(Tröll sýna vinsemd. Vinsemd og tryggð trölla)
Скесса Краука(Kráka tröllskessa, JÁ I. 178–180)
В давние времена на горе Блауфьядль жила скесса по имени Краука. Следы ее пещеры видны и поныне, но расположена эта пещера так высоко, что люди туда никогда не поднимаются. Краука причиняла много вреда жителям Миватнсвейта, она нападала на скот, крала овец и даже убивала людей.
Про нее говорили, что она неравнодушна к мужчинам и очень тяготится своей одинокой жизнью. Случалось, Краука похищала из поселка мужчин и держала их у себя, однако никому из них она не пришлась по сердцу, и они норовили сбежать от нее и скорей готовы были погибнуть, чем ответить на ее домогательства.
Как-то раз Краука похитила пастуха с хутора Бальдурсхейм, звали его Йоун. Притащила Краука Йоуна к себе в пещеру и давай его потчевать всякой снедью, а он — только нос воротит. Уж она и так и сяк старалась угодить ему, да все понапрасну. Наконец пастух сказал, что не прочь полакомиться двенадцатилетней акулой[9]. Поворожила Краука, узнала, что такая акула есть только в Сиглунесе, и решила во что бы то ни стало раздобыть для пастуха это лакомство. Оставила она его в пещере одного, а сама пустилась в путь. Прошла она немного, и вдруг ей захотелось проверить, не сбежал ли пастух. Вернулась Краука домой и нашла пастуха там, где оставила. Она снова отправилась в путь. Шла, шла и снова засомневалась: а что, если пастух убежал. Вернулась она в пещеру, видит: сидит пастух, где сидел. В третий раз Краука пустилась в путь и больше уже ни в чем не сомневалась. О ее походе ничего не говорится, кроме того, что она раздобыла акульего мяса и тем же путем побежала домой.
А пастух выждал, чтобы Краука ушла подальше, вскочил и бросился наутек. Увидела Краука, что его и след простыл, и пустилась в погоню. Бежит пастух, а у него за спиной камни грохочут — вот-вот догонит его Краука.
— Постой, Йоун! — кричит она. — Вот тебе акулье мясо! Оно пролежало в земле двенадцать лет и еще одну зиму!
Не отзывается пастух, бежит что есть мочи. Прибежал он на хутор, а хозяин его в это время работал в кузнице. Вбежал Йоун в кузницу и спрятался за хозяина, а Краука уже тут как тут. Выхватил хозяин из горна раскаленное железо и велел Крауке убираться прочь да впредь никогда больше не трогать его людей. Нечего делать, пришлось Крауке убраться восвояси. А вот нападала ли она после этого на хозяина Бальдурсхейма, нам ничего не известно.
В другой раз Краука похитила пастуха с хутора Грайнаватн. Притащила она его к себе в пещеру и давай потчевать всякой снедью. Она-то потчует, а он привередничает, не ест да и только. Наконец пастух говорит, что не прочь отведать свежей козлятинки. Краука знала, что козы есть только в Ахсар-фьорде, и, хоть это было неблизко, решила раздобыть для пастуха козлятины. Однако на этот раз, чтобы пастух не сбежал, она завалила вход в пещеру большим камнем.
Бежит Краука, торопится, добежала она до Ледниковой реки и одним махом, со скалы на скалу, перепрыгнула через реку. С тех пор люди называют это место Прыжком Скессы. Отыскала она в Ахсар-фьорде хутор, где были козы, поймала там двух козлов, связала рогами, перекинула через плечо и тем же путем отправилась домой. Перепрыгнула Краука через реку и решила отдохнуть. Козлов она развязала и пустила в ущелье пастись — теперь это ущелье называется Козлиным. Отдохнув, Краука взяла своих козлов и пошла дальше.
А про пастуха говорят, что, как только Краука ушла, он решил выбраться из пещеры, но не нашел никакой даже самой крохотной лазейки. Зато ему на глаза попался большой и острый нож великанши. Схватил пастух этот нож и давай долбить им камень, которым был завален вход в пещеру. Продолбил он дыру и вылез наружу, а уж там со всех ног припустил домой. Так и добрался до хутора цел и невредим.
Каждый год на рождество Краука устраивала большой пир. Взяла ее как-то досада, что нет у нее на закуску человечьего мяса, и вот вечером в канун сочельника она отправилась в селение. Однако все верхние хутора Миватнсвейта оказались пустыми, их обитатели уехали в церковь в Скутустадир, потому что в тех местах был обычай служить службу в ночь на сочельник. Рассердилась Краука, что зря проходила, и тоже отправилась в Скутустадир. В церкви собралось много народу. Подошла Краука поближе и видит, сидит у самой двери мужик. Она протянула руку и хотела вытащить его из церкви, но он уперся и стал звать на помощь. Мужики, что были в церкви, поспешили ему на выручку и всем скопом навалились на Крауку. Однако она крепко держала мужика и ни за что бы его не отпустила, если бы не вывалился кусок церковной стены. Говорят, будто после этого она пронеслась по воздуху, крикнув, что дыра в церковной стене останется навсегда. И слова ее оказались вещими: южная стена в Скутустадирской церкви стоит с дырой и поныне.
Краука так сильно разозлилась на жителей Миватнсвейта, что поклялась отомстить им страшной местью. На пастбищах Миватнсвейта было большое озеро. Краука пришла туда, наломала деревьев, перемешала с камнями и дерном, и у нее получился большой тяжелый плуг. Этот плуг она протащила через весь Миватнсвейт и пропахала глубокую длинную борозду.
— Отныне здесь будет река! — сказала Краука и пустила туда воду. — И доколе в Миватнсвейте живут люди, моя река будет ежегодно затоплять их луга и пашни. Она так засорит корягами и камнями эти земли, что людям придется их бросить.
Эта река и поныне течет по руслу, пропаханному великаншей. Люди называют ее рекой Крауки. Нрав у реки коварный и злой. Она ежегодно подмывает берега и заносит покосы песком и глиной. Многие земли там уже брошены, они так и лежат загроможденные камнями, хворостом и корягами — всем, из чего Краука когда-то смастерила свой плуг. Заросли у озера Миватн поредели, теперь там едва хватает леса для сооружения плотин на реке Крауки, и старые сведущие люди говорят, что проклятие Крауки еще долго будет тяготеть над жителями Миватнсвейта.
(перевод Любови Горлиной)
Шум, гам и тролли в горах(Trunt, trunt og tröllin í fjöllunum, JÁ I. 183–184)
Как-то два человека пошли в горы собирать мох. Одной ночью они оба лежали в палатке. Один уснул, а другой бодрствовал. Тогда тот, который бодрствовал, увидел, что тот, который спал, выползает наружу. Он пошёл за ним, но с трудом поспевал так, чтобы расстояние между ними не увеличивалось. Человек поднялся на ледник. Тогда второй увидел огромную скессу, сидящую на вершине ледника. Она вела себя так: попеременно вытягивала руки и затем притягивала их к груди, и таким волшебным способом тащила к себе этого человека. Человек прыгнул прямо ей в объятия, и она убежала вместе с ним.
Год спустя люди из его прихода пошли в горы собирать мох в тех же местах. Тогда он пришёл к ним, молчаливый и мрачный, так что с трудом от него добились слова. Люди спросили его, в кого он верит, и он ответил, что верит в бога.
На второй год он снова пришёл к тем же собирателям мха. Тогда он был так похож на тролля, что наводил страх. Тем не менее его спросили, в кого он верит, но он ничего не ответил. В этот раз он провёл с людьми меньше времени, чем раньше.
На третий год он ещё пришёл к людям, он тогда стал настоящим троллем и выглядел очень злобным. Кто-то однако отважился спросить у него, в кого он верит, а он ответил, что верит в «шум, гам и троллей в горах» и потом исчез. После этого он больше не появлялся, люди также не осмеливались несколько лет собирать мох на этом месте.
(перевод Тимофея Ермолаева)
Йоун и скесса(Jón og tröllskessan, JÁ I. 193)
Жил на Севере один крестьянин, который имел обыкновение каждую осень и зиму уезжать на острова Вестманнаэйяр ловить рыбу. У крестьянина был сын по имени Йоун. В то время он был уже взрослый. Йоун был парень умный и расторопный. Как-то раз отец взял его с собой на острова ловить рыбу. Все прошло благополучно, и больше про их поездку ничего не говорится.
А на другую осень отец отправил Йоуна на острова одного, потому что сам был уже немолод и такая работа была ему не под силу. Но прежде чем Йоун уехал, отец строго-настрого наказал ему ни в коем случае не делать привала под скалой, возвышающейся на склоне холма, по которому проходит дорога. Йоун дал отцу слово, что ни беда, ни ненастье не заставят его остановиться в этом месте, и уехал. У него было с собой три лошади — две вьючные и одна верховая. На зиму он собирался оставить их в Ландэйясанде, как обычно делал отец.
Поездка Йоуна протекала благополучно, и вот наконец он подъехал к холму, о котором говорил отец. Был полдень, и Йоун надеялся, что до вечера успеет миновать скалу. Но только он с ней поравнялся, как налетел ветер и начался дождь. Огляделся Йоун и увидел, что удобнее места для привала не найти — и травы для лошадей много, и есть где укрыться от ливня. Не мог он взять в толк, почему бы ему тут не заночевать. Думал он, думал и наконец решил остаться. Расседлал лошадей, стреножил их и вдруг увидел вход в пещеру. Обрадовался Йоун, перетащил туда свои пожитки и расположился поужинать. В пещере было темно. Не успел Йоун приняться за еду, как в глубине пещеры раздался вой. Йоуну сделалось жутко, и он призвал на помощь все свое мужество. Достал он из мешка с провизией вяленую треску, содрал с нее кожу до самого хвоста, обмазал рыбину маслом, снова натянул кожу, швырнул треску в глубь пещеры и крикнул при этом:
— Эй, кто там, берегись, чтоб не зашибло! А коли хочешь, бери и ешь эту рыбу!
Вскоре плач прекратился и кто-то начал рвать рыбу зубами.
Йоун поужинал и лег спать. Вдруг зашуршала галька у входа в пещеру. Он пригляделся и увидел страшную скессу, от нее исходило какое-то странное сияние. Йоуну стало не по себе. Скесса вошла в пещеру.
— Чую человечий дух в моем доме! — сказала она, прошла в глубь пещеры и сбросила на землю свою ношу. Своды пещеры дрогнули. Потом Йоун услышал приглушенные голоса.
— Лучше сделать, чем не сделать, и горе тому, кто за добро не заплатит добром, — произнесла скесса и со светильником в руке направилась к Йоуну.
Она поздоровалась с ним, назвала по имени, поблагодарила, что он накормил ее детей, и пригласила его к себе в гости. Йоун принял ее приглашение, и скесса, подцепив мизинцем ремень, которым были перетянуты его пожитки, перенесла их в глубь пещеры. Там Йоун увидел две постели, на одной лежали двое детей. Их-то плач он и слышал. В углу валялась огромная связка кумжи, которую скесса наловила в тот вечер, от этой-то кумжи и шло призрачное сияние, напугавшее Йоуна.
— На чью постель ты ляжешь, на мою или на детскую? — спросила скесса у Йоуна.
Йоун сказал, что на детскую. Тогда она уложила детей на полу, а Йоуну постелила чистое белье. Он лег и мигом уснул. Проснулся он, когда великанша принесла ему вареной кумжи. Он ел, а она занимала его беседой и оказалась обходительной и веселой.
— Уж не собрался ли ты на острова ловить рыбу? — спросила она.
Йоун ответил, что именно туда он и идет.
— Ты уже нанялся на какую-нибудь шхуну? — спросила скесса.
— Нет, — ответил Йоун.
— Сейчас там на всех ботах и шхунах команды уже набраны, — сказала великанша. — Больше они никого не возьмут. Свободное место найдется только у одного старого бедолаги, который еще ни разу в жизни не выловил ничего путного. Суденышко у него ветхое, того и гляди ко дну пойдет, а гребцы такие же никудышные, как сам хозяин. Дельные люди к нему не идут. Но тебе я советую наняться именно на это судно. Старик не захочет тебя брать, но ты стой на своем, пока он не уступит. Придет время, и я еще отблагодарю тебя за то, что ты накормил моих детей, а сейчас возьми эти два рыболовных крючка. Один оставь себе, а другой дай старику, и, будем надеяться, на эти крючки клюнет много рыбы. Только запомни, вам следует выходить в море последними, а возвращаться — первыми. И смотрите не заплывайте за скалу, что возвышается над водой неподалеку от берега. Как приедешь в Ландэйясанд, увидишь, что последние суда на Вестманнаэйяр вот-вот отойдут. Поезжай с ними, а лошадей стреножь и оставь на берегу. Никому их не поручай, я сама присмотрю за ними зимой. И если дело обернется так, что за зиму ты наловишь рыбы больше, чем сможешь увезти на своих лошадях, оставшуюся навьючь на мою лошадь — она будет ждать тебя вместе с твоими. Я буду рада вяленой рыбе.
Йоун обещал следовать всем ее советам и рано утром покинул пещеру. Расстались они друзьями. О дальнейшей поездке Йоуна ничего не говорится, пока он не прибыл в Ландэйясанд. Последние суда были уже готовы к отплытию. Йоун спрыгнул с седла и стреножил лошадей тут же на берегу, однако не попросил никого за ними присматривать. Люди насмехались над Йоуном.
— Смотри, как бы к концу лова твои клячи не разжирели с такого корма! — кричали они.
Но Йоун не обращал внимания на эти шутки и делал вид, будто не слышит. С последним судном он уплыл на острова. Там и в самом деле на всех шхунах команды были давно уже набраны, и Йоун не нашел ни одного свободного места. Наконец он пришел к старику, про которого говорила великанша, и попросился к нему на бот. Старик наотрез отказался взять Йоуна к себе.
— Не будет тебе проку от этого, — сказал он. — Ведь я не то что рыбы — рыбьего хвоста не выловлю. Посудина у меня ненадежная, гребцы никудышные. В море мы выходим только в штиль. Негоже крепкому парню связываться с такой компанией.
Но Йоун ответил, что в случае неудачи будет пенять только на себя, и уговаривал старика, пока тот не согласился его взять. Он перебрался на бот к старику, и люди, полагавшие, что ему не слишком-то повезло с наймом, еще пуще потешались над ним.
Начался лов. Однажды утром старик с Йоуном увидели, что все суда уже вышли в море. Погода стояла тихая и безветренная. Старик сказал:
— Уж и не знаю, стоит ли нам нынче пытать судьбу. По-моему, не будет нам удачи.
— Испыток не убыток, — ответил Йоун.
Надели они рыбацкие робы и вышли в море. Недалеко от причала Йоун увидел скалу, о которой ему говорила великанша, и предложил старику дальше не плыть, а попытать счастья в этом месте. Изумился старик:
— Здесь место пустое, — сказал он, — нечего и стараться.
Однако Йоун попросил разрешения все-таки закинуть лесу для пробы, и старик согласился. Закинул Йоун лесу, и на крючок сразу попалась рыба. Тогда он отдал старику второй крючок, подаренный скессой, и они стали удить. Короче говоря, в тот день они трижды возвращались на берег с полным ботом рыбы. Всего они поймали по шестьдесят рыбин на каждого, и все это была треска. К прибытию остальных рыбаков у них была уже вычищена большая часть улова. Рыбаки только рты разинули. Стали они пытать старика, где он наловил такую пропасть рыбы, и он рассказал им все как было.
На другой день спозаранок все рыбаки собрались у той скалы, да только, ни один не поймал ни рыбешки. Тогда они поплыли дальше, а старик с Йоуном приплыли на свое место и стали ловить, как накануне. Всю зиму рыбачили они у скалы и наловили по тысяче двести штук на человека. Ни у кого на островах не было такого улова. В последний день они, как обычно, вышли в море и закинули лесы, а когда вытащили их, лесы оказались пустыми — крючки куда-то исчезли. И пришлось старику с Йоуном вернуться на берег ни с чем.
Теперь следует рассказать, что Йоун возвращался в Ландэйясанд на том же судне, на котором осенью приплыл на острова. Всю дорогу матросы потешались над ним, вспоминая, как он обошелся со своими лошадьми. Когда судно пристало к берегу, лошади стояли на том же месте, где Йоун их оставил. Все с любопытством уставились на них — вид у лошадей был такой, будто всю зиму их кормили отборным овсом. Вместе с ними стояла красивая вороная лошадь под вьючным седлом. Спутники Йоуна оторопели, приняв его за всемогущего колдуна.
А Йоун невозмутимо навьючил рыбу на лошадей и отправился домой. Следует сказать, что на одну вороную он навьючил столько же, сколько на двух своих. О его поездке ничего не известно, пока он не приехал к пещере, где жила великанша. Она приветливо встретила Йоуна, он отдал ей рыбу, что была навьючена на вороную, и прогостил у нее несколько дней. Скесса поведала Йоуну, что дети ее зимой умерли и она похоронила их у подножья скалы, где уже был похоронен ее муж. Потом она рассказала, что сама отвязала крючки в последний день лова и тогда же пригнала на берег его лошадей.
— Не получал ли ты за это время вестей из дому? — спросила она.
Йоун ответил, что вестей не получал. Тогда она сообщила ему, что его отец зимой умер и теперь весь хутор достанется ему.
— Ты проживешь там всю жизнь, и тебе во всем будет сопутствовать удача, — сказала скесса. — И нынешним летом ты женишься.
А под. конец разговора она обратилась к Йоуну с такой просьбой:
— Жить мне осталось недолго, — сказала она. — Как только я тебе приснюсь, приезжай сюда и похорони меня рядом с мужем и детьми.
И она показала ему их могилы. Потом она отвела Йоуна в боковую пещеру, там стояли два сундука со всякими драгоценностями. Сундуки эти вместе с вороной лошадью скесса оставляла Йоуну в наследство. Она обещала, что перёд смертью перевяжет их веревкой и поднимет на камни. Йоуну останется лишь подвести лошадь да зацепить веревку за крюки вьючного седла.
— Вороная довезет их тебе до самого дома, — сказала скесса. — Тебе не придется переседлывать ее в пути.
Они расстались друзьями, и Йоун благополучно вернулся домой. Скесса оказалась права: его отец умер. Сбылись ее предсказания и насчет его женитьбы — в начале лета он женился на дочери крестьянина из своего же прихода.
До самого сенокоса не случилось ничего особенного. Но вот однажды Йоуну приснилась скесса. Он тут же вспомнил о ее просьбе и вскочил с постели. Была темная ненастная ночь, выл ветер и хлестал ливень. Йоун велел работнику оседлать двух лошадей, а сам поскорее оделся и собрался в дорогу. Жена спросила, куда он спешит в такое ненастье, но он ничего ей не объяснил, только попросил не беспокоиться, если он будет пропадать несколько дней. С тем он и уехал.
Скессу Йоун нашел в пещере, но у нее уже не было сил с ним разговаривать. Он дождался ее смерти и похоронил, где она просила. Потом отыскал вороную лошадь, она оказалась уже оседланной. Сундуки стояли в пещере на камнях, и в каждом сундуке торчало по ключу. Йоун подвел лошадь к сундукам, зацепил веревки за крюки седла и поехал домой.
С тех пор Йоун долго и счастливо жил на земле своих предков, он был очень богат и удачлив, и люди почитали его. А больше про него ничего не известно.
(перевод Ольги Вронской)
Троллиха похищает девушку(Kona numin af tröllkonu, JÁ III. 248–249)
Однажды некий молодой священник посватался к девушке из другого прихода, и ему ответили согласием. Это было весенней порой, а осенью он с ещё одним человеком поехал за ней. На обратном же пути им нужно было перебраться через гору, и там они угодили в такой кромешный туман, что пришлось развьючить лошадей и разбить палатку.
Все они залезли в палатку, поели и затем улеглись спать, а когда священник проснулся, его невеста пропала. Он решил, что скорее всего она вышла и вот-вот вернётся, но через некоторое время ему наскучило ждать, он вышел со своим спутником наружу и стал звать и искать её. Однако всё оказалось напрасно.
Вечером они стали спускаться обратно и набрели на закате на маленький бедный хутор. Священник дошёл уже до крайности от усталости и отчаяния из-за своего несчастья.
Они постучали в дверь, и оттуда вышел седой старик, он показался им совсем дряхлым. Они попросились на ночлег, и старик ответил, что эта хижина не слишком хороша для них, но другой он им предоставить не может.
Войдя в комнату, они увидели там молодую женщину и шестерых детей, больше же никого не было. Хозяин показал им кровать, где они будут спать ночью, и затем стал расспрашивать их про путешествие. Они рассказали всё, что произошло и выглядели глубоко несчастными.
А старик был достаточно откровенен и сказал, что они, очевидно, имеют дело не с людьми, и когда-то для него было бы развлечением найти девушку, поскольку она, наверное, жива. Едва священник услышал это, как оживился и попросил хозяина как-нибудь помочь, пообещав ему всяческие блага, если у того получится. Но старик сказал, что ничего не сможет, поскольку уже давно бросил подобное, и затем все пошли спать.
Утром на рассвете хозяин разбудил своих гостей и сказал, что негоже больше спать, если они собираются вернуть девушку, и теперь старик показался священнику молодым и бодрым. Он сказал, что пойдёт вместе с ними к палатке, хоть это ничего не значит.
Они сразу поднялись и тронулись в путь, и старик был проворнее всех. Когда они подошли к палатке, старик начертил три круга вокруг неё и усадил остальных во внутрь. Затем он вытащил дудочку и подул на юго-восток. Тогда скалы и холмы открылись и к старику стал стекаться народ, похожий на обычных людей. Все они подошли к внешнему кругу и спросили у старика, чего он хочет. Он грозным голосом спросил, не они ли не забрали девушку священника. Они ответили, что нет.
— Тогда идите с миром, — сказал старик, и они исчезли.
Взял он свою дудочку и подул на северо-восток. Открылись тогда скалы и камни, откуда вышло множество низкорослого, большеглазого и курносого народца, они подбежали, как и предыдущие, к внешнему кругу и спросили, чего он хочет. Он спросил, как прежде, получил тот же ответ, и затем велел им идти с миром, а сам взял дудку и подул на северо-запад.
Открылись тогда скалы, горы и пустоши, откуда вышли рослые и ужасные люди. Они, как и первые, подбежали к кругам, и старик спросил грозным голосом, не они ли забрали девушку. Они отрицали это, а последней пришла старуха, которая вела за руку маленькую девочку. Он спросил старуху, но та промолчала. Тогда девочка сказала, что девушка, о которой он спрашивает, осталась дома.
Тогда старик сказал, что сожжёт их всех и поджарит то, что останется, если они тут же не приведут ему эту девушку. Старухе пришлось пообещать это, и она сразу отправилась за ней, пока остальной сброд ждал там.
Вскоре старуха вернулась с девушкой на руках, и девушка была такой слабой, что старухе пришлось толкнуть её в круг. Она сказала:
— Этим я обрекла своего сына на смерть; плохо будет, если я не отплачу тебе, старик, — и затем они отправились каждый своей дорогой.
Священник же вручил старику большие подарки и к тому же написал отцу девушки о его помощи, и тот тоже прислал ему много денег, и теперь старик разбогател.
С тех пор прошло некоторое время, пока одной осенью старик не пошёл в горы за дровами. Связав вязанку, он уселся рядом, случайно посмотрел на гору и и увидел скессу, которая приводила ему девушку. Она шла, держа в руке большой нож, и, приблизившись к нему, сказала:
— Случилось так, как я подозревала: мой сын, потеряв девушку, умер, и я пришла отплатить тебе и убить тебя.
Старик сказал, что прожил счастливую жизнь:
— Однако выполни мою просьбу, позволь мне перед тем трижды прочитать «Отче наш».
Старуха сказала, что ей всё равно, пусть он только поторопится. Он бросился ничком и стал читать молитву. Она уселась на кочку и поставила локти на колени, держа секиру. Она снова поторопила старика. Он сказал, что почти готов, ему осталось прочитать молитву один раз.
По окончании молитвы старик стал на ноги и сказал старухе поспешить и тут же убить его. Но когда старуха захотела подняться, оказалось, что она пристала к кочке, локти — к коленям, а секира — к рукам. Тогда она сказала:
— Ты всё-таки не оставил свои штучки.
— Да, чёрт тебя возьми, — ответил старик, — и ты сейчас умрёшь из-за этого, если клятвенно не пообещаешь не причинять ни мне, ни этому священнику, ни отцу девочки ни малейшего вреда, а будешь всегда оказывать нам помощь.
Она пообещала это и сдержала обещание, как подобает достойной женщине, и с тех пор всегда была готова помочь старику.
(перевод Тимофея Ермолаева)
Дочь ярла в руках троллей(Jarlsdóttir í tröllahöndum, JÁ III. 250)
Случилось так, что несколько людей из Скагафьёрда, как часто бывало, поехали поздним летом ловить рыбу на Южный Мыс. Они захотели сократить себе путь и отправились через Гримово Междуречье, что вблизи Пустоши Орлиного Озера. Они хотели быстрее добраться и поехали на юг вдоль ледника, но когда они следовали через пустынную местность, началась метель с туманом, и они заблудились. Наконец, они вышли к высоким горам с высокими скалами. Дело близилось к вечеру, и они стали искать себе пристанище. Они нашли рядом с горой пещеру, осмотрели её и разместились внутри со своими лошадьми и поклажей. Они дали сено своим коням, а сами тоже сели есть.
Пока они ели, к ним вышла женщина приятной внешности, но она молчала. Они обратились к ней и спросили у неё имя, а она ответила, что её зовут Асгерд. Они спросили, одна ли она здесь. Она ответила, что больше здесь никого нет. Они спросили, что случилось. Она ничего не ответила, а потом оставила их.
Утром распогодилось, и они собрались в путь. Эта женщина снова пришла и немного поговорила с ними. Они дали ей еды и затем отправились прочь. Один из них был особенно красив. Когда они отъехали недалеко, он похлопал себя по карману и не обнаружил своего ножа. Он вернулся в пещеру и начал его искать.
Тогда пришла эта женщина и спросила, что ему нужно. Он ответил, что ищет свой нож. Она сказала, что поможет в этом и протянула ему нож, и сказала, что сделала так, потому что хотела поговорить с ним наедине. Он показался ей самым благородным из своих товарищей.
— Я хотела рассказать тебе, как я оказалась я тут. Меня увезли из Швеции. Я дочь ярла из Гаутланда, и похитили меня огромные старик и старуха в обличьи зверей. У них был молодой сын, и они собирались женить его на мне, но я попросила отсрочки в полтора года. Но за это время случилось так, что юноша заболел и умер.
Старик и старуха хорошо относились ко мне. Я служила им несколько лет. Старик заболел и умер. Я осталась со старухой, потому что я не знала, что делать в неизвестной мне стране, также я не могла бросить старуху на произвол судьбы. Но вскоре умерла и старуха, и с тех пор я живу здесь.
А теперь у меня к тебе просьба: приди сюда весной и забери меня отсюда, если я ещё буду жива, потому что тяжело здесь жить.
Он пообещал. Они попрощались, и он встретился со своими спутниками, которые ждали его. Весной он отправился на север, разыскал пещеру, нашёл девушку живой и взял её к себе жить.
Ему пришлось вернуться за её имуществом, которое состояло из различных драгоценностей. Он обменял их на хорошую землю для хутора. Затем он женился на Асгерд, и они хорошо жили вместе. Вот и вся история.
(перевод Тимофея Ермолаева)
Скесса и рыбак(Skessan og vermaðurinn, JÁ III. 250–251)
Как-то раз один северянин отправился пополнить свои запасы на Южный Мыс. Он поехал кратчайшим путём мимо Пустоши Орлиного Озера, и случился туман с непогодой, и он заплутал и не знал, где он. Перед ним оказались ледники и бездорожье.
Наконец, он нашёл в скалах пещеру, в которую он вошёл, и подумал, что теперь всё закончится хорошо. Он снял поклажу и дал своим лошадям сено. Потом он пошёл разведать дальше и впереди себя увидел свет и услышал страшный вой.
Объятый ужасом, он пошёл рассмотреть поближе. Увидел он горшок на очаге и некрасивое дитя в плохой постели. Он вернулся назад, развязал свою котомку, взял кусок мяса и принёс ребёнку. Тот начал грызть мясо и замолчал.
Рыбак пошёл к своим лошадям. Тогда вход в пещеру что-то заслонило, и он испугался. Туда вошла огромная скесса с большой связкой форели на спине, прошла мимо лошадей, скинула с себя ношу куда попало и бросилась к ребёнку. Она вернулась успокоенная, поблагодарила его за своего ребёнка и предложила ему пойти ближе к теплу и побеседовать. Он так и сделал.
Взяла тогда женщина целую форель и положила её в горшок. Он сказал ей, что она поступает неправильно, взял одну форель, выпотрошил её и, порубив на куски, бросил в горшок. Она сказала, что у неё нет ничего режущего; он подарил ей свой рыбный нож, и она так ему обрадовалась, будто тот был из золота.
Когда вода закипела, она угостила его форелью и сказала, что вынуждена ловить рыбу каждый день, потому что ей больше не на что жить.
Так он был вместе с ней три ночи и потом начал собираться в дорогу. Женщина сказала ему, что грядёт суровая зима, и чтобы он — когда придёт на Южный Мыс — выпустил своих коней в одном месте, которое она указала, и не вспоминал о них до Крестового Дня, тогда он должен прийти за ними на то же место.
Он сделал так и нашёл их такими отъевшимися, что не нашлось бы коней толще, даже если бы их кормили возле дома.
(перевод Тимофея Ермолаева)
Тролль с Фаускруда и дочь священника(Tröllið í Fáskrúð og prestsdóttirin, JÁ III. 252–253)
Случилось раз так, что у священника из Кольфрейюстада в Фаускрудсфьорде пропала дочь, никто ничего не знал, и её не нашли, где только ни искали. Наконец поиски прекратили, прошло несколько лет, и никто не знал, что с ней сталось.
Но однажды произошло вот что: люди были в море, и поднялся ветер, а в этом фьорде стоит очень большая скала или остров, который называется Фаускруд, и сам фьорд получил имя в его честь. Люди высадились на этом острове.
Когда они поднялись чуть выше, то увидели пещеру; они вошли туда и заночевали там.
Один из этих людей, которого звали Торстейн, искусно пел римы, и он начал распевать Йесуримы [римы об Иисусе], а когда он пропел несколько строф, они услышали, что внутри пещеры кто-то произнёс:
— Теперь моей жене весело, но не мне.
Торстейн ответил:
— Что ты хотел бы услышать?
Ему ответили:
— Больше всего мне нравятся Андраримы [римы о лыжах].
Торстейн начал петь эти римы, а как только закончил, тот, кто говорил раньше, спросил:
— Хочешь каши, Стейни?
Он согласился. Тогда через железную решётку, что была глубоко внутри пещеры, ему протянули большой черпак с горячей кашей. Им очень понравилась эта пища.
Наступило утро, они покинули остров, добрались до берега и обо всём рассказали. Тогда стало понятно, где могла жить дочь священника. Но спустя несколько лет одним утром священник из Кольфрейюстада вышел из дому и увидел на церковном дворе гроб.
Священник подошёл к гробу и открыл его. Он узнал в покойнице свою дочь, вероятно, она умерла от родов. Пока её хоронили, снаружи кладбища стоял плачущий тролль.
Когда гроб закопали, люди увидели, что тролль пошёл к морю и будто бы на лыжах побежал на Фаускруд, и с тех пор его не замечали.
(перевод Тимофея Ермолаева)
Рассказ о Моударе с Горы Моудара(Sagan af Móðari í Móðarsfelli, JÁ III. 253–255)
На востоке перед Валадалем в Скагафьярдарсисле стоит высокий пик, который называется Валадальским Пиком; напротив него стоит маленькая гора, который называется Горой Моудара; в ней есть пещера, которая называется Пещерой Моудара, и обе они получили название после истории, которая сейчас будет рассказана.
Некогда в Видимири жил священник. У него была дочь, которую звали Сигрид. Она была добра и красива. Каждое лето она проводила на пастбище, и вместе с ней работница, которую звали Маргрет.
Как-то на рождество священник задумал читать мессу в Глёймбайре и рано утром отправился туда. Сигрид и Маргрет вышли позже, собираясь быть на мессе в Глёймбайре, но когда они прошли часть пути, то попали во мглу с метелью; девушки заблудились и не знали, куда идти.
После долгого блуждания Сигрид внезапно остановилась и сказала, что дальше идти бесполезно, и что она хочет принести клятву и узнать, не прекратится ли тогда вьюга. Тут она поклялась, что выйдет замуж ни за кого иного, как за человека, которого зовут Моудар.
В тот миг, когда у неё вырвались эти слова, она раскаялась в своей опрометчивости, но тотчас же вьюга утихла, и они вышли к Глёймбайру. Они направились туда, и, когда пришли в Глёймбайр, там уже пели заключительный псалом. Вечером они вернулись домой вместе со священником.
Следующим летом, когда пришла пора выгонять скот на пастбище, Сигрид не хотелось идти, но так как отец попросил её об этом, ей пришлось подчиниться. Сигрид и Маргрет выгоняли скот с пастбища каждый день, но однажды, когда Маргрет ушла домой, а Сигрид умывалась в ручье, к ней подошёл человек очень высокого роста и ласково поздоровался с ней.
Сигрид тихо ответила.
— Ты не отвечаешь мне на приветствие, — сказал пришедший, — однако произошло такое, что ты должна поговорить со мной, ибо ты поклялась выйти замуж ни за кого иного, как за человека, которого зовут Моудар, а я единственный в Исландии ношу это имя. Ты яснее узнаешь о моём положении, когда я скажу тебе, что моя мать — скесса, и живёт она на горе напротив Валадальского Пика; она заманила к себе смертного человека с запада из Васдаля и родила меня от него; она научила меня колдовству, а он обучил меня христианской вере и различным умениям; он умер несколько лет тому назад.
Моя мать заманивала для меня девять девушек, но всех убила, поскольку ей казалось, что ни одна из них мне не подходит. В рождество она сделала для тебя метель и своим колдовством заставила тебя принести эту клятву, и теперь лучше всего смириться с тем, что случилось.
Сигрид отвечала недружелюбно и была очень угрюма, и когда он увидел, что ему её не смягчить, то попрощался с ней, но попросил её быть дома на следующий день, потому что он снова навестит её.
На следующий день Сигрид была сама не своя и жаловалась на здоровье; Маргрет пришлось вернуться домой, а Сигрид осталась на пастбище. Тогда Моудар пришёл туда и сказал ей, что его мать намерена завтра посетить её, и попросил её не бояться, даже если она покажется ей безобразной и огромной; она попросит у неё скир[10], и Сигрид должна дать его в двух наполовину наполненных мисках; этого будет достаточно, и даже если она приставит к ней свой нож, девушка не должна бояться. Затем Моудар отправился прочь.
На следующий день Сигрид осталась на пастбище; тогда пришла скесса; она была большая и злобная. Она поздоровалась с Сигрид; она ответила на её приветствие, став на пороге хлева, и не отступила оттуда, потому что так сказал ей Моудар.
Старуха попросила её дать ей попробовать скир. Сигрид показала ей на наполненные скиром миски, которые она заранее выставила на двор, и дала ей большой черпак, чтобы им кушать.
Старуха жадно глотала скир, пока ничего не осталось, кроме как на донышке во второй миске; тогда она потянулась и сказала:
— Впору накормили.
Потом она взяла большой нож и приставила к груди Сигрид, сказав:
— Сможешь ли ты стать моей невесткой?
А когда она увидела, что Сигрид не побледнела, то отступила и сказала:
— Тебя нелегко испугать, моя девочка!
Затем она, отяжелевшая, медленно пошла вверх по отмели, что выше пастбища, а там на этой отмели есть большой камень, и она споткнулась об него, упала и лопнула.
Тогда туда пришёл Моудар, стащил тело в реку и сказал Сигрид, что колдовство той будет действовать, пока не кончится её век. Он сказал, что больше на пастбище не придёт, но в сочельник он придёт в Видимири и попросится переночевать.
Вот прошло лето, наступила зима и близилось рождество. А в сочельник в дверь в Видимири постучали; люди вышли наружу, и гость оказался весьма высокого роста. Он попросил передать священнику, что хочет переночевать. Тогда один работник пошёл внутрь и сказал священнику, что пришёл человек, который просится на ночлег, но он так огромен, что не поместится в доме.
Священник сказал, чтобы его прогнали прочь, но дочь священника Сигрид перебила и сказала, что вряд ли он начнёт сочельник отказом в приюте. Гостю позволили войти, и хотя он был высокого роста, священнику он понравился; он был опрятно одет, вежливый в поведении и сообразительный. Затем они начали вместе беседовать, и гость был разумен в разговорах. Наконец, священник предложил ему пожить там на рождество, и он принял приглашение.
Прежде чем они расстались, он рассказал священнику всё о своём положении и посватал за себя его дочь, и хотя священник задумывал для своей дочери другую партию, он предоставил это дело на её усмотрение, так как видел, что его дочь связана чарами, от которых не сможет избавиться. Сигрид ответила согласием, и весной была назначена свадьба.
Весной Моудар и Сигрид поженились, и тогда священник предложил Моудару землю для хутора в Скагафьёрде, но он предпочёл прозябать в своей пещере и отвёз туда Сигрид. Ей было хорошо вместе с ним, и она получала всё, к чему ни протягивала руку.
Через год Моудар спустился к Видимири, чтобы крестить ребёнка, но тот вскоре после этого умер; так произошло и со вторым, а с третим умерла Сигрид, Моудар сделал для неё гроб, положил ребёнка рядом с ней и потом принёс его в Видимири.
После этого он некоторое время находился у священника, но постоянно грустил, и как-то раз он ушёл в свою пещеру и не вернулся. Тогда священник отправился справиться о нем и увидел, что вход в пещеру завален камнями, и когда он попал внутрь, то обнаружил там Моудара мёртвым. Тогда он увёз тело из пещеры и велел отпеть покойного в Видимири, а всё ценное он забрал из пещеры к себе домой — и с тех пор там не жили.
(перевод Тимофея Ермолаева)
Модольв с Горы Модольва(Móðólfur í Móðólfsfelli, JÁ III. 256)
Гора Модольва — так называется одна вершина у Озёрной Расселины, в горах по соседству. Там есть пещера, вход в которую сейчас завален.
В этой пещере в давние времена жил некий тролль, которого звали Модольв, и эта гора носит его имя. Он околдовал одну женщину из тех мест. Они начали жить вместе и очень полюбили друг друга. Женщина понесла, но плод был так велик, что она не смогла разрешиться и умерла от родов.
Ночью Модольв перенёс её тело к церкви на Лозняковом Болоте — гроб был искусно сделан; одним утром, когда люди поднялись, он стоял перед дверями церкви, и рядом лежали медное кольцо и палочка с рунами, которая рассказывала, что случилось — и дал церкви это кольцо в плату за погребение.
Тело было похоронено у церкви Лознякового Болота, и с тех пор это кольцо там в двери церкви. А о Модольве рассказывают, что он вернулся в свою пещеру и умер там от горя.
(перевод Тимофея Ермолаева)
Скесса из Домового Ущелья(Skessan í Húsagili, JÁ III. 261)
Между Солнечными Домами в Болотной Долине проходит ущелье, которое называется Домовое Ущелье. Там внутри этого ущелья есть пещера, которая называется Пещерой Скессы. Название это произошло оттого, что там жила одна скесса. Она причиняла людям мало горя. Как-то раз она пошла к морю посмотреть, что оно выбросило на берег. Неизвестно, встретила ли она там кого-нибудь, но по пути домой она замешкалась, потому что у неё начались родовые схватки.
На песках Солнечных Домов есть большой камень; она легла на него и родила ребёнка. К ней подошёл какой-то человек, и она попросила его помочь ей. Человек так и сделал. С тех пор у этого человека на всю жизнь осталась красная полоса вокруг руки, но она сказала, что в ней будет больше силы.
Она попросила, чтобы он разрешил ей поехать на лошади и помог добраться домой. Он ответил:
— Садись верхом, громадина, но не раздави коня.
Она погладила коня по спине и затем села верхом. Так он отвёз её домой. Когда она спешилась, вся спина коня была в крови. Она отблагодарила человека тем, что конь никогда больше не уставал.
Этот камень с тех пор называется Камнем Скессы, и он до сих пор лежит там на песке, и в нём есть углубление.
В другой раз, когда она пошла на берег, ей встретился человек, которого звали Пьетур. Она напала на него; вскоре он был повержен. Но он нашёл выход — схватил правой рукой за волосы на её животе и так повалил её.
Тогда она попросила его сохранить ей жизнь, что он и сделал. Поднявшись, она поблагодарила его за милосердие; она также сказала, что ничего не может поделать с тем, что его правая рука стала синей, но зато в ней будет в два раза больше силы.
(перевод Тимофея Ермолаева)
Троллиха из Скафтафетля(Tröllkonan í Skaftafelli, JÁ III. 263–264)
Много лет назад в Скафтафетле жил бонд, которого звали Бьядни. Он был был отличным кузнецом, но особенно хорош в литье.
Говорят, в долине за лесом Скафтафетля, в одной пещере, которая находится там и по сей день, жила женщина-тролль. Эта скесса была очень дружелюбно расположена к Бьядни; она следила за его овцами зимой и за тем, что море выбрасывало на берег. Часто она сидела в кузнице рядом с ним и скрывалась, когда приходил кто-нибудь, поскольку знала, что у Бьядни могут быть из-за неё неприятности.
Один раз зимой она сказала Бьядни, что на берег выбросило корабль, но все люди мертвы, кроме одного. Она сказала, что надо как можно скорее отправить его на тот свет, иначе он разорит всю Южную Исландию и даже больше. Затем, говорят, она взяла в руку огромную секиру, что принадлежала ей, пошла на берег вместе с Бьядни и отправила этого ужасного чёрного человека на тот свет.
Когда Бьядни умер, скесса была ещё жива. У него остался сын, которого звали Эйнаром, который тоже жил в Скафтафетле; она ему так же доверяла, как и Бьядни. Когда умер Эйнар, скесса ещё жила. У Эйнара был сын, которого звали Бьядни (отец Гвюдрун с Мариюбакки, жены Руноульва, который живёт там сейчас).
Во времена этого Эйнара эта скесса в конце концов умерла. Она прожила два человеческих века с лишним. Впрочем, никто не знал её возраста, когда она пришла к старому Бьядни. Пещера имеется и по сей день, с окном в середине конька крыши, а ложе скессы, говорили, было вырублено в скале. Оно примерно восемь локтей в длину и два локтя в ширину. Говорят, что старый Бьядни сделал дверь со всем убранством на входе в пещеру, чтобы скессе было удобнее жить там.
(перевод Тимофея Ермолаева)