— Увидит сеньор Алонсо, нам обоим попадёт, — попыталась она остановить флорентийку, но та покачала головой. Язык она не знала, ни кастильский, ни латинский, так что общение было только жестами и простыми словами.
— Бог всё видит, — вздохнула та, продолжая тереть злополучную тряпку, которую Сара возненавидела всей душой. Она уже сто раз корила себя за несдержанность и тот плевок, поскольку вот уже неделю приходилось по ночам спать урывками и мусолить проклятую тряпку, которая и не думала отстирываться.
Словно сглазив, комнату осветила свеча, которую внёс внутрь мужчина.
— Марта, — появился управляющий, увидев двух женщин там, где должна быть одна, — я просил тебя не помогать иудейке.
Повариха поднялась и посмотрела на дворянина, который стал проявлять к ней последнее время явную заинтересованность, как мужчина.
— Сеньор Алонсо, это жестоко, то, что она вынуждена не спать и заниматься бесконечной стиркой без малейшего шанса на то, чтобы отстирать это пятно, — она посмотрела ему в глаза, — это просто медленная пытка, а не задание.
Он пожал плечами.
— Ей повезло, что её не запороли до смерти, как это сделал бы любой другой кастильский аристократ, если бы при нём произошло то, что вытворила эта дура, — он посмотрел на Сару и покачал головой, — как такое вообще тебе в голову пришло, я не понимаю.
Марта сделала два шага и взяла обоими руками, руку дворянина.
— Сеньор Алонсо, мне так тоскливо вечерами, я здесь одна, — тихо произнесла она, видя, как тот закашлялся, — вы ведь не скажите ничего, сеньору Иньиго?
Кастилец вздохнул и отодвинулся.
— Если ему скажет кто-то другой, накажут вас и меня заодно, — ответил он.
— Я договорюсь с Бернардом, — Марта хитро улыбнулась, — я узнала тут недавно рецепт медовых печений лекерли, по которым он так скучает, так что когда завтра приготовлю их ему и преподнесу, то заодно попрошу закрывать глаза на некоторые свои прегрешения. Кроме Бернарда никто не станет ничего говорить сеньору Иньиго, Бартоло например, тот сам помогает иногда Саре.
— Рискуешь, причём сильно, — кастилец покачал головой, — и всё, из-за какой-то иудейки.
— Понимаю, но я мать и добрая христианка, — Марта коснулась руки дворянина, — прошу вас, сеньор Алонсо.
Управляющий не стал ничего отвечать, а повернулся и вышел.
10 ноября 1457A.D., Сеговия, королевство Кастилии и Леона
— Сеньор Иньиго, — я писал, когда ко мне неожиданно зашёл швейцарец и склонил голову.
— Да Бернард, — я отложил перо, — что случилось?
— Я прошу дать мне наказание, — неожиданно опустился он на одно колено.
— За что? — так изумился я, что даже повернулся к нему, бросив работу.
— Я принёс вам клятву верности, но предал вас за еду, — явно терзаемый муками совести, ответил мне огромный швейцарец.
Тут мне стало уж совсем интересно, так что я показал жестом подойти ему ближе.
— Ты заинтриговал меня, рассказывай.
Швейцарец, с тяжёлыми вздохами и покаянием в голосе рассказал мне о том, что участвует в заговоре против меня, организованном моими же слугами, причём главным зачинщиком в этом оказалась моя собственная повариха, которая сеньора Алонсо затащила в кровать, чтобы он молчал, а Бернарда соблазнила печеньями с его родины. В общем показала себя крайне коварным организатором, не постеснявшимся даже в выборе средств ради выполнения своей цели.
— И всё это она затеяла, только чтобы помочь иудейке? — изумился я, когда узнал причину столь коварного поведения Марты.
— Ей стало жалко еврейку, поскольку руки у той превратились в сплошные кровавые раны, сеньор Иньиго, — пожал плечами швейцарец, — там от скатерти уже тряпка осталась, а пятна всё равно не отстирались.
— И кто об этом знал? Бартоло тоже? — удивился я, на что швейцарец опустил голову.
— Да говори уже! — чуть повысил я голос.
— Знал сеньор Иньиго, — признался Бернард, — он сам помогал девушке.
Я почесал затылок, с одной стороны, конечно, нехорошо, но с другой, Марта просто была добра с девушкой, пусть и вразрез моему приказу.
— Печенья хоть вкусные? — поинтересовался у него я.
— Очень, сеньор Иньиго, — жалобно признался он, — не ел такие с момента отъезда с родины.
— Ладно, раз все такие жалостливые, — решил я, — ты мне ничего не говорил, а я сделаю вид, что ничего не знаю.
Швейцарец с изумлением посмотрел на меня.
— А что с девушкой? Как быть с иудейкой?
— Подойти и порежь кинжалом ту тряпку, скажи, что так будет всем проще, — распорядился я, — и да, про то, что это сказал я, всем ни слова.
— Хотите сделать из меня героя? — изумился он, — но зачем?
— В этом доме всегда должен оставаться только один тиран, — самодовольно заметил я, приосанившись.
— Как скажете сеньор Иньиго, но я не заслуживаю такой чести, — он покачал головой.
— Заслуживаешь Бернард, поскольку единственный, кому хватило силы духа рассказать мне об этом, — я стал серьёзным, — и не забудь мне потом эти свои лекерли тайком принести, когда благодарные руководители заговора приготовят их для тебя в честь такого события.
— Конечно сеньор Иньиго, — швейцарец чуть повеселел и вышел из комнаты. Я же, задумавшись, как же столь разные люди могут так быстро объединяться перед одной целью, вернулся к работе.
Этой же ночью
Марта, стирала проклятую тряпку одна, а Сара рыдала рядом. Она уже физически не могла ничего делать, поскольку раны на руках кровоточили и приносили только боль.
Комната осветилась светом и внутрь зашли два мужчины.
— Алонсо, что случилось, дорогой? — Марта удивлённо посмотрела на явно сонного любовника.
— Бернард зачем-то поднял меня, — зевнул тот, показывая на швейцарца.
— Что-то случилось? — повариха испуганно посмотрела на гиганта.
Тот кивнул, вытащив из ножен кинжал. Затем подошёл, забрал из её рук тряпку и порезал её на мелкие лоскуты. Рты у всех присутствующих в комнате открылись.
— Утром будешь заводить печь, всё сожги, чтобы никто не видел, — приказал он изумлённой поварихе, отдавая обратно куски ткани, — я доложу в обед сеньору Иньиго, что скатерть не выдержала многочисленных стирок и порвалась.
— А если он попросит принести её? — задумчиво поинтересовался Алонсо.
— Ты подтвердишь, что по этой причине выкинул её, — швейцарец повернулся к управляющему, — я не намерен отдуваться за вас один.
Кастилец подумав, нехотя кивнул.
— Всё, пора этой истории наконец закончиться, — швейцарец посмотрел на всех, и остановил свой взгляд на рыдающей иудейке, — а ты, следующий раз думай, что делаешь и в чьём присутствии.
Она молча закивала головой.
— Всё, расходимся и выспимся хотя бы сегодня, — Бернард вернул кинжал на пояс и повернувшись вышел из комнаты.
Марта обняла Сару.
— Дорогая, твои мучения закончились, — вздохнула и она сама облегчённо, — идём спать.
В обед, смотря на то, как мне все врут о том, что скатерть порвалась и девушка работать ввиду ужасного состояния рук больше не может, я приказал нанять доктора для неё за мой счёт и выпроводил всех из комнаты, кроме Бернарда. Тот подмигнул мне, вышел за дверь и вскоре вернулся со свёртком, разложив который на столе, он одурманил меня запахом медового теста, исходящего из свежеиспечённых печений, пахнувших ещё к тому же какими-то сладкими пряностями и миндалём.
— Неси травяной настой, — приказал я, откусив кусочек.
Пять минут мы ели молча, изредка поглядывая друг на друга.
— Ну ладно, признаю, я бы сам за них продался, — вздохнул я, подтягивая себе следующее печенье, больше похожее на пряник, поскольку Марта готовила в высшей степени божественно.
— Мгм-м, — промычал швейцарец, покивав головой, с полным набитым ртом.
— Доктора ей путь Алонсо хорошего найдёт, и приставит иудейку к обычной работе, когда она вылечит себе руки, — продолжил я, — а то я что-то последнее время стал уставать исписывать тонны бумаги, непорядок это. Граф я или писарь какой.
— Бартоло? — поинтересовался у меня Бернард.
— Я пробовал, но он не финансист, постоянно делает много ошибок, — покачал я головой, — так что пусть пока иудейка проходит все наши проверки, а позже я приставлю её к делу. Как там кстати, нет вестей от Иосифа Колона? Он должен был уже давно отчитаться с Исааком о работе.
— Обещал дать ответ в течение недели, сеньор Иньиго, — закивал Бернард, — сказал много возни с документами.
— Мы уже здесь и так задержались больше, чем я планировал, — поморщился я, — но что делать, тут ещё желающих добавилось последовать примеру Авраама, и мне прибавилось геморроя с новыми дочерними банками. Нужно теперь проконтролировать работу каждого, а я один.
— Может послать за его учениками? — поинтересовался у меня швейцарец.
— Подождём ещё неделю, — вздохнул я, — погоды это нам не сделает. А пока займись девушкой, пусть её побыстрее вылечат.
— Найду лучшего врача, сеньор Иньиго, — кивнул он, поднимаясь с табурета и закидывая в рот последнее печенье, прежде чем скрыть следы преступления и убрать блюдо с оставшимися крошками.
18 ноября 1457A.D., Сеговия, королевство Кастилии и Леона
— Иосиф! Наконец-то! — всплеснул я руками, когда дверь моей комнаты открылась и Бернард ввёл в неё долгожданного аудитора.
Иудей низко поклонился и улыбнулся мне, показывая на свою огромную заплечную сумку полную бумагами.
— Торопился как мог, сеньор Иньиго.
— И я благодарен тебе за это, — кивнул я, — тебе нужен отдых или готов отчитаться сейчас?
— Вы же знаете сеньор Иньиго, что я не смогу спокойно спать, — вздохнул он, — так что лучше давайте обговорим всё сейчас.
Я достал копию документов материнского и ассоциированного банка и передал их ему.
— Прочитай для начала это.
Для него это не заняло много времени и закончив, он поднял на меня задумчивый взгляд.