Новый перевод «Военных законов Сунь-цзы» сделан с учетом новейших данных текстологической работы над «Сунь-цзы». Учтены параллельные версии памятника, включенные в средневековые энциклопедии и, разумеется, его ханьский список (последний, кстати сказать, обнаруживает большее сходство со списками, представленными в энциклопедиях). Примечания к переводу достаточно подробны для того, чтобы читатель смог составить представление об основных проблемах текстологической критики трактата и точки зрения самого переводчика. Едва ли есть необходимость раскрывать в этих примечаниях все детали переводческой работы. Автор счел возможным ограничиться указанием на существенные разночтения и спорные вопросы интерпретации. В ряде мест приведены дополнительные материалы, расширяющие наши знания о взглядах Сунь-цзы на военное искусство.
Вместе с текстом памятника в этом издании впервые в нашей стране приводятся и пространные выдержки из традиционных «десяти комментариев» к нему, так что читатель может составить представление о восприятии «Сунь-цзы» в китайской традиции и о месте, которое этот военный канон занимал в истории китайской мысли и культуры.
Как уже говорилось, первым в ряду классических комментаторов «Сунь-цзы» стоит Цао Цао, мнения которого, выраженные в лаконичных, но тщательно продуманных фразах, приобрели статус образцовых и оказали решающее влияние на формирование всей комментаторской традиции. Хронологически вторым после Цао Цао комментатором был ученый из южнокитайского царства Лян (VI в.), известный под именем «господин Мэн». Современниками династии Тан (VII–IX вв.) были следующие комментаторы.
Ли Цюань (середина VIII в.), известный знаток военного дела, автор нескольких сочинений по вопросам военной стратегии и тактики. Ли Цюань увлекался даосскими тайнами бессмертия и, в конце концов, оставил общество ради отшельнической жизни в горах.
Ду Му (803–852) больше прославился как лирический поэт, что не мешало ему живо интересоваться военной историей. Смысл учения Сунь-цзы он резюмировал в следующих словах: «Претворяй человечность и справедливость, но применяй без стеснения хитрость и сметку».
Чэнь Хао был младшим современником Ду Му и решился составить свой комментарий к «Сунь-цзы» потому, что счел пояснения Цао Цао слишком краткими и туманными. Он часто, но не всегда обоснованно критикует мнения Ду Му.
Последний и наименее влиятельный из танских комментаторов – малоизвестный ученый Цзя Линь.
К эпохе династии Сун (X–XIII вв.) относятся комментарии следующих авторов: Мэй Яочэня (1002–1060), который был, подобно Ду Му, знаменитым поэтом; Ван Си, чьи суждения отличаются особенной оригинальностью; Хэ Янъси, или «господина Хэ», и Чжан Юя (XIII в.). Комментарии последнего, в большинстве случаев, разъясняют и развивают суждения самого авторитетного толкователя Сунь-цзы – Цао Цао.
Поскольку мнения комментаторов часто совпадают и нередко весьма многословны, они приводятся выборочно, причем критерии их отбора не всегда одинаковы: в одних случаях они призваны дать представление об общепринятом взгляде, в других, напротив, указывают на те или иные оригинальные трактовки традиционных понятий и тем. Приводятся и отдельные суждения ученых минской эпохи, живших в XVI в.: Хэ Шоуфа, Ван Янмина, Чжан Цзюйчжэна. Всего же к настоящему времени в Китае существует более двухсот комментариев к «Сунь-цзы».
В эпоху Средневековья военный канон Сунь-цзы был переведен на тангутский и маньчжурский языки. Он также приобрел большую популярность в Корее и особенно в Японии, где ему посвятили подробные комментарии ряд известных ученых и государственных деятелей.
Изучение «Сунь-цзы» приобрело особенно широкий размах в последние десятилетия, когда в нем увидели, наконец, гениальный памятник военной стратегии, а немного позднее – превосходное руководство для современных менеджеров и предпринимателей. В последние годы появились капитальные исследования трактата, которые, кажется, исчерпали все возможности его текстологической критики на сегодняшний день. Особенную ценность представляют работы группы исследователей, издавших серию «Сокровищница китайской военной мысли», а также Ян Бинъаня, Вэй Жулиня, Ню Сяньчжуна, У Жунцзе, Хуан Пуминя, Ли Лина, Ван Чжэнсяна, Хуан Куя, Хэ Синя, Гао Юцяня, японского переводчика Ю. Асано и др.
Интересно, что «Сунь-цзы» очень рано стал известен в Европе: еще в 1772 г. появился французский перевод трактата, выполненный миссионером-иезуитом Ж.-Ж. Амио. Эту книгу, кстати сказать, внимательно изучал Наполеон. Правда, в эпоху колониальных захватов неоспоримое военное превосходство Запада не способствовало изучению китайской военной доктрины европейцами. Лишь в 1905 г. в Токио вышел первый, основанный на японских источниках и очень несовершенный английский перевод трактата «Сунь-цзы», принадлежавший Э. Калтропу. Спустя пять лет вышел в свет еще один английский – на сей раз вполне добротный – перевод Л. Джайлса, который стал на несколько десятилетий образцовым. Только после того как в Китае победили коммунисты, с успехом применявшие на практике максимы древнекитайского стратега, интерес к «Сунь-цзы» на Западе резко возрос. Находка ханьского списка книги и широкое применение идей Сунь-цзы в практике современного менеджмента в Китае, Корее и Японии еще больше подстегнули этот интерес. Последнее десятилетие ознаменовалось появлением целого ряда более совершенных английских и французских переводов трактата. Один из новейших французских переводов, принадлежащий Ж. Леви, содержит выдержки из традиционных комментариев к «Сунь-цзы» и других классических текстов по вопросам стратегии. Новый этап понимания и оценки военного канона Китая представляют его новейшие английские переводы Р. Сойера, Р. Эймса, В. Мэйра, а также коллектива ученых, именующих себя группой Денма.
В 1950 г. появилось русское издание «Сунь-цзы» в переводе академика Н.И. Конрада. Этот перевод снабжен пространными комментариями, по большей части не выходящими за рамки пересказа оригинала. Оригинальным понятиям Сунь-цзы и природе его стратегии в ее системном единстве внимания в них уделено явно недостаточно.
Каллиграфия – красивое письмо
Каллиграфия – искусство красивого письма – с давних времен считалась чем-то сакральным, священным. Ее сравнивают с музыкой, только обращенной не к слуху, а к глазу.
История каллиграфии уходит в глубокое прошлое. Тесно связанная с возникновением письменности, она развивалась независимо во многих культурах по всему миру. Это искусство уже было известно и в Китае в 4000 г. до н. э., и в Риме в 600 г. до н. э.
Выделяется несколько наиболее значимых видов изящного письма: азиатский, арабский и западный. Помимо них существует множество других вариаций: индийская, еврейская, армянская, тибетская, славянская и многие другие. Все они уникальны.
Первые европейские каллиграфические тексты представляли собой перепись и перевод священных текстов Библии и Святых Писаний. А каллиграфия в мусульманском мире обрела определенные особенности, связанные с запретом по Корану изображать людей и животных. Слова, которые складываются в узор или рисунок, этого запрета не нарушают.
В Средневековье многие из арабских правителей брали на себя смелость составить список Корана в течение всей своей жизни, однако до этого они обязаны были научиться первичным правилам каллиграфии. Уже в IX веке эти правители собирали в своих дворцах библиотеки с тысячами священных книг, пытаясь тем самым приобщиться к божественному. Такие библиотеки или центры стали называться «домами мудрости» или «Дар аль-хикма» – в них над переписью и написанием книг ежедневно трудились сот-ни переводчиков и переписчиков. Благодаря тесной связи Корана и каллиграфии арабский народ верил, что эта работа возвышает их над другими людьми и помогает искупить тяжелые грехи.
Кстати, если китайское каллиграфическое письмо называют «музыкой для глаз», то арабскую вязь сравнивают с выверенной научной формулой, потому что в ней огромное значение имели пропорции написанных символов: при их написании высчитывалась строго определенная высота букв и протяженность слова в строке.
В целом же в азиатском искусстве красивого письма главенствует идеографика, то есть умение изображать не буквами, а письменными знаками целые понятия. Эти знаки назвали иероглифами, и ими пользуются китайцы, японцы, корейцы, которые видят в письме прежде всего выражение эмоций. Так, в системе корейской письменности каждый знак, символ и черточка несли в себе глубокий смысл. А в Японии среди самураев каллиграфия вообще считалась пятым видом боевого искусства. Существует даже такое выражение: «Гармония пера и меча» (бунбу итти). На японских каллиграфических свитках часто можно увидеть эти слова. Перо и меч многие века составляли основу жизни японской знати. Получить высокую государственную должность можно было только после успешной сдачи императорского дворцового экзамена – и каллиграфия являлась одним из основных условий успеха, наряду со знанием канонических трактатов по философии. Вообще, японская каллиграфия – одна из практик дзен, такая же, как искусство икебаны, фехтования на мечах (кендо), чайная церемония (чадо) и боевые искусства (будо).
Особое место каллиграфия, конечно, занимает в Китае, являясь одним из самых значимых видов традиционных искусств, в которые, помимо нее, входят игра на лютне, шахматы и живопись. Более того, на законы китайской каллиграфии уже на протяжении двух тысяч лет влияют эстетика даосизма, базирующаяся на красоте природы и естественности, и дзен-буддизм, означающий «сосредоточение ума на совершенном объекте». Считается, что практикующий каллиграфию человек концентрируется только на движении кистью. Находясь в процессе созерцания, он сможет постигнуть свою истинную природу и, следовательно, природу Будды, который находится в каждом существе. Другими словами, каллиграфия позволяет эффективнее медитировать и быстрее познавать себя. В ряде направлений даосизма каллиграфия понималась как способ выражения особого, запредельного состояния сознания.