— Тебя многие наши знакомые проклянут за это Альберти, не все поймут то, что Марте тяжело тащить всё одной.
— Плевать, главное её жизнь будет устроена, — отмахнулся мой учитель.
Дверь в таверну открылась и в неё вошли трое мужчин, о чём-то ожесточённо спорящие. Один из них причём был в рясе священника, но тем не менее сыпал ругательствами не меньше остальных.
— Беноццо, Доменико, фра Филиппо, садитесь к нам! — позвал их сеньор Альберти.
Мужчины тут же оставив спор подошли ближе, с любопытством смотря на два новых лица.
— Его сиятельство Иньиго де Мендоса и синьор Алонсо, его управляющий, — представил меня им Альберти, а затем их мне.
— Беноццо Гоццоли — лучший мастер фресковых росписей, которого я знаю, — показал он на мужчину с тёмными волосами и необычными здесь длинными волосами. Обычно все старались стричься покороче.
— Доменико Венециано — просто поразительный художник по картинам над алтарями, тебе нужно обязательно увидеть его творение «Мадонна и дитя со святыми», это нечто невообразимое.
Мужчина с сединой в волосах с улыбкой поклонился мне.
— Ну и наша сияющая на небосводе Европы флорентийская звезда, — Альберти шутливо поклонился священнику, — фра Филиппо Липпи.
Пухлый толстячок с оттопыренными ушами, показал ему в ответ кулак.
— Садитесь друзья, поскольку это возможно наш последний обед здесь, — показал им рассаживаться Альберти.
— Что случилось? Марта заболела? — обеспокоенно поинтересовался священник.
— Нет, граф выкупил её дело, и она теперь будет готовить только ему и его друзьям, пока он находится во Флоренции, — со вздохом ответил за учителя Антонио Манетти, — так что насладимся сполна вкусной едой.
— За которую хотя бы теперь будет платить, его сиятельство? — со вздохом спросил Доменико Венециано, — печальная новость.
Мужчины посмотрели на меня.
— Друзья моего учителя, мои друзья, — развёл я руками, — так что, несомненно платить буду я.
— Да здравствует, его сиятельство! — тут же радостно закричали они, заставив меня улыбнуться.
Марта принесла новые порции еды, в этот раз уже для всех, и я несмотря на то, что был не голоден, не удержался и попробовал и из новых блюд, всё было восхитительного качества и вкуса, как и первые блюда.
— О, Дева Мария, — священник молитвенно сложил руки и обратился к Марте, — пусть пошлёт тебе господь долгих лет жизни, кроме тебя Марта никто так вкусно не готовит.
— А как же Лукреция, Филиппо? — изумился Манетти, — ты же говорил, она ангел!
— Безусловно оно так и есть, — вздохнул священник, — но готовить она не умеет.
— Иньиго, если ты спросишь, почему у священника есть любовница, — Альберти несмотря на злое лицо фра Филиппо, а также разом повеселевших друзей, для которых эта тема явно была предметом неоднократных шуток, продолжил, — так вот, Лукреция тоже монахиня, а наш не совсем благочестивый фра выкрал её из монастыря Санта-Маргарита и совратил бедняжку.
Я изумлённо посмотрел на покрасневшего монаха.
— Мы любим друг друга, — проворчал он.
— Кстати Иньиго, ты интересуешься живописью? — поинтересовался у меня Альберти, — наш добрый монах опять погряз в долгах и если не заплатит двести тридцать флоринов до конца недели, его опять упекут в тюрьму.
— Я должен успеть закончить картину, заказанную синьором Джованни Медичи, — тяжело вздохнул фра Филиппо, — он обещал хорошо за неё заплатить.
— А? «Мадонна с младенцем»? — поинтересовался учитель, на что монах кивнул и присосался к огромной кружке с вином, что выставила на стол хозяйка.
— Иньиго, ты должен на неё посмотреть! — Альберти прикрыл глаза от удовольствия, — это просто настоящее чудо! Филиппо превзошёл сам себя.
Монах покраснел ещё сильнее, только непонятно от вина или похвалы, а мне стало интересно, хоть я не особо и интересовался живописью и скульптурой. К тому же делать всё равно особо было нечего.
— Хорошо, — согласился я, — только после мастерской фра Филиппо, я бы хотел посмотреть ещё и ваш прекрасный собор.
— Без проблем, мой юный ученик, — патетично воздел руки к небу Альберти, — я проведу тебя по всем достопримечательностям города, как Вергилий был проводником для Данте.
— Может тогда его сиятельство посмотрит и наши работы? — заинтересовались два других мужчины, — мы не сказать, чтобы тоже купались в деньгах, живём от заказа до заказа.
— Похоже сегодня у меня будет длинный день, — вздохнул я, но согласился. Я тратил кучу денег на драгоценности, то почему бы не потратить немного и на искусство.
Глава 11
Как же я пожалел, что поехал по мастерским, знакомых Альберти. Их работы оказались и правда хороши, так что я без особого сожаления потратил три тысячи флоринов, а довольные мужчины пообещали всё тщательно упаковать и прислать мне в Аликанте. Последней в нашем походе по культурным местам Флоренции была мастерская фра Филиппо, который с волнением вошёл первым, прежде чем впустить нас в свой дом.
— Дорогой? — услышал я мелодичный голос и в проёме показалась девушка, одетая в монашеское одеяние.
На мгновение, я даже онемел. Ровно такое же впечатление было у меня при первой встрече с Паулой, здесь же красота девушки, что вышла к нам была иной, но тем не менее она тоже была чудо как хороша: светлые волосы, тонкие черты лица, и общее отстранённое выражение, создавали притягательный и неземной образ девушки.
— Это покупатель любимая, — фра Филиппо бросил влюблённый взгляд на монахиню и та поклонившись мне, ушла обратно в комнату.
— Муза нашего монаха, тоже монахиня, — пошутил над ним Манетти, на что тот лишь зло прошипел в его сторону.
Мы зашли в небольшую тёмную комнату, где был просто тотальный бардак: вповалку лежали законченные работы, эскизы, наброски и всё это под толстым слоем пыли.
— Так сейчас, минутку, — засуетился монах разжигая две масляные лампы, которые хоть как-то осветили помещение.
— Вот «Мадонна», над которой я сейчас работаю, — показал он на незаконченную работу, глянув на которую, я обомлел. Было понятно с кого она написана, это точно была Лукреция, но всё остальное: стиль, краски, точность линий, всё было просто невероятно. Я ещё ни разу в эту эпоху ничего подобного не видел.
Я перевёл взгляд на беспокойно посматривающего на меня монаха.
— Покупаю все ваши свободные работы, фра Филиппо, — обратился я к нему, — но с одним условием.
— Каким ваше сиятельство? — одновременно обрадовался и огорчился он.
— Вы научите меня рисовать, — просто сказал я, — за то время, пока я нахожусь во Флоренции.
Монах изумлённо посмотрел на меня, затем на Альберти, который тоже был удивлён моим словам.
— А что вы умеете? — осторожно поинтересовался у меня он.
— Ничего, — улыбнулся я, — ни разу в жизни не держал в руках кисть.
— М-м-м, — промычал он, но было видно, что ему хочется заработать, так как тюрьма и долг висели над ним, — я согласен ваше сиятельство, только если пообещаете, что я не несу ответственности за результат. Всё же для этого нужно иметь талант, хотя конечно навыком и трудолюбием тоже много что можно достичь.
— Даю слово, фра Филиппо, — легко согласился я, — начать можем прямо завтра, скажите Алонсо, что нужно купить, он это сделает.
— Куда мне приехать, ваше сиятельство? — тут же поинтересовался он.
— Я остановился в Палаццо Медичи, слуги вас проведут ко мне, — ответил я.
— Договорились, я завтра буду у вас, — тут же заверил меня он и показал рукой на свои работы, — что из этого упаковать?
— Я же сказал всё, фра Филиппо, — хмыкнул я, — значит всё.
Дальше спорить он со мной не стал, а лишь низко поклонился.
Попрощавшись с ним, мы с Алонсо вернулись в повозку и поехали обратно во дворец Медичи.
— Сначала музыка, теперь живопись, — на меня заинтересованно посмотрел управляющий, — вам они помогают с руками, сеньор Иньиго? Правая точно выглядит сейчас лучше, чем левая.
— Верно Алонсо, — вздохнул я, — хотя всё это мне не приносит большого удовольствия.
— Эх, ещё бы ноги вам вылечить, синьор Иньиго, — тяжело вздохнул он, — интересно, может есть и для этого тоже какое-нибудь искусство?
— Я что-нибудь обязательно придумаю, — улыбнулся я, — мы ещё съездим с тобой на охоту Алонсо.
— Это будет самый счастливый день в моей жизни, синьор Иньиго, — мужчина со взглядом, в котором виднелось лишь большое уважение, поклонился мне, — вы, здоровый и полный сил, с такой силой воли, принесёте своему роду много славы и уважения.
Я перекрестился.
— На всё воля Господня.
Утром в моей комнате появился фра Филиппо и Алонсо, оба гружённые свёртками, какими-то деревяшками, а следом за ними зашли ещё трое слуг, которые тоже что-то тащили.
— Доброе утро, ваше сиятельство, — счастливый и довольный монах, который получил от меня шесть тысяч флоринов за все свои работы, показал на целую гору вещей, — купил только самое необходимое.
Я конечно хмыкнул, но не стал ничего комментировать, пока они всё распаковывали и устанавливали: два мольберта, куча холстов в рамах, но ещё больше красок и кистей.
— Предлагаю начать с основ, ваше сиятельство, — когда всё было готово ко мне обратился монах, — краски, их виды, и как их можно смешивать, чтобы получить нужные цвета.
— До вечера, я в полном вашем распоряжении фра Филиппо, — улыбнулся я.
Монах оказался въедливым и жёстким учителем, вся его расхлябанность и безалаберность улетучились, когда речь зашла за творчество и я в полной мере познал, что такое было учеником флорентийской школы. Хотя конечно мне определённо делали скидку на титул.
Информацию я привычно впитывал словно губка, задавал уточняющие вопросы и поражал учителя тем, что мне ничего два раза не нужно было повторять.
День пролетел незаметно, и мы даже не стали обедать за общим столом, поскольку еду нам принесли прямо в комнату, и мы быстро перекусили на ходу, увлечённые учёбой.