– О боже! Я уж было испугалась, что тебя нет дома. Слава тебе господи! МАЛЬЧИКИ, ХВАТИТ БЕГАТЬ, ИДИТЕ СЮДА, ТЕТЯ ДИАНА ДОМА!
– Вот только у тети Дианы сегодня нет никакого настроения с ними сидеть. Терпение мое на исходе, и я вполне могу их прибить.
– Но тебе же уже лучше?
– Вовсе нет.
– А выглядишь ничего.
– Это обманчивое впечатление.
– Окей, понятно. Смотри, я сначала на занятие, потом немного перекушу с девчонками и тут же вернусь. Я даже на вечеринку не останусь.
– Нет, не сегодня, Жасинта, извини. Я не смогу. Надо было позвонить заранее.
– Но я пятьдесят раз звонила! Ты не отвечала!
– Потому что у меня нет желания ни разговаривать, ни принимать гостей.
– Понимаю, но это глупо, очень глупо. Я была так рада, что смогу наконец посвятить себе один вечер, ну хоть какое-то время. Иногда я задаюсь вопросом, как еще не сошла с ума. Кручусь-верчусь с утра до вечера, и Жоржа вечно нет дома.
– Да, понимаю тебя. Я через все это прошла, ведь у меня трое детей. И никакой тети, которой я могла бы каждую неделю сдавать детей, у меня не было. Мне никто никогда не помогал.
– Я считаю совершенно глупым, что за ваш разрыв приходится расплачиваться детям. Ведь для них это тоже особый день недели.
– А ты поезжай к своему брату! Он же не умер!
Тут она состроила такую козью морду, что стала похожа на свою мать.
– Что ж, выбора нет, пропустим еще одно занятие. Знала бы, не стала бы их забирать так рано. Супер! А дома и поужинать нечем… ОКЕЙ, МАЛЬЧИШКИ, УЕЗЖАЕМ, ТЕТУШКА СЕГОДНЯ НЕ МОЖЕТ!
– Надеюсь, ты найдешь кого-нибудь надежного, кто бы за ними приглядывал.
– Кого-нибудь надежного?
– Да, думаю, что с меня довольно.
– Серьезно? Ты и нас сливаешь? Я в шоке! Мадам разводится, жизнь остановилась, все кончено, пошли вы все к чертям, убирайтесь!
– Это я в шоке от того, как нагло ты приезжаешь сюда каждую неделю, чтобы сбагрить мне СВОИХ детей, приглядывать за которыми предложил ТВОЙ брат, а не я, НЕ Я, но, несмотря на это, именно я занималась ими почти КАЖДУЮ неделю в течение двух лет, ДВУХ!
– Поверить не могу! Все это время я думала, что ты с удовольствием это делаешь!
– Да, но я делала бы это с еще бо́льшим удовольствием, если бы присматривала за ними время от времени, как тебе и было предложено.
– Но что для тебя один вечер в неделю?
– То же, что и для тебя! Абсолютно то же самое!
– Твои дети уже разъехались!
– Так это дети и твоего брата тоже! К тому же Жак не один, они вдвоем!
– Ладно, забудь, возвращаюсь домой, к черту занятия, нет так нет. Даже если я вскоре скопычусь, ничего страшного, ведь наша мадам желает проводить все вечера в одиночестве.
– ЭЙ ТЫ, ЖИРНАЯ КОРОВА! ЭТО НЕ ТЕБЕ ПЛОХО, НЕ ТЕБЕ, А МНЕ! МНЕ! Я НИКОГО НЕ ДОНИМАЮ, А МЕНЯ ДОНИМАЮТ ВСЕ: ТВОЙ БРАТ, ТЫ, ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ. ДА ПОШЛО ВСЕ! ПОСТУПИ КАК ВСЕ – НАЙМИ НЯНЮ! ТЫ ВОТ СИДЕЛА С МОИМИ ДЕТЬМИ, КОГДА КАЖДЫЙ ВЕЧЕР БЫЛ В ТВОЕМ И ТОЛЬКО ТВОЕМ РАСПОРЯЖЕНИИ? ВЕДЬ НЕТ, НИКОГДА, НИКОГДА, НИ ЕДИНОГО ХРЕНОВА РАЗА! ЧЕМ ТЫ ЗАНИМАЛАСЬ КАЖДЫЙ ВЕЧЕР, ХРЕНОВА ТЫ ЭГОИСТКА? А?
– Не надо было мне так сквернословить при детях.
– О боже! Как бы мне хотелось при этом присутствовать…
– Погоди, это не конец. Захлопывая за ней дверь, я услышала шепоток типа «Бедный мой брат, понимаю теперь…», что-то в таком роде. Меня это взбесило.
– Вот стерва!
– Тогда я снова открыла дверь и крикнула ей вслед: «Эй, жиртрест, ты слишком старая и слишком толстая, чтобы носить легинсы! Верблюжья лапка видна!»
– Она носит легинсы вместо брюк?
– Йес, мадам, еще и с рисуночком.
– Надеюсь, тебе полегчало?
– Нисколько. Закрыв дверь, я рухнула на пол и проревела весь вечер.
– Это нервы.
– Но все равно я буду скучать по этим двум сорванцам.
– Ладно, все это печально. Но мы что-нибудь придумаем.
Усилия Клодины оказались напрасными, уход Жака пользы мне не принес: Жак сортировал и выносил мусор, делал компост, часто готовил еду – и получше, чем я, – закупал продукты, оплачивал счета, помнил о важных встречах, никогда не опаздывал, опускал стульчак унитаза, любил вино и хорошую еду, моих подруг, а по субботам приносил мне в постель маффины со злаками и орехами. В плане быта у меня не было повода радоваться его отсутствию, не считая некоторых мелочей. «Другая», должно быть, уже видит в своем любовнике еще и отличного многозадачного партнера. Оттуда ему вряд ли позволят сбежать. Когда тщательно выбираешь мужа, то не хочешь его ни с кем делить.
– Тебе, наверное, опротивело двадцать пять лет слушать одни и те же истории?
– Нет, он классный рассказчик.
– Тогда он плохо одевался.
– Нет.
– Храпел?
– Нет.
– Вонял?
– Нет.
– Даже когда спортом занимался?
– Даже тогда.
– Он был неорганизованным?
– Я более неорганизованна.
– Он никогда не слушал твои рассказы, только делал вид, что ему интересно?
– Это не так.
– Он мыл по субботам свою тачку у гаража?
– Он никогда ее не мыл сам.
– Надевал носки с сандалиями?
– Нет.
– И всегда был спокоен?
– Будто никогда не умрет.
Когда мы перебрали все, у меня возникло ощущение, что я зависла над бездонной пропастью. Каждый изъян, которого в нем не оказывалось, подчеркивал мое собственное несовершенство, и в конце концов я убедилась, что все эти годы была недостойна человека, женившегося на мне, судя по всему, скорее из жалости, чем по любви.
– Так, ты преувеличиваешь, это никуда не годится. Ты сейчас в той стадии переживания горя, когда превозносишь своего бывшего, боготворишь его и уничижаешь себя. Это нормально, не бери в голову, скоро пройдет. Таким замечательным он, конечно, не был, ты это поймешь на стадии отрешенности. А пока придумаем еще что-нибудь.
– Бесполезно.
– Это поможет убить время. Потому что времени тебе понадобится, судя по всему, немало – не похоже, что он скоро станет говнюком в твоих глазах.
– Он никогда не станет говнюком.
– Возможно, надо подумать о радикальных средствах.
– Например?
– Есть почти стопроцентный способ перевернуть игру.
– Пф…
– Но я уверена, что это не в твоем духе. Я знаю очень многих, кто проделал такое, но это не в твоем духе, и навязывать не буду, к тому же я не поручусь, что все выйдет как надо.
– Что за бред ты несешь?
– Жак, быть может, не такой уж идеальный супруг, дорогая моя.
– Да, он обычный человек, но для меня всегда был безупречным джентльменом.
– Глупости! Он изменял тебе, вел двойную жизнь! А потом еще и обвинил тебя в том, что ты скучная!
Я думала, чем больше повторяешь какие-нибудь слова, тем они сильнее затираются, мельчают, становятся обмылками, выскальзывающими из рук, а они, наоборот, обрели невероятно разрушительную силу и теперь растекались внутри меня нефтяным пятном. Скучная, как унылый пейзаж.
– Подлый прием, очень подлый, да ты просто…
– Кто? Ну давай же! Кто я? Встряхнись! Разозлись на меня! Ради тебя я потерплю! Разозлись на меня, разозлись хоть на кого-нибудь! Жак твой не вернется, все кончено, дорогая моя! Он ушел к своей тридцатилетней шлюшке!
– Ты говоришь так, потому что сама обломалась и Филипп не вернулся к тебе!
– Но твой дорогой Жак тоже не вернется, ты отрицаешь действительность, бедняжка моя, хватит мечтать, уже не один месяц прошел! Он такой же говнюк, как другие, и так же, как и другие, предпочитает свежую плоть.
– У него сейчас трудный период, это всего лишь интрижка.
– НЕТ! Он ушел к ней жить! Алло, Хьюстон! Он ушел, Диана, очнись!
– Но мы женаты…
Тут она попятилась, будто я сказала, что у меня лихорадка Эбола.
– Окей. Но давай сейчас раз и навсегда кое о чем договоримся: прекрати твердить об этом, в офисе на обеде над тобой уже все смеются.
– Кто? Из-за чего?
– Рассказывая о своем разрыве с Жаком, ты всегда подчеркиваешь, что вы по-прежнему в браке.
– Но мы еще женаты, разве это ничего не значит?
– Нет, Диана, ничего это не значит. Если разлюбил, то разлюбил, и никакой брак тут не поможет. В браке нет ничего волшебного, ни от чего он не защищает.
– Но супружеские союзы крепче, они дольше держатся, есть же такая статистика!
– Статистика никогда не учитывает любовь, моя дорогая!
– Какая ты циничная, Клодина, это печально.
– А ты, Диана, оторвана от жизни, ты «не в сети», и это печально.
В век технологий, что управляют нашей жизнью и обновляются с регулярностью смены времен года, матерям не привыкать слышать в свой адрес «ты не в сети» в прямом и переносном смысле. Так что подобное обвинение я проглатываю на раз-два. Пустяки.
Я притащила свою тушку (скучной замужней женщины «не в сети») в ресторан, где меня ждала моя милая дочка Шарлотта, будущий ветеринар, большая умница (даже не верится, что я ее мать). С тех пор как ушел ее отец, она стала частенько встречаться со мной, чтобы подбодрить. Моя дочь – прекрасная самоотверженная душа – хотела спасти весь мир. Впрочем, я подозреваю, что она выбрала ветеринарную медицину, поскольку животные более наивны. Стоит их пожалеть, немного приласкать – и они тут же доверяются нам, подобно тому, как легковерные люди попадают под влияние всяких гуру, с той разницей, что от животных в ответ мы получаем безграничную, безусловную привязанность.
Любезного официанта, который резво подскочил и предложил аперитив, я, вопреки собственным привычкам, попросила принести большой бокал белого вина. Мне нужно было настроиться, ведь предстояло разыгрывать из себя мать, которая держится молодцом.
– Привет, мама!
– Привет, красотка моя! Как экзамены?
– Э-э, сессия еще не началась.
– Точно, прости, я слишком рассеянная. Тогда как твои дела?
– Все супер.
– С отцом говорила?
– Да.
– Когда?
– Кажется, позавчера.
– У него все в порядке?
– Да, да, все хорошо.