь иной раз. Но языком не владею, учил английский. Его нормально знаю.
— А где вы английский учили?
— В школе, — ответил Акинфий Иванович. — Я спецшколу кончал.
— В Нальчике?
— В Москве.
— Так вы тоже из Москвы? — изумился Тимофей. — А где там жили?
— На Арбате. Староконюшенный переулок знаете?
— Ага. А когда сюда переехали?
— В начале века, — ответил Акинфий Иванович. — Но планы строил значительно раньше. Просто тогда боязно было.
— Понятно. А почему решили? Природа, воздух?
— И это тоже, — кивнул Акинфий Иванович. — Много всяких обстоятельств сложилось.
— Расскажите, — попросил Тимофей.
— Да за вечер не успеем, — сказал Акинфий Иванович. — История долгая и странная. Еще подумаете обо мне что-то не то.
— Расскажите-расскажите, — повторил Тимофей. — Я вот сразу, как вас увидел, понял, что вы человек с биографией. Фольклорный, так сказать, субъект. Или объект. Такие даже нашему брату журналисту не часто встречаются.
— А зачем вам моя история? — благодушно спросил Акинфий Иванович.
Видно было, что выпитый им вискарь уже включился в беседу.
— Истории для того и существуют, — ответил Тимофей, уже всерьез ощутивший себя журналистом, — чтобы их рассказывать. Иначе это несправедливо.
— По отношению к кому?
— К историям.
— А… Ну да, можно так вопрос поставить. Ладно. Только я рассказчик плохой. Не лектор. Просто Ганнибал, хе-хе. Так что вы вопросы мне задавайте лучше. Если смогу, отвечу.
Акинфий Иванович допил остаток вискаря в своем стакане.
— Когда вы сюда первый раз приехали?
— В девяностые, — ответил Акинфий Иванович. — Время было лихое и голодное, вы не помните — пешком под стол ходили, а кто-то, может, и вообще фигурировал только в проекте. А вот родители ваши небось хорошо все помнят. Жизнь была опасная, часто жуткая. Но счастливая и бесшабашная, как в детстве…
Он легонько зевнул.
— А почему вы думаете, что в детстве жизнь счастливая? — спросил Валентин.
— Потому что в детстве не знаешь, куда тебя кривая вывезет. Можешь стать героем-летчиком, можешь — серийным убийцей. Можешь — миллионером, реально. Можно уйти в будущее по любой тропинке. А когда перед человеком открыты все дороги, он счастливый и веселый от одного сознания — даже если никуда по ним не пойдет. Все шлагбаумы подняты, из окна видна даль и все такое. Когда взрослеем, шлагбаумы один за другим опускаются, и путей впереди остается все меньше и меньше.