— Знаешь, врешь ты не очень убедительно, — протянул я. — Знахарка не сможет вылечить раненных и ты это знаешь, собственно как и о том, что бабы, которые рожать собрались, сами могут в этом друг другу помочь и ни одна знахарка без специальных трав и снадобий ничего сделать не сможет, если что-то пойдет не так. Об знаю даже я и ты, тоже. Так зачем вы нас остановили?
— Тебя перед народным судом выставить. Кто-то же должен ответить за ваши «заслуги» венценосные идиоты, — он буквально прорычал свой ответ.
— Ты думаешь, что своим рычанием ты заставишь меня наложить в штаны и заскулить, моля о пощаде? — я покачал головой. — Скулить — это удел слабаков, тебе подобных, я прекрасно слышал твои хлюпанья, как только мы приземлились. Так что, хватит строить из себя патриота, отвечай, сколько тебе заплатили за мою голову и не стыдно ли тебе якшаться с длинноухими, которые «знаешь, что делают с нашими девчонками?» — передразнивая его я сделал небольшой шаг вперед, в надежде, что со стороны покажется, будто я оступился. Глядя на бывшего вояку, который с потрохами продал все свои убеждения и страну, в глаза, в которых плескалось недоумение и затем быстро меняющее его привычная мне ненависть, я понял, что снова попал в точку. Какой я наблюдательный оказывается, черт бы меня побрал. Разбойничек с большой дороги не ответил мне, продолжая прожигать взглядом.
— Ну что же, по-хорошему ты рассказать, зачем вы тормознули наш отряд, не хочешь, твоя воля — значит, будем разговаривать по-плохому.
— «Тормознули», «патриота»? — он недоуменно посмотрел на меня, пытаясь понять значения неизвестных ему слов, но тут же метнулся к кинжалу, лежащему на земле.
Я не стал играть в игру кто быстрее, тем более еще до конца не разобрался, что же творится с моей правой ногой. Но если ходить я еще толком не научился, то удар у меня был поставлен очень хорошо.
Я не хотел его убивать, пока это было ненужно, поэтому в последний момент изменил траекторию удара и тяжелый сапог попал не по подбородку, куда я собственно и бил, а по раненному плечу, быстро и резко, не давая ему шанса опомниться и хоть как-то отреагировать на мои движения. Парня отбросило в сторону, и он, взвыв, схватился за плечо, но тут же вырубился, потому что я ему добавил, зарядив куда-то в район печени. После второго удара разбойник потерял сознание, и я смог нагнуться и забрать кинжал с украшенной драгоценным камнями рукояткой, но жутко неудобный и лишенный даже видимости баланса из-за количества этих самых камней, и поместить в ножны на поясе.
— Ваше высочество! — крик Брафорда заставил меня задрать голову, сложить руки лодочками и крикнуть.
— Я здесь! Осторожно, здесь обрыв!
Из кустов сверху показалась голова верного слуги. Оценив обстановку, Брафорд исчез из поля моего зрения, а когда снова появился, то уже ни один, а с капитаном Гастингсом, с которым они принялись обсуждать способы извлечения моего высочества из этой природной ловушки, в которую я угодил благодаря все еще валяющемуся в отключке дезертиру. Пока они совещались, я решил пройтись по оврагу, собрать вещи, которые еще можно было как-то применить, и заодно получше разработать ногу, потому что, боюсь, больше мне пока телеги не видать, верхом придется ехать и ехать довольно долго.
Глава 3
Как оказалось, я ехал на тюках одежды, которые были навалены поверх действительно ценного груза. Не удивлюсь, если впоследствии окажется, что разбойники охотились не только за моей головой, но и за содержимым моего почившего средства передвижения. На дне телеги, которая не разбилась вдребезги, как мне сначала показалось, врезавшись во что-то по дороге ко дну оврага, что это было, я не разглядел — может камень, а может корни какого-нибудь чересчур живучего дерева, все еще лежало кое-какое оружие, включая мой собственный меч в украшенных драгоценными камнями ножнах. Все остальное вывалилось на землю, к счастью, прямо в тюках и мешках. Практически ничего на рассыпалось и не раскатилось по всему оврагу. Я критическим взглядом рассматривал телегу почти пять минут, и пришел к выводу, что если ее аккуратно поднять наверх, то вполне можно снова использовать, даже не слишком укрепляя.
Пока часть спустившихся в овраг воинов разбирала каким-то чудом оставшийся в телеге груз, а другая часть собирала в общем-то немногие раскиданные по оврагу вещи, я старался им не мешать и только прохаживался взад-вперед, разрабатывая ногу. Я все еще не понимал, почему внезапно разучился ходить, если никаких серьезных ранений не заполучил, а при моих падениях больше пострадала именно левая нога, перестановка которой при ходьбе у меня никаких затруднений не вызывала. Если подобное явление связано с какими-то воспоминаниями, то они никак не хотели проявляться, чтобы я наконец-то перестал задавать себе постоянно уйму вопросов, начиная с самого простого — как же меня все-таки, вашу мать, по-настоящему зовут!
Вообще все это приключение, титул принца, преданные люди, эльфы-завоеватели — воспринималось мною как… я даже не знаю, как сказка что ли. Словно я сплю и вижу интересный сон или проигрываю в воображение сюжет недавно прочитанной книги, ставя себя на место принца Бертрана. Меня совершенно не трогали эти эльфы, которые сейчас хозяйничают на моей земле, да что говорить, мне вообще было наплевать на страну, которую мы со всей возможной скоростью пытались покинуть в такое нелегкое для нее время. Это был стратегически верный шаг, потому что, чтобы начать предпринимать определенные шаги в сторону исправления данной ситуации, нужно было как минимум остаться в живых. Причем оставаться живым желательно было именно принцу, все остальные не слишком годились в такой период на роль знамени. Это понимал я, это понимали мои люди, поэтому, как бы они ко мне не относились, но защищать меня будет до последней капли крови, как бы пафосно это ни звучало. Вот только остаться в живых в родной стране не представлялось возможным ни в каком виде и качестве, именно поэтому мы сейчас так стремились пересечь границу и сделать это как можно быстрее. Но… Именно это самое «но» заставляло меня морщиться, разглядывая связанного и валяющегося без сознания разбойника, и заключалось оно в том, что мне все равно. Именно это и было самым поганым, что я прекрасно осознаю, что мне все равно, где я в итоге окажусь, и что потом буду делать, потому что ничего делать мне как-то не хотелось, никакого желания рвать жопу из-за этой земли у меня не было, и это было неправильно. Так быть не должно, ведь это же моя страна, это мои люди, это моя столица, в конце концов, недавно пала, хоть я и не помню подробностей. Это мой отец погиб, и хоть он был паршивым военным стратегом и, судя, скорее по недомолвкам, чем по открытым высказываниям, королем он тоже был не очень, но это мой отец! Так почему я не хочу мстить за его гибель парням в зеленых кафтанах, или как там на самом деле называется этот длинный пиджак? Почему мне все равно, словно все, что меня окружает, всего лишь декорации в спектакле, куда меня позвали на главную роль, причем в самый последний момент, когда утвержденный на эту роль актер слег с инфарктом? Позвать-то меня позвали, вот только актер из меня не слишком хороший, еще хуже, чем из моего отца военный стратег, никак не могу в роль принца-освободителя вжиться, да просто в роль принца вжиться не могу, как сказал бы один классик: «Не верю!»
— Аккуратно, не хватало еще, чтобы мешок порвался. Тогда мы точно здесь зазимуем, пока все соберем, — раздался сварливый голос одного из рыцарей. Я покосился в ту сторону. Двое воинов довольно бережно несли вроде бы небольшой мешок. Мне их имен не называли, а сам я до сих пор ни черта не помню. Мешок казался небольшим, но несли они его с трудом, хоть надетая на них броня и скрывала напрягшиеся мышцы, по тому, как осторожно они двигались, можно было сделать вывод, что ноша довольно тяжелая. Так что рыцари совершенно не зря опасались, что ткань может не выдержать и порваться под весом содержимого. Ну, в этом нет ничего удивительного — золото тяжелый металл, а капитан молодец, сумел из дворца, или откуда мы бежали, извлечь не только мое высочество, но и большую часть не слишком впечатляющей казны. А откуда ей взяться впечатляющей-то? Война дело дорогое и затратное, хорошо хоть что-то в закромах родины осталось, что можно было в мешках перетаскивать, а не в кошелях на ремнях.
Почему я ничего не могу вспомнить?! Ведь побег из охваченного огнем города, в котором кипел бой на каждой улице — это же не поход в соседний ларек за пивком, такое не забывается. А по-другому быть просто не могло, ведь столица-то все-таки пала. Я сжал руками виски, пытаясь таким нехитрым способом заставить мозг работать. Ничего, ни одного всплеска воспоминаний.
Поняв, что насиловать голову нет нужды, она уперлась и ни в какую не хотела делиться со мной воспоминаниями, я возобновил движение, отмечая про себя, что уже именно иду, и правую ногу не подволакиваю на ходу, а довольно твердо печатаю шаг. На ходу я повертел в руках меч в роскошных ножнах, который еще во время разбора нацепил на пояс в предназначенную для него петлю. Намного подумав, вытянул оружие из ножен, крутанул кистью и чуть не выронил вычурную рукоять. Связки запястья протестующее заныли, словно впервые проделывали такой финт. Я что никогда толком не занимался фехтованием? Или как правильнее — тренировками с мечом? Вот конкретно с этим довольно неплохим бастардом. Заменить рукоять на более удобную, срезать все камни и унести в ювелирку, и получится весьма и весьма впечатляющее оружие. Таким мечам давали имена, о них упоминали в легендах, они сами были легендами, и некоторые особо впечатлительные особы совершенно серьезно думали, что подобные мечи являются одушевленными предметами, что они имеют душу, но высочество я или не высочество? У меня просто обязан быть в арсенале подобный клинок. Стиснув зубы, я снова крутанул кистью, заставляя меч описать полукруг. Звук рассекаемого воздуха, волшебный как та флейта, заставил замереть в восхищении. Великолепное оружие, идеальный баланс, и, если подумать, то и камни не слишком-то и мешают, а наоборот, создают подобие ограничителей для пальцев, чтобы ладонь не скользила. Но почему у меня создается впечатление, что толком я обращаться с этим произведением кузнечного искусства не умею. А ведь я знаю принципы.