Сбросил скорость, чувствуя, как плечи ноют, а спина затекла от долгого сидения, и решил остановиться, размяться, вдохнуть свежего воздуха, вместо этой привычной атмосферы кабины.
Навигатор вдруг показал, что до Самары осталось ровно 666 км: «Прикольное число», — фыркнул я. Уже начал высматривать удобное место на обочине, когда заметил её — старуху. Будто появилась из воздуха, хотя секунду назад дорога была пуста.
Затормозил — возможно слишком резко, шины заскрипели по асфальту. Пыль взлетела облаком и стала медленно оседать, а я уже высунулся из кабины, щурясь от солнца, которое било прямо в глаза.
— Бабуль, довезти тебя? — громко закричал. В груди шевельнулось что-то тёплое, бросать её здесь я не смогу.
— Ой, сынок, довези, будь добр, — откликнулась она. Голос её был слабым, слегка дрожащим, но слова были чёткими, словно она привыкла говорить мало, но метко. — Ноги мои старые совсем не идут, устала я.
Вылез из кабины, спрыгнул на землю, подошёл ближе, а она оказалась ещё меньше, чем я думал — худая, сутулая, с лицом, покрытым морщинами, как старое дерево корой, но с живыми, цепкими глазами, которые будто видят меня насквозь. Узелок был тяжёлый, как камень, но когда я поставил его на сиденье, он слегка дрогнул, будто внутри что-то шевельнулось.
Помог забраться в кабину. Она цеплялась за меня тонкими, но крепкими пальцами, кряхтела, пока поднималась, а платок сползал всё больше, открывая клочья седых спутанных и редких волос. Наконец она села, прямо, глядя вперёд. Я завёл движок, вновь чувствуя, как накатывает усталость.
Однако теперь, искоса посматривая на свою попутчицу, во мне проснулось любопытство: кто эта старушка, откуда она взялась здесь, практически посреди леса?
— Ты откуда и куда едешь, сынок? — спросила она через пару минут, когда дорога снова загудела под колёсами. Голос её дрожал уже чуть меньше, чем раньше.
— Сначала в Самару, груз отвезу. Там разгружусь и поеду скорее всего на Питер. Работа такая, — ответил я уверенно, глядя на мелькающие сосны.
— А ты куда, бабуль? К родне, что ли?
— Да нет, сынок. Домой иду. Тут уже недалеко. Не смотри на свой умный прибор, — сказала она спокойно, заметив, что я начал поглядывать в сторону навигатора.
— Почему же, бабуль? Вроде карты недавно обновлял, все сёла должны быть видны на нём.
— Да нет там никакого села, сынок, — ответила старушка. — Тут ничего не будет указано.
Её глаза на миг вспыхнули жёлтым, как у кошки.
— Разве что... — Она постучала костяшками по навигатору, и экран погас. — Вот. Теперь точно не будет.
Я резко дёрнулся — такого не случалось даже на самых сильных кочках. «Что за...?» — но старуха уже смотрела на дорогу, будто ничего не произошло.
— Одна в лесу? Там у тебя не избушка на курьих ножках случайно? — усмехнулся я. В голосе моём была чуть слышна лёгкая насмешка, с долей неподдельного интереса.
— Привыкла я, сынок, одна. Да и лес — он не такой страшный, если знать его, — ответила и в голосе её мелькнуло что-то странное и тёплое, а потом она усмехнулась, показав пару жёлтых зубов.
Дальше ехали молча, я думал о Лене, о том, как она ждала меня раньше, встречала с горячими пирогами, а теперь только молчит или шипит, как кошка. От этих мыслей в груди щемило.
Старушка сидела тихо, смотрела на дорогу, где солнце пятнами падало сквозь ветки, и лес вокруг становился гуще, темнее, как будто проглатывал свет. Потом я решил, что нужно завести разговор, который отвлечёт от грустных воспоминаний, хотя бы на время. Но, не успел.
— А жена то у тебя есть? — спросила вдруг старушка мягким голосом, словно почувствовала, что я вспоминал о Лене.
— Есть, Еленой зовут, в Москове ждёт, — ответил я и в груди кольнуло, потому что «ждёт» — это, наверное, слишком громко сказано. — Жили душа в душу, а сейчас только ссоримся без конца.
— Любишь её? — продолжала она, и вопрос этот влез мне под кожу, как заноза, но я не отвертелся.
— Люблю, конечно, — сказал я твёрдо, хотя внутри шевельнулось сомнение, но тут же добавил: — Только всё хуже становится, не знаю, как это исправить, достало уже.
— А раньше как было? — спросила она, и глаза её блестели, будто ей правда интересно.
— Раньше? — я усмехнулся, и разом нахлынули воспоминания, тёплые и горькие. — Раньше были яркие чувства. Только квартиры своей не хватало. Много работал, купил — но, кажется, всё стало хуже. Даже не пойму, что теперь делать.
Она кивнула, слушала внимательно, и под её взглядом я вдруг почувствовал себя пацаном, который хвалится перед старшими, но мне было плевать — я просто выговориться хотел.
— Бабуль, а ты что скажешь? Как мне быть? — спросил я прямо, потому что устал гадать сам.
— Время всё расставит на свои места, сынок, — ответила она уклончиво, и голос её стал глубже, как будто она знала гораздо больше, чем говорит. — Любовь — как огонь. Или согреет, или спалит дотла..
— Это типа, ждать, пока само рассосётся? — нахмурился я, и в голосе моём мелькнуло раздражение.
— Не только ждать, но и делать, — усмехнулась она. — Я вижу ты сильный, справишься.
Проехали километров пятьдесят, лес сгущался, ни деревень, ни заправок, только тишина, нарушаемая гулом мотора и шелестом ветра в ветках.
— Останови тут, сынок, — сказала она вдруг, и я чуть не поперхнулся от неожиданности, но руки сами повернули руль к обочине.
— Тут? — переспросил я удивлённо, оглядываясь по сторонам. — Да тут ничего нет, ни тропинки, ни следа, куда же ты пойдёшь, бабуль?
— Да всё сынок, приехала я, — ответила она, и улыбка её стала шире, глаза заблестели, как у кошки, которая видит добычу.
Притормозил, пыль поднялась. Вылез, помог ей спуститься. Вытащил старухин узелок, поставил на траву. Она мельком взглянула на него, выпрямилась, а потом одарила меня таким взглядом, что мурашки побежали по спине, но я лишь усмехнулся в ответ. Никогда не был пугливым.
— Добрый ты, Стас, сильный, — сказала она тихо, и голос её стал твёрже, глубже, как будто не старуха говорила, а кто-то другой. — Дай-ка мне левую руку. Покажи ладонь, не бойся.
— Зачем это? — нахмурился я, но любопытство пересилило, и я шагнул ближе, протянув руку. — Вот, — но тут же резко убрал назад.— И что дальше?
— Дай, говорю, увидишь, — повторила она, и в голосе её была сила, от которой я невольно замер.
Рука ладонью вверх вновь подалась к старухе. Её ноготь впился в ладонь как раскалённый гвоздь. Боль вывернула сознание наизнанку — на миг я увидел себя со стороны: маленькую фигурку посреди бесконечного леса.
Немного придя в себя, посмотрел на свою руку. Там уже появилась алая кровь и капля её упала на траву, но тут же рана начала затягиваться, прямо на моих глазах, и вместо неё остался шрам, маленький, чёткий, светлый, в форме стрелы, будто кто-то вырезал его нарочно. Сердце заколотилось, я замер, глядя на это, а внутри всё кипело: и удивление, и злость, и страх, но я взял себя в руки, поднял голову и уставился на старуху.
— Это что ещё за фокусы, бабуль? — вырвалось у меня.
— Подарок мой тебе, Стас, — сказала она спокойно, и глаза её сверкнули, как угли в костре. — За доброту твою, за силу. Чтобы не забывал меня никогда.
— Какой подарок? Ты кто вообще такая? — шагнул я к ней, и голос мой стал громче, потому что это уже не лезло ни в какие ворота.
— Узнаешь, когда время придёт, — усмехнулась она каким-то молодым, звонким, как у девчонки, голосом.
— Ты похож на отца, — сказала она, став серьёзной. — Он тоже видел дороги, которых нет. И тоже... не вернулся с той тропы. Но ты сильнее. Потому я и выбрала тебя.
— Ты что-то знаешь о нём?, — спросил я у старухи чуть громче, чем следовало.
Она в ответ лишь загадочно улыбнулась и пробормотала: «Придёт время — и ты узнаешь».
— Да что ты заладила с этим «увидишь», «узнаешь»? Говори прямо! — рявкнул я, но она улыбнулась ещё шире и отступила на шаг в сторону леса.
В это же мгновение я почувствовал себя героем какого-то фантастического фильма, потому что прямо передо мной вместо дряхлой старушки стояла женщина, лет около сорока, стройная, с тёмными волосами, которые вырвались из-под платка, и янтарными, пронзительными, как у волчицы, что смотрит на добычу, глазами.
Кожа гладкая, улыбка острая, она посмотрела на меня в последний раз, шагнула в чащу, и тень её мелькнула между деревьев, а потом и вовсе пропала, будто растворилась в воздухе.
Я же остался стоять, как дурак, с бешено стучащим сердцем и ладонью, которая горела. Шрам пульсировал, будто под кожей затаилось живое существо. Я сжал кулак — боль была реальной. Значит, и старуха, и её превращение... не галлюцинация? "Чёрт, да я вообще в употреблении запрещёнки не замечен", — усмехнулся немного нервно, но смех застрял в горле. В воздухе запахло гарью, хотя вокруг не горело ничего.
Пот стекал по шее, а в голове гудело. Я потёр ладонь, где остался шрам. Он был тёплый, будто живой. Удивление накатило — не из-за неё, а из-за себя самого.
Мир вокруг казался другим, словно воздух стал гуще. Лиственные деревья шептались, их ветки тянулись ближе к дороге. Ветер шумел в листве и звук был похож на низкий шёпот. Тишина после разговора не успокаивала, а давила чем-то невидимым. В тенях что-то мелькнуло, но я не успел разглядеть.
Сел в фуру, руки дрожали от странного возбуждения. Завёл движок и поехал дальше. В голове крутилось: всё изменилось, не только во мне, но и вокруг. Я ещё не понял как, но чувствовал — скоро узнаю. Шрам на ладони вдруг заныл острее.
Машинально взглянул на навигатор — и кровь застыла в жилах. Экран показывал, что я всё ещё стою на том самом месте, где подобрал старуху. Красная линия маршрута обрывалась тут же, будто последние полчаса фура не двигалась с места.
— Какого чёрта... — Я высунулся в окно. Ни следов колёс на пыльной обочине, ни сломанных веток — только глухая стена леса, безмолвная и слишком уж густая.