–Это все внешнее,– с очень серьезным видом качнул головой Себастьян.– Для магии нужен талант.
–Азам любого бездаря выучить можно,– возразил Конрад.
–А я не хочу знать только азы. Медицина– это наука, а магия?..
–Такая же наука, ничем не хуже.
–Я не об этом. Магия– это волшебство. Дар, взятый взаймы у неведомого. Чудо… А чудесам нельзя научиться. То есть можно, конечно, но это уже другое… Это как повторять что-то, не вникая в суть. Я так не хочу. Я хочу понимать, что, как и зачем я делаю, чтобы…
–Довольно, мне все ясно,– вздохнул Конрад. Надо же, какой идеалист ему попался… Почти как он сам в юности. Тогда он тоже восхищался магией, но учиться пошел медицине. Она представлялась ему безупречной системой, сродни математике, и он верил, что в этой системе задачи не могут не иметь ответов. Ему казалось, что он может найти эти ответы… Иллюзии развеялись быстро: после того, как у него на руках умер первый пациент. Мальчишка тоже скоро поймет, что идеалы недостижимы. Есть только путь к ним. Бесконечная, тяжелая, каменистая дорога, с которой сворачивают очень многие. И сам Конрад в том числе…
–Профессор, я изучил ваши работы…
–Довольно.– Он предпочел сменить тему:– Ты пришел один?
–Нет. Отец приставил ко мне троих гвардейцев. Они разбили лагерь неподалеку от тракта, мы скоро доберемся. Там же и лошади. Вас не затруднит ехать до Мерна верхом?
–Затруднит,– сварливо сообщил Конрад.– Но выхода-то нет. Карета будет тащиться медленнее. Сколько у нас времени?
–Четыре дня.
–До конца?– похолодел Конрад.
–Нет. До момента, когда процесс станет необратимым,– отчеканил научную формулировку Себастьян, словно речь шла не о его сестре, а о какой-нибудь химической реакции.– По вашим расчетам.
–До Мерна три дня. Это в худшем случае. Для моей работы все готово?
–Да. Ингредиенты, ваши записи, весь необходимый инструментарий… Помощники тоже будут, если вы скажете, но отец…
–Нет!– отрезал Конрад.– Помогать мне будешь ты.
–Да, мастер.
–Я тебе не мастер.
–Я помню.
Оставшийся до лагеря путь они прошагали молча.
Дорога давалась Конраду тяжело. В седле он держался сносно, но хорошим наездником не был никогда, а годы покоя и отсутствия практики лишь усугубили этот изъян. Поначалу он просил Себастьяна делать остановки через каждые пару часов, потом перестал, понимая, что если сойдет с коня сейчас, то больше в этот день в седло не сядет. Ксчастью, имеющееся в запасе время позволило им остановиться на ночь в одной из придорожных гостиниц.
После не слишком обильного ужина вконец обессилевший Бреннер отправился в свою комнату, но отдохнуть ему не дали. У порога ожидаемо торчал настырный Себастьян. Казалось, многочасовая дорога ничуть не утомила юношу.
–Мастер Конрад, я должен рассказать вам…
Усталость мешала даже раскрыть рот, поэтому он неопределенно мотнул головой, давая понять, что мало склонен выслушивать Себастьяна. К несчастью, тот воспринял это как согласие.
–Я хотел бы обсудить формулу и процесс изготовления препарата.
–Зачем?
–Мне кажется, я знаю, из-за чего все пошло не так.
Ключ тихо щелкнул в замке, и в лицо Конраду пахнуло лавандой и еще какими-то травами. Он нарочито неторопливо осмотрел комнату, потом одну за другой зажег стоящие на прикроватной тумбочке свечи и все так же не спеша принялся распаковывать свои небогатые пожитки. Старческие кости умоляли о снисхождении, и Конрад возблагодарил свою предусмотрительность, заставившую его взять в путешествие хотя бы часть лекарств и мазей.
–Вы понимаете?
Себастьян все так же суетливо переступал с ноги на ногу, пытаясь поймать его взгляд. Конрад только сейчас заметил в его руках продолговатый футляр для бумаг.
–Я не глухой. Что там у тебя?
–Ваши записи… И кое-какие мои дополнения.– Не устояв на месте, он принялся мерить комнату шагами.
–Перестань мельтешить. Садись вот сюда, доставай свои бумажки.
–Я не уверен, что смогу объяснить все четко…
–А придется. Но сначала смешай-ка вот это с вот тем… Если, конечно, не хочешь завтра с утра искать для меня экипаж.
Себастьян не захотел. Напротив, он так рьяно взялся за протянутые ступку и пестик, что Конрад испугался за их целостность. К счастью, все обошлось: похоже, юноша и впрямь имел некоторый опыт в фармацевтическом деле. Уже через полчаса Конрад смог блаженно откинуться на спинку кресла, чувствуя приятное жжение в спине и коленях.
–Вот теперь можешь начинать,– великодушно разрешил он, глядя, как Себастьян возится со своими бумажками. За неимением стола парнишка раскладывал их на крышке массивного сундука, в котором он сам при желании мог бы поместиться целиком. Слегка сощурив глаза, Конрад с удивлением отметил, что выцветшие, желтоватые листы действительно исписаны его почерком. Значит, сгорело не все…
Закончив подготовку, Себастьян вытянулся перед ним в струнку и отбросил со лба непослушную каштановую челку. Несколько секунд он молчал, собираясь с мыслями, а потом, словно в омут, бросился в мутную пучину большой науки:
–Смотрите, мэтр, вот в этом месте вы обуславливаете действие препарата сочетанием таких компонентов, как экстракт алионии и пятипроцентный раствор керрадия. Сами по себе они смертельно опасны, но в правильной консистенции нейтрализуют друг друга, создавая новый эффект. Но они могут вступать в связи и с другими компонентами, и тогда…
Они проспорили почти до рассвета. Ругались, орали друг на друга, тыкая испачканными чернилами пальцами в устрашающее нагромождение цифр и формул, которое ближе к концу беседы стало занимать четыре листа. Иногда успокаивались и начинали заново, обосновывая необходимость и правомерность каждой закорючки, каждого почти незаметного штриха, хоть немного меняющего смысл написанного. Временами заходили в тупик и искали выход: уже молча, без лишних слов, каждый сам для себя, чтобы потом вместе выбрать единственно верный ответ. Это могло продолжаться бесконечно, но посветлевший квадрат окна напомнил о том, что им следует беречь силы, а для этого нужно хоть немного поспать.
–Ты молодец. Ума не приложу, как ты смог что-то понять по этим записям, ведь это всего лишь черновики, в них даже конечной формулы нет…
Себастьян вскинул на него сияющий взгляд. Сейчас он ничем не напоминал того сдержанного и чересчур серьезного паренька, который постучался к Конраду позавчера. Взъерошенные лохмы торчали в разные стороны, как у набегавшегося по лугу щенка, для еще большего сходства не хватало только высунутого языка.
–Правда? Значит, шанс есть?!
Конраду вдруг стало смешно. До слез. В этом вопросе прозвучало столько надежды, столько пережитого страха, что тщательно скрываемая Себастьяном правда стала очевидна. Он блефовал. Отчаянно, вдохновенно и оттого безупречно. Он обманул отца, обманул и самого Конрада, накормив их басней о якобы найденной разгадке трагедии лишь затем, чтобы его сестра, которую все считали обреченной, получила шанс. И теперь не может поверить в то, что этот шанс действительно есть.
–Ты ведь сочинил все это наугад,– со смесью изумления и восхищения произнес Конрад.– Ты не знал, где на самом деле зацепка, но ты заставил меня размышлять об этом… И спорил лишь для того, чтобы я нашел правильный ответ…
–Но… вы же не передумаете? Простите, но у меня не было выхода… Один мой друг, Густав, он учится со мной… Плохо учится, на тройки, но это он мне посоветовал. Сказал, что дуракам везет. Когда он сдает экзамены, то специально говорит какую-нибудь глупость наугад, а преподаватели от возмущения перебивают его и сами все рассказывают. Я действительно изучал ваши записи, много раз их перечитывал… И, честно говоря, почти ничего не понял. Но я решил, что, если выскажу какое-то предположение, пусть даже неправильное, вы постараетесь объяснить мне…
Что ж, иногда друзья-троечники оказываются чрезвычайно полезны… Конрад представил, как юные обалдуи изобретают хитроумный план, призванный заманить в их сети матерого профессора, и не смог сдержать смеха. Все его затворничество, долгие годы одиночества, убежденность в том, что он совершил страшную ошибку, и намерение никогда не возвращаться к прошлому пошли коту под хвост из-за двух отчаянных мальчишек, которые не побоялись обхитрить судьбу. И ведь они выиграли, черт возьми, выиграли! Решение найдено. Неважно, откуда в тинктуре, которой поили Эльзу, взялся один-единственный лишний ингредиент. Неважно, что он разрушил формулу, тщательно создававшуюся Конрадом многие годы. Неважно, что эта оплошность погубила его карьеру… Важно то, что, если они окажутся правы, Марти будет жить… К черту «если»! Они правы.
В Мерн они въехали через полтора дня на закате.
За время отсутствия Конрада город почти не изменился. Извилистые улочки, по которым он бегал еще школяром, не стали прямее, прежними остались и дома с выставленными за окна цветочными горшками и крытыми красной черепицей крышами. Мерн никогда не походил на столицу: в нем не было монументальности и строгости, присущих другим крупным городам Рельтии, но именно это и нравилось Конраду. Неторопливая, но вместе с тем ни на миг не замирающая жизнь наиболее полно воплощала его представление о счастье и гармонии. Когда-то он мечтал, что, уйдя на покой, купит маленький домик на окраине и будет каждое утро спускаться в гавань, чтобы смотреть, как солнце просвечивает паруса выходящих из нее кораблей. Мечта не сбылась, как и многие другие, пришедшие ей на смену, но сейчас это уже не было важно. Важно было другое, которое становилось ближе, страшнее и в то же время желанней с каждым шагом, с каждым ударом подкованного копыта по мостовой…
К счастью, Лейднера не оказалось дома. Немолодая служанка, встретившая их, сообщила, что хозяин уехал во дворец и вряд ли вернется раньше завтрашнего утра. Конрада это не удивило: когда была больна Эльза, Артур тоже прятался ото всех в якобы неотложные дела государственной важности. Быстро выяснив у служанки, что Мартина еще жива и не так давно приходила в сознание, Бреннер потребовал принести горячую воду и полотенца. Тщательно вымыв и вытерев лицо и руки, Конрад подумал о том, что неплохо бы заодно сменить пыльную дорожную одежду, однако, взглянув на Себастьяна, решил повременить с этим. Юноша разве что на стенку не лез, разрываясь между желанием немедленно бежать наверх, к сестре, и страхом узнать, что уже поздно. Если он ошибся со сроками, Марти уже не помочь, а это значит, что все зря. Выдуманный обман, скачка сквозь осенний лес, безумные ночные разговоры, вспыхнувшая заново надежда… Все зря. Конрад слишком хорошо знал, что это значит. По лестнице, ведущей к комнате девушки, он поднялся первым.