– Жан-Поль вернулся?
– Да, но сейчас он говорит по телефону. Зайдешь позже? Или, может, подождешь?
– Нет, спасибо.
Когда я уже собиралась уходить, в дверном проеме нарисовался красавчик Жанпо.
– Привет! Ты ко мне?
– Если у тебя найдется пара минут.
– Джози, не могла бы ты попринимать мои сообщения в ближайшие несколько минут?
– Хм, ладно.
– Спасибо.
Устроившись в его кабинете, я подумала, что лучше было бы просто отправить ему сообщение.
– Спасибо за шампанское и вино. Но это, честно говоря, было слишком.
– Мне не следовало это делать?
– Вот именно, не следовало.
– Но мне действительно было приятно. Правда, я не знал, любишь ли ты вино.
– О, очень даже люблю. Мы все выпили с Клодиной.
– С Клодиной? Это с какой?
– С Клодиной Пулен из кадрового департамента.
– А, да! Она милая.
– Так и есть. После двух бутылок мы оказались в больнице.
– Неужели перепили?
– Нет-нет, ну чуточку, но это длинная история… Знаешь фильм «Танец-вспышка»?
– Э-э, с песней What a Feeling?
– Ты его знаешь?
– Ну да!
– Он же девчачий!
– Точно, но в то время я встречался с разными девчонками, поэтому приходилось «любить» и такое.
– Разумно.
– А при чем тут больница?
– Клодина упала и сломала руку.
– …
Он развел руками в недоумении.
– Помнишь танец девушки, который состоит сплошь из прыжков?
– А, да! Девушка, на которую сначала вылилось ведро воды, а после она танцевала на пилоне.
– Ну… да, правда, я имею в виду тот, где она танцует в спортзале перед судьями.
– Помню, помню. Девушка вся мокрая от пота, она потом еще в судей пальцем тыкала.
– Точно! Помнишь тот момент, где она пятится назад?
– Ну…
– А теперь вообрази себе такое на террасе без ограждения.
На мгновение он схватился за голову, потом откинулся назад, и у него вырвался гортанный смех. Жанпо был так естественен. Я прекрасно могла себе представить, как он за пивом играет с приятелями в карты или смотрит хоккейный матч. Настоящий бонвиван – из тех, что встречаются с любовницами по будням между работой и домом и не обращают внимания на восхищенные взгляды девушек. Пока он хохотал от всей души, я все смотрела на его манящие губы и мысленно уже почти целовалась с ним: я медленно приближаюсь, внутри меня все пылает, мои губы находят его губы, наши головы чуть наклоняются в противоположные стороны, и наши языки – горячие, влажные, жаждущие…
– Диана?
– А… да?
– Все хорошо?
– Да, да, спасибо. Прости, я устала, мы поздно вернулись из больницы.
– Послушай, я сожалею по поводу Клодины.
– Не стоит. Мы сами виноваты: захотели вспомнить юность. Скоро будем над этим смеяться.
– Да уж.
– Когда она вернется, приходи расписаться на ее гипсе, это первый в ее жизни, и она очень переживает. Но не рассказывай никому об этой истории.
– Не беспокойся.
Как истинный джентльмен, он поднялся проводить меня до двери. Когда его правая рука потянулась к двери, левая естественным образом легла мне на плечо, и его тело на долгую прекрасную секунду оказалось совсем близко к моему. Парфюмом он не пользовался. Мне так хотелось потянуть время и еще немного побыть рядом с ним, что я внезапно остановилась:
– Спасибо за карточку.
– Это был искренний комплимент, я хотел, чтобы ты знала.
Тут у меня участилось сердцебиение. Не выйди я сейчас – мне понадобится подышать в бумажный пакет.
– Чао.
– Пока, Диана.
Оказавшись в коридоре, я посмотрела по сторонам – никого. Тогда я сняла туфли и побежала к себе. Более того – проделала этот путь несколько раз туда-сюда. Теперь понятно, что подразумевала Клодина под трамплином.
– Ты не поверишь.
– С тобой что-то случилось?
– Кое-что хорошее!
– Давай-ка расскажи.
– Как ты и советовала, я пошла к Жанпо. Поблагодарила его за вино и за карточку…
– Ты же не пересказала ему наш вечер?
– Нет, вернее, не весь, я только упомянула, что он закончился в больнице. В любом случае твой гипс…
– Из-за чего он у меня появился?
– Ну… из-за…
– Нет, только не…
– Из-за того, что ты оступилась.
– И что я делала, когда оступилась?
– Э-э… танцевала.
– ДИАНА! Все будут смеяться надо мной!
– Да нет же, никто не узнает.
– Алло, Хьюстон! Все узнают, я уверена!
– Что тут такого…
– Для тебя ничего!
– Ты расстроилась?
– Я собиралась сказать, что упала с лестницы, очищая водостоки от листвы, – что-то в этом роде.
– Это слишком скучно.
– Да, но навернуться, воображая себя героиней «Танца-вспышки», – это полный идиотизм.
– Вовсе нет! И потом я попросила Жанпо никому не рассказывать.
– Ладно, будь что будет! Продолжай свою историю.
– Ничего не произошло, но он проводил меня до двери кабинета, и его рука почти коснулась моей…
– И?
– Меня бросило в жар. Это меня так… взволновало.
– И это вся твоя история?
– Согласна, ничего особенного.
– Взволновало, как при возбуждении?
– Это сильно сказано, но в какой-то мере да.
– А у него?
– Что у него?
– У него был взволнованный вид?
– Н-нет, ведь все происходило только в моем воображении!
– Так или иначе, не стоит недооценивать силу сексуальной энергии, он должен был что-то почувствовать.
– В своих мыслях я лишь целовала его, а не запрыгивала на него верхом.
– Пусть так, но он совершенно точно что-то почувствовал.
– Не говори мне этого, а то я буду смущаться при встрече с ним.
– Диана, если он не распоследний идиот, то должен был хоть что-то понять после того, как ты заявилась к нему с той папкой.
– Думаешь?
– У тебя до Жака сколько было парней?
– Не знаю.
– Покажи-ка тете Клодине на пальцах.
– …
– ОДИН? Ты шутишь?
– Еще с одним как-то раз встретилась. Один с половиной.
– Окей, трамплинчик действительно пошел тебе на пользу. Держим курс на французский поцелуй. Ты права, во всем этом есть кое-что хорошее. Хоть какая-то подвижка.
Глава восемнадцатая, в которой я понимаю, что некоторые могут быть прекрасны, даже если им недостает одной четвертинки
Как Шарлотта и предполагала, собирать яблоки нам никто не помог и стоять у плиты тоже пришлось вдвоем. Мы с ней переставили мебель и перевесили рамки с фотографиями, чтобы замаскировать дыры, которые появились из-за моего неловкого размахивания кувалдой и от выдранных колонок. Такое обустройство на скорую руку потребовало от нас немалой находчивости.
– Доминик приедет к ужину?
– Не знаю, если не поздно освободится, но в течение вечера точно появится.
– И как вы оба поживаете?
– Нормально.
– Всего лишь нормально?
– Ну, осенью он стал кое с кем встречаться, и это меня бесит.
– Но вы тогда уже не были вместе.
– Мы тогда только-только расстались.
– Может, он старался тебя забыть?
– С той чертовой дурой?
– Шарлотта, бывшие всегда чертовы дуры. Так уж повелось.
– Нет, но она-то самая настоящая дура.
В истории с Шарлен дурой была я.
– Как думаешь, а если дыру в стене гостиной закрыть большим сундуком?
Александр и Жюстен приехали аккурат к назначенным шести часам с букетом цветов и тщательно выбранным вином: оно подходило и к вегетарианскому рагу, и к мясному. Они были чисто выбриты, одеты, как всегда, элегантно, со вкусом. Их парфюмы – тонкие переплетения пряных и древесных нот – чувствовались только в момент приветственного поцелуя. И как всегда, на них были великолепные яркие рубашки без единого намека на хипстерскую моду. Стоило парням войти в комнату – и свет в ней будто принимал оттенки этих рубашек. Александр – копия своего отца, и сейчас в нем расцветали прекрасные черты Жака, так что мужчина моей жизни никогда не покинет меня насовсем.
Антуан и Малика влетели с опозданием, обливаясь по́том, чего и следовало ожидать. Мой сын нашел девушку себе под стать, которая, как и он, будто жила в каком-то странном измерении, где время текло слишком быстро; им вечно его ни на что не хватало, хотя у них не было ни ребенка, ни котенка. Они вбегали всегда с извинениями – в их опоздании постоянно оказывался виноват кто-то другой, – одетые во что попало, словно собирались в последнюю минуту. Все фразы Антуана начинались одинаково: «У меня не было времени, но…» Я часто задавалась вопросом, как бы им сказать, что, прежде чем надеть рубашку, надо хоть раз утюгом по ней пройтись, но вежливой и ненавязчивой формулировки не нашла, поэтому оставила все как есть. Вопреки ожиданиям, они оба окончили бакалавриат, нашли работу и закрепились на ней. Думаю, таким же образом, тихой сапой, они вполне могли бы завести и воспитать детей. Я уже была готова, как образцовая бабушка, выслушивать сетования на нехватку времени и даже планировала заняться вязанием.
Радость от того, что все они этим вечером рядом со мной, казалось бы, позволяла мне забыть о моем несчастье, но предупредительные жесты с их стороны, знаки внимания, которые плохо скрывали их желание чем-то помочь и утешить, постоянно напоминали о нем. Между прочим, никто ничего не сказал о недостающей или переставленной мебели, даже несмотря на то, что большой сундук из прихожей перекочевал на место нашего дивана, оказавшись посреди гостиной и бросая вызов любым представлениям о хорошем вкусе. Мне подносили воду, вино, закуски, будто я стала безногим инвалидом. Всякий раз, когда я пачкала пальцы, мне протягивали чистую салфетку. Думаю, меня бы даже в туалет водили, если бы я попросила об этом. Я была жертва, брошенная в фамильном доме, оставшаяся на задворках жизни мать. Их взгляды невероятно тяготили меня, и я пыталась отгородиться улыбками и смешными историями, лишь бы показать, что со мной все в порядке. Кстати, рассказы о воздуходувке и сломанной руке весьма повеселили моих новоиспеченных нянек.