– Езжай! Чем быстрей, тем лучше.
В интернате ребят поселили в одной комнате. Дни мчались скорым поездом. Тренировки, школьные занятия, сборы, видео боев, спарринги. За окном мелькали, как в калейдоскопе, желтые листья деревьев, нахлобученные шапки снега на ветках, молодая зеленая листва. Домой Васька приезжал редко. Его встречали счастливая мама и всегда недовольный отец.
Близился чемпионат России. Палыч все чаще ставил его в спарринг с Володей отрабатывать стратегию и тактику боя.
– Брейк! Ненависть слепа. Слепой боец заранее проиграл.
Володя Коновалов был на год старше Васи. Ребята проводили вместе много учебных боев и подружились. По субботам Вовкин отец подъезжал за сыном на большом черном джипе.
С чемпионата России друзья вернулись с медалями. Палычу светило звание заслуженного тренера России.
Интернат гудел, как потревоженный улей. Настроение у всех было приподнятое. Володя пригласил друга к себе домой отпраздновать победу.
Дом «новых русских» поразил Ваську. Он видел такое только в кино. Сверкали хрустальные люстры, в тонких с золотой каймой бокалах искрилось вино, сладкий аромат духов исходил от красиво одетых женщин. Громко играла музыка, прохладное, немного колючее шампанское было похоже на лимонад.
Стало жарко, в глазах рябило от всего блестящего. Васька вышел в большую просторную прихожую. Там было прохладней и тише. На стене висели картины. С одной из них на него смотрела вполоборота девушка-лебедь с огромными, синими, печальными и добрыми глазами. Толстая черная коса струилась по спине.
«Как будто с мамы срисовали», – успел подумать Васька.
Все остальное он помнил плохо.
Внезапный женский крик вперемежку с глухими ударами за закрытой дверью. Лежащую на полу тоненькую девушку с разбитой губой. И здорового парня-качка, которого он ударил один раз…
Васю осудили на три года «за нанесение тяжких телесных повреждений в состоянии алкогольного опьянения».
Мама писала письма, приезжала один раз на свидание. Худенькая, почти прозрачная, с изморозью седых волос в тяжелых косах.
– Не волнуйся, Василек, дома все хорошо. Ждем тебя с папой домой, – успокаивала она сына, отводя глаза в сторону.
Отец писем не писал.
Тренера отстранили от работы на полгода, но Василий про это не знал. Он отсидел от звонка до звонка и теперь ехал домой. В кармане лежало зачитанное до дыр письмо Палыча: «…Ты спортсмен, сынок. Всякое бывает. Ничто не должно сломать твой дух, даже если судьи куплены…»
За окнами поезда постепенно таяла зима. Замелькали голые деревья и черная, еще спящая земля. Он вышел в тамбур, закурил. Поезд сбавил ход и, свистя и отдуваясь, приближался к его станции. Василий легко спрыгнул с высоких ступенек и зашагал к своему дому.
– Сыночек, родной, дождалась!
Большие руки сына бережно обнимали плачущую от счастья мать. Он узнавал и не узнавал привычную обстановку. Все как будто уменьшилось в размерах – дом, его комната, кухня. Мама приоделась и хлопотала не кухне. Отца дома не было.
– Отдохни с дороги, сынок. А я быстренько пельменей налеплю.
Что-то загрохотало в коридоре.
– Что это ты нарядилась, – раздался голос отца, – все рецидивиста своего ждешь?
Отец как-то тоже уменьшился, заплюгавел, нетвердо держался на ногах. Сын стоял в дверях.
– Извинись! – медленно приближался к отцу Василий.
Тот растерянно дернулся, взгляд забегал. Он как-то весь скуксился. А «рецидивист», на голову выше, не сводя подернутого льдом взгляда, решительно шел на него. Дистанция сокращалась.
– Да я че?.. Это… п-пошутил…
Ночь. Холодная белая луна светит в окна этого несчастливого дома. На диване, свернувшись калачиком, улыбается во сне мать.
Отец не спит, лежит в своей комнате, до боли стиснув зубы. Жгучие слезы катятся и тают в подушке. Он видит свою жену: вот Нина еще девчонка, в которую он влюбился в пятом классе раз и навсегда; вот она провожает его в армию, их первый поцелуй… Долгожданная свадьба. Любимая, как царевна-лебедь, в белом платье и фате. Как они мечтали о сыне! С какой гордостью молодой отец нес голубой конверт из роддома! Разве знал он тогда, что это маленькое чудовище заберет у него ту, без которой он не мог жить? Украдет все: ее нежные руки, наполненный любовью взгляд, ласковый голос, звавший его Коленькой. Они издевались над ним, веселились, смеялись, шептались и тотчас замолкали, когда он входил в дом. Как можно было это вынести?! Ненависть захлестывала его безумной волной. Он пускал в ход кулаки, потом долго винил себя, не находил места. И только водка утешала и помогала. А сегодня этот зэк опустил его окончательно…
Сын первый раз за долгих три года заснул дома. Кровать стала ему узка и мала, натопленная печь дышит жаром. Тихо звучит во сне нежный мамин голос – уплывает, приближается, совсем пропадает:
Нельзя, и все! Точка!
Военный городок. Раннее утро. Стук в каждую дверь. Короткое громкое слово: «Тревога!»
Наши отцы на ходу надевают форму, портупею, фуражку, наспех целуют нас, полусонных, и выскакивают из своих коммунальных комнатушек. Минута, другая – заревели моторы, кто-то запрыгивает на ходу. Машины мчатся в часть. Встревоженные женщины смотрят из окон. Выходить, провожать нельзя!
НЕЛЬЗЯ, И ВСЕ! ТОЧКА!
– Спи, спи, – говорит мама. – Наверно, учебная.
– Как это – учебная?
– Спи, ну-у-у, ненастоящая.
Странные они, эти взрослые. Понарошку, что ли? Тогда почему папа так спешил, мама спать не ложится? Вот у нас все тревоги настоящие. Все взаправду. Например, Ваньку лупят – и наш детский телеграф работает молниеносно: быстро платье, сандалии. Стучу в соседнюю дверь: «Толик, Танька! Ваньку лупят!» И наш ручеек бегущих друзей-спасателей ширится.
Тетя Лида, растрепанная, красная, с ремнем в руках гонится за Ванькой.
– Геть отсюда! – кричит она нам, угрожающе взмахивая военным ремнем с огромной пряжкой.
Мы стоим стеной, плотным кольцом закрываем друга. Зареванный Ванька – за нами. Он затих и присел. Тетя Лида молча разглядывает «команду спасателей». Страшно, но убегать нельзя.
НЕЛЬЗЯ, И ВСЕ! ТОЧКА!
– Тетя Лида, не бейте его! Он больше не будет!
– Тоже мне, защитники нашлись!
– Простите его, тетя Лида. Он больше не будет.
– Что?! Спрятался? Выходи, горе мое луковое!
Тревожно. Наша самая маленькая Ирка бесстрашно выходит вперед:
– Честное слово, тетя Лидочка!
Ее огромные коричневые глаза смотрят умоляюще-серьезно.
– Он больше НИКОГДА-НИКОГДА не будет! – клянется Ирка, приложив свою крошечную ладошку к груди.
Тетя Лида опускает грозный ремень… и вдруг жалуется:
– Так третьи брюки за лето изодрал, поганец! Не напасешься!
А потом, как будто опомнившись, брови сдвинула, застрожилась.
– Геть с глаз моих, беда!
И снова счастье и воля. Мы, свободные и ловкие, как маленькие рыбешки, стайкой носимся по своим детским делам. Ловим кузнечиков. Знаете, какого цвета у них крылья? Розовые, желтые, голубые. И ничего, если у тебя нет с розовыми, можно обменяться. А если у кого-то два – зачем ему два? Просто можно подарить одного, чтобы друг порадовался.
А как вкусна краюха белого хлеба с сахаром! А кусок черного с маслом и солью! Пробовали? Сначала друзей угости. Что? Думаешь, тебе не достанется? Враки! Не было такого ни разу! Только первым откусить нельзя.
НЕЛЬЗЯ, И ВСЕ! ТОЧКА!
Ирка в полынье тонет! Хватается ручонками за крошащийся лед. Ирка тяжелая, неуклюжая, в намокшей шубе и валенках. Ванька падает на лед и ползет. Его за ноги тянет Танюшка, ее тянет Толик, его – Генка. Все ползут. Тянем-потянем – вытащили Ирку! Ох и досталось нам тогда от родителей! Пришлось дедушкой Лениным клясться, что к полынье ни-ни.
Мы с Ванькой решили поженится, когда вырастем. Ну, если он передумает, что за беда – выйду замуж за его брата Генку, он тоже мой друг.
…Страшно сказать, сколько времени прошло с тех пор! Полвека. Ванюшка – генерал, Аленка – врач, Танечка – адвокат, я – психолог, а наша Ирка – председатель Российского Красного Креста. Золотое ведро помощи на днях собрала – десять литров крови для онкобольных малышей. Деда Мороза позвала к сиротам. Да вот ведь какая хитрющая: у каждого ребенка выведала новогоднюю мечту! Клич бросила на Facebook-пространстве – и все у ребят сбылось.
Вот такое нам выпало детство. Без садиков, без кружков раннего развития. Счастьем делились – и его становилось больше. Если другой в беде, бросать нельзя.
НЕЛЬЗЯ, И ВСЕ! ТОЧКА!
А читать и писать мы научились позже.
Первый концерт
Поздние летние сумерки прохладным ветерком остудили знойный воздух, приглушили яркость парковых клумб. Две юные девушки, студентки консерватории, сдали последний экзамен по специальности. Они ели мороженое, помахивали футлярами скрипок и щебетали, щебетали. О чем могут говорить лучшие студентки курса? Конечно, о будущем: о концертах, аплодисментах, мировой славе… и о главной в жизни встрече.
Они уже не грезили «алыми парусами», да и моря в Москве не было, а до бунинских «Темных аллей» им еще расти и расти. Бабушкина поговорка про судьбу, которая и на печке найдет, казалась им безнадежным архаизмом, а вот популярный лозунг «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача» – был для них в самый раз: они были трудолюбивы и честолюбивы. Поэтому план «концерты – успех – деньги – поклонники – любовь» неоновой строкой бежала в их хорошеньких головках.
Жили они в общежитии на Малой Грузинской – Таня и Лялька, скрипачка в третьем поколении, подружились, и не было у них тайн друг от друга, кроме одной, от которой даже при одном воспоминании Таня покрывалась краской стыда и липкого страха.