Читая сейчас воспоминания тех, кто лично общался с наркомом, я обратил внимание, что никто из этих авторов не пишет, что в глазах Берии они замечали злобу, коварство или похоть. Чаще всего в своих мемуарах они указывали, что в процессе разговора с Лаврентием Павловичем они ощущали уверенность и силу, которая исходила от каждого жеста и слова собеседника. Зато в статьях и книгах тех, кто знал о делах этого человека исключительно по «Архипелагу ГУЛАГ», «Детям Арбата» и другим аналогичным «историческим» произведениям, Берия представал перед читателями сексуальным маньяком и кровавым палачом – инициатором репрессий 1937 года.
Лично я не испытывал страха, когда переступал порог кабинета Берии. Да, он был строг к подчиненным и требовал беспрекословного выполнения своих распоряжений. А по-другому тогда было нельзя. С лета 1939 года на СССР в любой момент могла напасть Германия. Польша была лишь прелюдией для Гитлера в его кровавом походе по Европе. Осенью 1939 года удалось почти на два года отсрочить начало войны. Фашисты после молниеносного захвата Польши двинулись дальше не на Восток, а на Запад. У руководства Советского Союза появилось время, чтобы подготовиться к будущей смертельной битве с Третьим рейхом. И задача Берии заключалась в том, чтобы реанимировать почти полностью уничтоженную «врагами народа» Ягодой и Ежовым, а также их многочисленными сообщниками систему органов госбезопасности СССР.
Одна из важнейших задач, которую за короткий срок предстояло решить Берии, – возродить жесткую дисциплину и приучить всех сотрудников, начиная от замов наркома и заканчивая сотрудниками райотделов, соблюдать требования соцзаконности. От чего произошли «перегибы» в 1937 году, когда многие были репрессированы незаконно? От того, что сотрудники наркомата, начиная от руководителя – Ежова и заканчивая рядовыми исполнителями, перестали соблюдать дисциплину и начали в массовом порядке нарушать закон. Почему такое стало возможно? От того, что нижестоящие копировали поведение вышестоящих начальников, а, как известно, «рыба гниет с головы». Причем процесс «гниения» начался еще при Ягоде, который, кроме участия в контрреволюционной организации, «прославился» еще и коррупционными деяниями. Фактически при Ягоде началось разложение органов госбезопасности. А когда его сменил Ежов, то вместо того, чтобы навести порядок и установить железную дисциплину, он предпочел самоустраниться от управления наркоматом и во всем доверял своим сподвижникам, которых расставил на ключевые посты. О «команде» Ежова я подробно писал выше. («Откровения палача с Лубянки. Кровавые тайны 1937 года»[9]. – Прим. ред.).
При Ежове нарушение норм соцзаконности происходило на всех уровнях, начиная от самого наркома внутренних дел и заканчивая комендантами и палачами. Берии пришлось приложить титанические усилия, чтобы выявить и покарать всех нарушителей закона. Всех их расстреляли или отправили на много лет в ГУЛАГ. Многие незаконно репрессированные при Ежове были выпущены на свободу и восстановлены во всех правах.
Поэтому от Берии требовалось не только очистить органы госбезопасности от «зараженных» вирусом правового нигилизма, но и превратить систему НКВД в машину, которая эффективно уничтожала агентов иностранных (в первую очередь германской) разведок, а также всех подлинных врагов советской власти, кто мог оказать содействие Третьему рейху в реализации агрессивной и коварной политики Германии в отношении СССР.
Документы свидетельствуют
По личному указанию Хрущева Берия был «назначен» главным виновником «репрессий 1937 года». Понятно, что Хрущеву нужно было как-то объяснить причины расстрела Берии в 1954 году. Ведь «сеятель кукурузы» незаконно сместил его с поста фактического руководителя страны. А потом решил уничтожить как нежелательного свидетеля. Ведь после XX съезда партии, где Хрущев выступил с докладом «О разоблачении культа личности Сталина», Берия мог много чего рассказать о личном участии Хрущева в незаконных репрессиях в 1937 году и активном содействии преступной деятельности Ежова и его сообщников.
Недавно были рассекречены и опубликованы два важных документа, которые показывают истинную роль Берии в репрессиях 1937 года.
Первый из них – «Постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Воспроизведем его текст:
«СНК СССР и ЦК ВКП (б) отмечают, что за 1937—1938 гг. под руководством партии органы НКВД проделали большую работу по разгрому врагов народа и очистке СССР от многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров из троцкистов, бухаринцев, эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов, белогвардейцев, беглых кулаков и уголовников, представлявших из себя серьезную пищу для иностранных разведок в СССР, и в особенности разведок Японии, Германии, Польши, Англии и Франции.
Одновременно органами НКВД проделана большая работа также и по разгрому шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок, переброшенной в СССР в большом количестве из-за кордона под видом так называемых политэмигрантов и перебежчиков из поляков, румын, финнов, немцев, латышей, эстонцев, харбинцев и пр.
Очистка страны от диверсионных, повстанческих и шпионских кадров сыграла свою положительную роль в деле обеспечения дальнейших успехов социалистического строительства.
Однако не следует думать, что на этом деле очистка СССР от шпионов, вредителей, террористов и диверсантов окончена.
Задача теперь заключается в том, чтобы, продолжая и впредь беспощадную борьбу со всеми врагами СССР, организовать эту борьбу при помощи совершенных и надежных методов.
Это тем более необходимо, что массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные органами НКВД в 1937—1938 гг. при упрощенном ведении следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры. Больше того, враги народа и шпионы иностранных разведок, пробравшиеся в органы НКВД, как в центре, так и на местах, продолжая вести свою подрывную работу, старались всячески запутать следственные и агентурные дела, сознательно извращали советские законы, проводили массовые и необоснованные аресты, в то же время спасая от разгрома своих сообщников, и в особенности засевших в органах НКВД.
Главнейшими недостатками за последнее время в работе органов НКВД и Прокуратуры являются следующие:
Во-первых, работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования.
Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» для производства массовых арестов.
Это привело к тому, что и без того слабая агентурная работа еще более отстала и, что хуже всего, многие наркомвнудельцы потеряли вкус к агентурным мероприятиям, играющим в чекистской работе исключительно важную роль.
Это, наконец, привело к тому, что при отсутствии надлежаще поставленной агентурной работы следствию, как правило, не удалось полностью разоблачить арестованных шпионов и диверсантов иностранных разведок и полностью вскрыть все их преступные связи.
Такая недооценка значения агентурной работы и недопустимо легкомысленное отношение к арестам тем более нетерпимы, что СНК СССР и ЦК ВКП (б) в своих постановлениях от 8 мая 1933 г., 17 июня 1935 г. и, наконец, 3 марта 1937 г. давали категорические указания о необходимости правильно организовать агентурную работу, ограничить аресты и улучшить следствие.
Во-вторых, крупнейшим недостатком работы органов НКВД является глубоко укоренившийся упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми дополнительными данными (показания свидетелей, акты экспертизы, вещественные доказательства и др.).
Часто арестованный не допрашивается в течение месяца после ареста, иногда и больше. При допросах арестованных протоколы допроса не всегда ведутся.
Нередко имеют место случаи, когда показания арестованного записываются следователем в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время, составляется общий протокол, причем совершенно не выполняется требование ст. 138 УПК о дословной, по возможности, фиксации показаний арестованного.
Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока арестованный не признается в совершенных им преступлениях.
Нередки случаи, когда в протокол допроса вовсе не записываются показания обвиняемого, опровергающие те или другие данные обвинения.
Следдела оформляются неряшливо, в дело помещаются черновые, неизвестно кем исправленные и перечеркнутые карандашные записи показаний, не подписанные допрашиваемым и не заверенные следователем протоколы показаний, включаются неподписанные и неутвержденные обвинительные заключения и т. п.
Органы Прокуратуры со своей стороны не принимают необходимых мер к устранению этих недостатков, сводя, как правило, свое участие в расследовании к простой регистрации и штампованию следственных материалов. Органы Прокуратуры не только не устраняют нарушение революционной законности, но фактически узаконивают эти нарушения.
Такого рода безответственным отношением к следственному производству и грубым нарушением установленных законом процессуальных правил нередко умело пользовались пробравшиеся в органы НКВД и Прокуратуры, как в центре, так и на местах, враги народа. Они сознательно извращали советские законы, совершали подлоги, фальсифицировали следственные документы, привлекая к уголовной ответственности и подвергая аресту по пустяковым основаниям и даже вовсе без всяких оснований, создавали с провокационной целью «дела» против невинных людей, а в то же время принимали все меры к тому, чтобы укрыть и спасти от разгрома своих соучастников по преступной антисоветской деяте