Вокруг, насколько хватало глаз, практически ничего не было, кроме сарая, сколоченного из грубой доски, одиноко стоящего посреди поля. Нахохлившиеся воробьи на электрических проводах, кричащие вороны да еще, быть может, где-нибудь трехлапый кот. Эти пустынные просторы походили на мою жизнь. Состояние души вторило времени года.
Экран мобильника сигнализировал, что у меня восемь непрочитанных сообщений. Клодина волновалась. Лучше ее скорее успокоить, пока она не подняла на ноги армию, жандармерию и всю мою семью. Я отозвалась. Мне очень не хотелось, чтобы дети стали еще больше жалеть меня, а Жак почувствовал себя обязанным приехать и вытащить свою бывшую со дна ее существования.
«Я катаюсь на машине. Хочу поразмышлять. Все ок».
«Набери мне, нужно поговорить».
«В ближайшее время, обещаю».
«Нет, прямо сейчас».
«До скорого».
Я была как эквилибристка, сконцентрированная на канате, чтобы не упасть. Поговори я с Клодиной сейчас – вполне могла бы рухнуть вниз.
Колготки явно не предназначены для ношения без обуви. Рифленые выступы на педалях впивались, как лезвия овощерезки. Ноги уже немели – долго мне не продержаться. Казалось бы, ситуация хуже некуда. Но нет, это были еще не все напасти: индикатор уровня топлива намекал, что мне нужно срочно выбираться из этой богом забытой местности. Доехав до цивилизации, я смогу купить пару каких-нибудь затрапезных сапог в каком-нибудь затрапезном минимаркете, где за гроши продается одежда и обувь, за пошив которой людям платят еще меньшие гроши.
Через пару километров я увидела на пороге какого-то зеленого домика дремавшего старика. На нем было стеганое клетчатое пальто как из дешевой сети супермаркетов и бобровая шапка с длинным хвостом. На мое счастье, сон у этого Дэниела Буна[12] был чутким. Я съехала на обочину и опустила стекло:
– Здравствуйте!
– …
– ЗДРАВСТВУЙТЕ!
– А, здравствуйте!
– Не подскажете, как добраться до шоссе?
– Простите?
– ШОССЕ, КАК НА НЕГО ВЫЕХАТЬ?
– А?
Я высунулась из окна, насколько было возможно, чтобы сократить расстояние между нами.
– НЕ МОГЛИ БЫ ВЫ СКАЗАТЬ, В КАКУЮ СТОРОНУ ЕХАТЬ, ЧТОБЫ ПОПАСТЬ НА ШОССЕ?
Он поднес руку к уху, все еще пребывая в полудреме: странная затея – долго сидеть на улице в такой мороз. Продолжать орать, не выходя из машины, было невежливо, но мне кажется, что и продолжать дремать, как делал он, тоже невежливо. Ничего не поделать, мне пришлось выйти и добежать до лесенки, ведущей к порогу дома. От камней и холода босые ноги буквально раздирало. Жаку стало бы дурно от самой идеи ступить без обуви на голую грязную землю, которая наверняка вся была в испражнениях животных и плевках.
– Добрый день! Простите за беспокойство.
– Добрый, добрый!
– Да, здравствуйте! Я немного потерялась, не могли бы вы подсказать, как доехать до шоссе?
– Что-что?
– Я ИЩУ ШОССЕ.
– Вы откуда выбираетесь?
Откуда я выбиралась? Бред какой-то. В физическом плане я не выбиралась, а стояла перед ним, что за нелепый вопрос. В психологическом – я понятия не имела, откуда могла выбираться, разве что из безнадежного хитросплетения мрачных мыслей.
– У вас нет башков?
– А, башмаков! Были, но я выбросила их в кювет.
Я надеялась, что теперь-то старик ответит на мой вопрос, но он и не думал этого делать.
– Тогда зайдите, бедное дитя, так ведь и умереть недолго.
Судя по тому, с каким трудом он встает и идет к двери, ему было лет сто. Казалось, у него не гнулось ничего, даже шея. Он двигался, как робот первого поколения. У некоторых людей тело живет непозволительно долго.
В единственном помещении на первом этаже висел запах горелого масла. Из помятой кастрюльки, что стояла на плите посреди комнаты, поднимался легкий аромат. Вероятно, там, в кипящем водовороте, кружились овощи. На стенах было полно фотографий: и очень старых, и поновее. Все рамки висели криво-косо, точно после землетрясения. Приземистый старичок – я оказалась выше его на добрую голову – прямо в обуви прошел к большущему деревянному сундуку в глубине комнаты.
– Дам вам одни тапочки. У меня их на целую армию хватит, а здесь они ни к чему.
– Нет-нет, я не хочу, чтобы вы отдавали мне тапочки.
– С тех пор как умерла моя жена, я всегда хожу по дому в уличной обуви.
Старик засмеялся, явив жуткую морщинистую гримасу и ряд почерневших обломанных зубов, для которых наверняка годилась только мягкая пища. Жаль, ведь в этих местах, должно быть, можно грызть свежую кукурузу.
– Но я не могу их принять.
– Какого цвета на вас одежда?
– Какого цвета?
– Моя жена навязала тапочек разных цветов, чтобы к любой одежде подходили, как она говорила.
– Вот как! У меня черная одежда.
– Черная? Вы направляетесь на похороны?
– Хм, нет, просто люблю черный цвет.
– Как-как?
– НЕТ, ПРОСТО ЛЮБЛЮ ЧЕРНЫЙ ЦВЕТ!
Он читал по губам, и я старалась четко проговаривать слова.
– А, ну хорошо. Я спросил, потому что грядет мертвый сезон, а перед зимой старуха с косой всегда проводит уборку. Что ж, дам-ка я вам вот эти, а если размер не подойдет, поройтесь в сундуке сами. Должно быть, ноги у вас большие. Я так говорю, потому что вы, похоже, высокая.
Он протянул мне два разных тапка – бело-зеленый и коричневый, – связанные из прочного «фортрела»[13], как говаривала моя бабушка. Они были жесткие, как и все синтетическое. На меня даже какая-то ностальгия накатила.
– Большое спасибо, вы спасаете мне жизнь. Забавный день у меня сегодня получился.
– КАК?
– СПАСИБО! У МЕНЯ СЕГОДНЯ БЫЛ ПЛОХОЙ ДЕНЬ!
– Ну-ну, а у меня для вас хорошая новость.
– Вот как?
– Суп готов.
– О!
– Вы заплутали и теперь, должно быть, голодны.
Голодна я вовсе не была, но мне не хотелось испортить единственный хороший момент за весь день. Старик направился к кухне и вернулся с двумя деревянными мисками и черпаком как из детских сказок. Спросить я не осмелилась, но была готова поспорить, что он сам их вырезал.
– Садитесь ближе к огню, чтобы согреться.
Я послушалась. Опасности не было никакой: этот несчастный полуглухой и полуслепой старичок передвигался со скоростью черепахи. Даже в тапочках из синтетической пряжи я могла улизнуть от него обычным шагом. На удивление уверенно он налил суп в тарелки, почти на ощупь, полагаясь лишь на его запах и жар. И на опыт, вероятно.
– А из чего у вас суп?
Он меня не услышал.
– Держите, юная леди.
Старик протянул мне миску и сел на стул рядом со мной напротив огня. Увидев плавающий кусок репы, я подумала о сезонных овощах, а то, что было похоже на мясо, навело меня на мысль о попавшихся в расставленные ловушки зверьках.
– Вы давно живете совсем один?
– КАК?
– ВЫ ЖИВЕТЕ СОВСЕМ ОДИН?
– Я слишком старый для вас, юная леди. Ха!
– Пф…
– Шучу. Вы уже не маленькая.
– Ха!
– Живу я один, но под конец дня приходит Мариетта.
– Каждый день?
– В рай хочет попасть. А чтобы прощение Всевышнего получить, ей приходится что-то предпринимать.
– Все такие.
– Это моя сестра. Ей восемьдесят два – молоденькая совсем. Такая неугомонная, просто невероятно.
– А вам сколько лет?
– А?
– СКОЛЬКО ВАМ ЛЕТ?
– Говорят, девяносто четыре, но думаю, что преувеличивают.
Если то, что «говорят», правда, тогда он застал Великую депрессию, Вторую мировую войну, Элвиса, первый телевизор, падение Берлинской стены, принятие нового флага Квебека и изобретение многих штуковин, существование которых нас радует или злит, например воздуходувок. А скольких он похоронил! И вот он спокойно, как ничем не примечательный человек, прихлебывает суп прямо из миски, пальцами проталкивая в рот повисающие на губах волокна овощей. Я тоже решила обойтись без ложки. Бульон с разваренными овощами, нечто среднее между похлебкой и супом-пюре, оказался очень вкусным. Даже если он был из белки, то приготовилась она хорошо. В этом доме мои неприятности почему-то не угнетали меня, будто они остались дожидаться на улице стаей голодных волков. Все, что совсем недавно мне не давало нормально дышать, вдруг стало совершенно неважным. Я сидела в старых непарных тапочках и ела вкусный суп.
– Я только что потеряла работу.
– У вас есть дети?
– Да, но они уже взрослые, у них теперь своя жизнь. Только младшая еще учится.
– Нет детей?
Я улыбнулась и показала три пальца.
– Они здоровы?
– ДА, ВПОЛНЕ!
– Хорошо. Когда дети здоровы…
– Это правда. Я СЕГОДНЯ ПОТЕРЯЛА РАБОТУ!
Старик вынул из рукава тряпичный платок, вытер им рот, глаза, потом в него же высморкался. И я подумала, берет ли Мариетта время от времени на себя труд стирать этот платок. Вид его несколько настораживал.
– Найдете другую. Вы не больны?
– НЕТ!
– Когда ты здоров…
– СЕГОДНЯ ВЕЗДЕ НУЖНЫ ДИПЛОМЫ!
– Получите новую специальность, вы еще молоды. И потом, у вашего мужа ведь есть работа?
– Мой муж ушел.
– А?
– МОЙ МУЖ УШЕЛ!
– Куда ушел?
– Далеко… Далеко-далеко. – Я показала жестом, что он где-то на большом расстоянии.
– Он умер?
– Нет. ОН ПРЕКРАСНО СЕБЯ ЧУВСТВУЕТ! Возможно, даже слишком прекрасно.
И каждый, погрузившись в собственные мысли, допил-доел суп до дна миски.
– Чтобы вернуться на главную трассу, нужно доехать до шоссе номер семь, повернуть направо и двигаться до самого конца, там вырулить на улочку, огибающую церковь, и ехать до зеленого указателя. Церковь по-прежнему стоит, только службы там давно не проводятся.
– ЖАЛЬ!
– Нет! Так даже лучше! Никогда не выносил всех этих священников… Кстати, взгляните на скамейку вон там, в глубине. Я взял ее себе, когда разбирали убранство церкви. Хотя, если посчитать, сколько денег я там оставил, мог бы забрать и целый ряд скамеек.