– Ну и славно.
Для встреч с детьми я разработала повестку дня, которой неукоснительно придерживалась: учеба или работа, Жак, личная жизнь детей, ближайшие планы. Так я ничего не забывала, и складывалось впечатление, что мы можем безболезненно говорить обо всем на свете, в том числе о нем. Поначалу я даже писала шпаргалку на руке.
– Перед приходом сюда я заскочила домой и увидела, что ты расколотила диван.
– Хотела его вынести, а он в дверь не проходил, вот я его и разломала.
– Можно же было разобрать.
– Да ну, разбирать – это сложно. А кувалдой я быстро управилась.
– Ты другой диван заказала?
– Пока нет.
В моем подсознании, где-то очень глубоко, засело, что не надо выбирать новый диван, не посоветовавшись с Жаком.
– Тогда зачем нужно было торопиться выносить старый?
– …
– Я подумала, не пройтись ли нам по магазинам?
– Тебе что-то нужно?
– Нет, просто предлагаю немного прошвырнуться. Когда захочешь.
– Ладно.
– Когда тебе плохо, покупка какой-нибудь вещицы всегда идет на пользу, правда же?
– А тебе плохо?
– Мама!
– Слушай, у меня идея: отпрошусь-ка я с работы на вторую половину дня. Ты свободна?
Девушка, помогавшая мне выбрать джинсы, сама носила жутко узкие. Теоретически ягодиц должно быть две, но у нее они превратились в одну со швом посередине, который с трудом удерживал всю эту мясистую плоть. Я не осуждаю, а лишь констатирую факт.
Она хотела, чтобы я примерила скинни – плотно облегающие, похожие на легинсы джинсы: передок в них так откровенно не выделялся, как в легинсах, но фигура менее уродливой не становилась. Шарлотта за спиной у продавщицы показывала протестующий жест всякий раз, когда не одобряла ту или иную модель. Для меня идеалом джинсов оставались те удобные и сексуальные, как в рекламе Levi's восьмидесятых годов на юной леди, прекрасно чувствовавшей себя «не в сети».
В зеркале примерочной, в беспощадном неоновом свете, моим глазам, «омытым» двумя бокалами белого за обедом, предстало мое тело во всем своем убожестве. Несмотря на потерянные в последние недели килограммы, ноги казались тяжелыми, дряблыми, непригодными к ношению тела. На толстом и тоже дряблом животе морщинилась блузка. Грудь, слишком маленькая, чтобы выступать вперед или вызывать желание, целомудренно скрывалась под тканью. Во всем читалась скукота: в моей бесформенной фигуре, тусклых волосах, в темных кругах под глазами, в блеклой одежде, неброском макияже. Понятно, почему такой мужчина, как Жак, стал умирать со скуки, ведь ею пропитана каждая клеточка моего тела.
Я опустилась на пол, в грязь, оставленную всеми, кто побывал здесь до меня. Я не могла ни двигаться, ни говорить. Боль пригвоздила меня к земле, будто сила притяжения вдруг утроилась. В проеме под дверцей примерочной я видела ноги людей, продолжавших спокойно жить. И завидовала. Раз уж я в жизни ничем не выделялась, то могла бы хоть в смерти отличиться: никогда не слышала, чтобы кого-нибудь нашли бездыханным в примерочной, сраженного собственным уродством.
Когда я перестала выходить и откликаться, Шарлотта пролезла ко мне в кабинку. Ей пришлось чуть ли не ползти, чтобы не ободрать себе спину. Она присела рядом со мной и, не говоря ни слова, по-женски меня обняла. Моя Шарлотта, моя малышка. В ее молчании я угадывала: «Все будет хорошо, мама, все будет хорошо, я люблю тебя, мамочка». Она старалась не дышать, словно тоже хотела исчезнуть. Ни о чем не спрашивая, она погружалась вместе со мной в зыбучий песок. И от этого возникало желание повеситься.
– Ну что, размер подходит?
– Супер.
– А как тебе скинни?
– Тоже супер.
Тут меня разобрал безумный смех, накатил так же внезапно, как недавно уныние. Я содрогалась всем телом. И чем больше пыталась сдержаться, тем сильнее хохотала. Заразившись от меня, Шарлотта тоже прыснула со смеху. То еще зрелище: обнимаются две женщины, одна из которых стоит полуголая на коленях на грязном полу магазина и вот-вот готова разрыдаться.
– Помнишь, когда ты была маленькая, то постоянно запиралась в общественных туалетах и не могла открыться?
– Пф… да!
– Каждый раз было одно и то же: я говорила тебе не закрываться, но ты это делала!
– Да уж, мне почему-то никогда не удавалось открыть задвижку. Наверное, потому что я жутко стрессовала.
– И я пролезала под дверцу.
– И даже над дверью перелезала, когда проем внизу был слишком узкий.
– Правда?
– В отеле «Шато-Лорье». Ты была в платье, так что тебе было не до смеха.
– Господи! Да, припоминаю.
Из примерочной мы вышли минут через пятнадцать со следами от уже высохших слез на лицах, продолжая хихикать над историями, которые нам вспомнились. Продавщица смотрела на нас так холодно, что можно было подумать, будто в этой сети магазинов персоналу улыбаться запрещено. Я понимаю, нет ничего смешного, когда джинсы, пошитые в Бангладеш руками нещадно эксплуатируемых работников, стоят почти две сотни долларов за пару, обеспечивая шикарную жизнь кучке бессовестных буржуа. Не до смеха, когда я сначала заявляю, что выбирать тут не из чего, а потом покупаю эти самые джинсы.
Клодина, не увидев меня в офисе после обеда, отправила мне несколько сообщений. Она просила перезвонить, поскольку ей надо было сказать что-то очень важное.
– Прости меня.
– И ты прости.
– Но это не то важное, о котором я хотела с тобой поговорить.
– Конечно, нет. Ты хотела рассказать, как превратить Жака в говнюка.
– Ну не так прямо.
– И все-таки я бы хотела узнать, как это сделать.
– Не думаю, что это хорошая идея…
– Я хочу знать, выкладывай.
– Уверена?
– Да.
– Частный детектив.
– Частный детектив? И что, по-твоему, он мне расскажет, этот частный детектив? Что мой муж ушел к любовнице?
– Я же говорила, идея не ахти.
– Тем не менее ты собиралась мне ее предложить.
– Да, ведь если мы хотим сами себе помочь, то иногда неплохо узнать, что все было совсем не так, как мы думали.
– Что ты хочешь сказать?
– Черт, надо было мне помалкивать.
– Продолжай, раз уж начала.
– Ты считаешь Жака святым, но он совершенно точно не такой.
– Почему?
– Статистика не в его пользу.
– При чем тут статистика?!
– Да ты послушай!
– Ну продолжай!
– Как долго он встречался со своей Шарлен, прежде чем с ней воссоединиться?
– Думаю, раз десять, мы с Жаком это обсуждали, и каждый раз я делилась с тобой.
– Он рассказывал то, что хотел рассказать.
– Но он уже ушел к ней! Что это теперь меняет?
– Может, они два года встречались, прежде чем он решился уйти!
– Да нет же, это у него недавно! Относительно недавно. Шарлен появилась в офисе за полгода до того, как он отвалил к ней.
– Окей, с ней, допустим, недавно, что меня бы удивило, но это неважно. А если она не первая?
– В смысле?
– Думаешь, это его первая подобная интрижка?
– …
– Уже свершившегося это не изменит, детектив нужен лишь для того, чтобы сместить акценты, чтобы помочь тебе разглядеть в Жаке негодяя.
– …
– Диана?
– …
– ДИАНА?
– Я думаю.
– Ладно, не нанимай никого, это не поможет. Забей, давай забудем об этом.
– Ты знаешь что-то, чего не знаю я.
– Нет, уверяю. Просто у тебя совершенно типичная ситуация! В один прекрасный день ты поняла, что твой замечательный Жак… А ты знаешь, мне так и не удалось сосчитать всех студенточек, которых поимел Филипп.
– Я чувствую себя такой дурой!
– Да нет же, нет, это не так.
– Догадываюсь, что у тебя есть на примете кто-то с хорошими рекомендациями.
– Хочешь услышать кое-что позитивное? Мне пришла в голову великолепная мысль, из-за нее я тебе и позвонила. Это не что-то такое невероятное, но у тебя этого не было, а теперь наконец-то может случиться!
– Хм…
– То, что ты не могла делать с Жаком.
– Не знаю, что я не могла, разве что целоваться с другими.
– Ты забываешь кое о чем важном. Ты мне часто об этом говорила.
– Не соображу.
– Что, не помнишь?
– Говори уже!
– Для этого и существует твоя Клокло!
– Окей, подруга, выкладывай.
– Ты наконец-то сможешь… целоваться с языком.
– Целоваться с языком? Ты серьезно? Это и есть твое наиважнейшее дело? Да плевать я хотела на такие поцелуи!
– Вот те на! Ты сможешь целоваться с языком! ФРАНЦУЗСКИЙ ПОЦЕЛУЙ! Ты двадцать пять лет без него, это никуда не годится! Сколько раз ты говорила, как тебе этого не хватает, что мечтаешь об этом, а Жак так не целуется!
– Но это же не цель всей моей жизни!
– Да я и не ставлю перед тобой жизненную цель, я даю тебе пинок под зад! Ты умная, красивая…
– Не старайся, я ходила по магазинам.
– Никто не нравится себе в примерочных.
– Я рохля.
– Это никак не связано с французским поцелуем. Носи утягивающее белье, пока не вернешь форму, и все будет тип-топ!
– Пф…
– Диана, ты красивая, и я надеюсь, что ты в этом не сомневаешься! Ты чертовски красивая. Я бы тебя ненавидела, если бы так не любила.
– Ляпнешь тоже!
– Так! Быстро-быстро, не думая, назови мне парня, с которым ты бы хотела поцеловаться.
– Это смешно. Можно подумать, мне лет четырнадцать.
– Немногим больше, если отбросить двадцать пять лет с Жаком.
– Двадцать восемь: до свадьбы мы встречались три года.
– Еще хуже. Тебе надо с чего-то начать! Французский поцелуй чем-то похож на метровый трамплин в бассейне: начинают тренироваться с него, самого низкого, а уж потом переходят на десятиметровый.
– Забавное сравнение.
– Знаю. Ну же, имя!
– Не хочу я ни с кем целоваться!
– ИМЯ!
– ЖАНПО!
– Жанпо с четвертого этажа? Из финансовой?
– Да, а что?
– Не знаю, мне кажется, ты высоковато берешь. К тому же он женат, надо заглянуть в его личное дело.
– Ты попросила назвать имя.