— Завтра я начну собирать другие голоса, — задумчиво сказал я, — и приеду к вам, как пойму, насколько, мы можем рассчитывать.
— Двери моего дома теперь всегда открыты для тебя Иньиго, — кивнул кардинал Сиены и мы с ним простились, когда на улице уже была тёмная ночь.
Возвращаясь к дому кардинала Торквемады мы трижды имели стычки с вооружёнными бандами, которые пытались проверить на прочность наши мечи, но слава богу каждый раз отбивались и быстрее покидали место драки, пока к нападавшим не подоспело подкрепление. Рим и правда стал ещё более небезопасен с моего последнего сюда приезда.
Глава 14
В доме кардинала не спали двое: Паула и Родриго, которые ждали моего возвращения. Оба радостно приветствовали меня, когда Бартоло внёс меня внутрь дворца и я оказался на свету небольшой люстры с четырьмя свечами.
— Паула переодень меня, — распорядился я, и повернулся к Родриго, — я вижу, как тебя сжигает любопытство друг мой, я всё расскажу, не переживай.
Когда девушка раздела меня и надела на моё тело ночную рубашку, уйдя на время из комнаты, чтобы дать нам поговорить с Борджиа, я тихо стал ему рассказывать об итогах своих переговоров.
— Энеа согласен, оба учителя также не против за него проголосовать.
Родриго изумлённо на меня посмотрел.
— Ещё утром я думал, что моя жизнь закончена Иньиго, — покачал он головой, — а уже ночью планирую выборы нового папы, и всё благодаря тебе.
— Лучше послушай то, что я предложил ещё кардиналу Сиены, — ещё тише сказал я, подзывая его ближе к себе и на ухо рассказал о квасцах и договоре с Медичи, который ещё предстояло мне донести до Козимо, чтобы он сам об этом не узнал от других.
— Квасцы в Италии! — Родриго оказался так же поражён, как и Сиенский кардинал, — это перевернёт весь мир, Иньиго!
— Именно поэтому мы и будем об этом молчать, не посвящая никого, кто нам не нужен, — заверил я его.
— А кто нам ещё нужен? — удивился он, — у нас будет папа, Медичи, как будто никто больше и не требуется.
— Нам нужен мир и поддержка войск, чтобы у нас не отобрали то, что мы с таким трудом создадим, — не согласился я с ним, — а силовую поддержку нам могут предоставить только эти два рода.
— Боюсь Иньиго, Колонна сейчас будут сильно заняты войной с Орсини, — тяжело вздохнул он, — ты сам видел, что творится на улицах города.
— Да, именно поэтому я планирую их помирить, — сказал я так просто, будто собирался завтра сходить на рынок за продуктами.
Родриго Борджиа изумлённо на меня посмотрел, который раз за этот день.
— Ты либо совершенно безумен Иньиго, если в твоей голове просто поселилась мысль, что подобное возможно, либо настолько гениален, что я не могу тебя понять.
— Мне больше нравится твой второй вариант, — улыбнулся я ему.
— Они были кровными врагами задолго до моего и твоего рождения, Иньиго! — Борджиа покачал головой, — они стали ими ещё больше сейчас, а ты так просто говоришь, что помиришь их? Я не верю, что подобное вообще возможно.
— А я и не говорю, что это будет просто, — улыбнулся я, — но тем не менее, если мы хотим с тобой разбогатеть и ещё при этом, чтобы эти деньги у нас с тобой не отобрали, нам нужны Колонна и Орсини, причём вместе.
— Иньиго, прошу тебя, поверь моему слову — это невозможно! — не поверил он мне.
— Ну что же, завтра день покажет, кто из нас прав, — не стал спорить я с ним, — а пока, прошу тебя не покидай дворец, пока я не нанял больше охраны.
— Конечно Иньиго, я не идиот, — кивнул он, прощаясь со мной.
Когда он ушёл, тихой мышкой ко мне в кровать скользнула Паула, уже переодетая в ночную сорочку.
— С каких это пор, ты стала спать у меня постоянно? — удивился я её появлению. — Ладно ещё в Португалии это нужно было для поддержания моего образа настоящего мужчины, но здесь, в Риме? Как будто можно уже перестать это делать.
— Да вы сегодня сами весь день налево и направо всем говорите, что я ваша любовница, — девушка удивлённо на меня посмотрела, — как я должна соответствовать этим словам, если буду спать не в вашей кровати?
Доказывать ей, что я говорил об этом только чтобы убедить Борджиа и Торквемаду, что повзрослел и стал настоящим мужчиной, было видимо бесполезно, так что я лишь тяжело вздохнул и устроился на своей стороне удобнее.
— Задуй свечу, раз всё равно здесь, — буркнул я и кровать сначала немного дрогнула, когда она встала и затем также дрогнула, когда она погасив свет легла обратно, и прежде, чем устроилась, поцеловала меня за ушком.
— Спокойной ночи, мой дорогой рыцарь, — прошептал мне тихий голос и я, хмыкнув закрыл глаза.
Проснувшись рано утром, и зная, как рано встаёт кардинал Виссарион, я навёл суету и поехал к нему, задержавшись у него до самого обеда. Мы переводили новые тексты, я рассказывал о себе, а он лишь слушал и улыбался, довольно щурясь при этом.
Когда я с ним стал прощаться, понимая, что у меня ещё много дел, он внезапно меня спросил.
— Кардинал Сиены согласился?
Я кратко кивнул.
— Тогда вот что, ты знаешь Жака Португальского? Архиепископа Лиссабона? — поинтересовался он у меня.
— Он, одна из моих целей посещения, учитель, — ответил я, — я вам рассказывал сегодня, что встречался с его генеральным викарием архиепископом Луишом Анесом, он попросил передать ему письмо и чек.
— О, ну тогда дело облегчается, — довольно кивнул грек, — поехали со мной, я сегодня с ним должен встретиться, заодно вас и познакомлю.
— Почему вы мне помогаете учитель? — удивился я, — вчера вы не были заинтересованы в моём плане.
— У меня была долгая, бессонная ночь Иньиго, — улыбнулся он, — здраво подумав и поразмышляв над кандидатурами, я пришёл к выводу, что ты прав, кардинал Сиены, самый компромиссный вариант и странно, что о нём не подумал никто другой, кроме тебя.
— А кстати вы сами, наставник? — поинтересовался у него я, — вы ведь тоже есть в списке папабили.
Он спокойно кивнул.
— Это является второй причиной, по который я бы хотел, чтобы победил в выборах кардинал Сиены. У меня есть мои переводы, а обязанности папы лишат меня этого тихого уголка.
Он показал на свой кабинет.
— Хорошо учитель, когда едем? — кивнул я, понимая его доводы.
— Знаешь, давай я познакомлю тебя тогда с ещё одним своим знакомым, только предупрежу сразу, ему уже за его голос заплатили, чтобы ты понимал, что его сложно будет перекупить, — задумчиво произнёс Виссарион.
— Сложно, но можно? — улыбнулся я,
— Это, уже как сам с ним договоришься, — пожал плечами учитель.
— А кто это? Чтобы я хотя бы знал, — поинтересовался я у него.
— Кардинал-епископ Сабины и митрополит Киевский и всея Руси — Исидор, — ответил Виссарион, заставив меня открыть рот. Как-то в моей голове не дружили оба этих сана на одном человеке, так что я полез в нейроинтерфейс и узнал там много интересного о самом Исидоре Киевском, а также как Ферраро-Флорентийский Собор повлиял на весь христианский мир, а особенно православие.
Собравшись, мы с ним на моей повозке добрались до большого, добротного дома митрополита Киевского, и нас встретили послушники и слуги, проводив к самому Исидору, оказавшемуся, что неудивительно глубоким стариком за семьдесят лет, очень уставшему и сухому на вид, но имевшему очень острый взгляд.
— Виссарион? — удивился он гостям, когда нас провели в приёмный зал и он вышел к нам одетый в кардинальские одежды, — вот уж неожиданные гости.
— Приветствую тебя Исидор, — улыбнулся грек, — хотел познакомить тебя со своим учеником, я тебе про него рассказывал.
— А-а-а, Иньиго де Мендоса, помню, — протянул тот, заинтересованно рассматривая меня на руках у Бартоло, — прошу присаживайтесь.
Мы сели втроём, и дождавшись, когда Бартоло выйдет, я обратился к нему сам.
— Не буду долго ходить вокруг да около, ваше преосвященство, — я прямо посмотрел на него, — я приехал, как представитель одного из кандидатов.
Лёгкая улыбка тронула его губы, он заинтересованно посмотрел на меня, затем на Виссариона Никейского.
— И это явно не кардинал Доменико Капраника, — заметил он.
— Нет, это кардинал Сиены, я его полномочный представитель, — согласился я с ним, — и я собираю для него голоса.
— Я настолько знаю, его нет в списке папабили, — он пожал плечами, — к тому же вы наверняка знаете, кому я уже отдал свой голос.
— Разумеется, ваше преосвященство, — склонил я голову, — но поскольку наш мир так несовершенен и изменчив, я бы хотел, чтобы вы проголосовали за моего кандидата, если на Конклаве с основным кандидатом что-то произойдёт.
— А что должно случиться с Доменико Капраника? — удивился митрополит.
— Мы все ходим под богом, ваше преосвященство, — перекрестился я, — и я был бы плохим представителем, если бы не предусмотрел все возможные варианты. Я не предлагаю вам менять свои взгляды, если кардинал Капраника будет первой кандидатурой, то голосуйте за него, как и велит ваша совесть, но если вдруг Конклав не наберёт за него нужного количества голосов, я хочу договориться с вами на второй голос за моего кандидата.
— Вы просто потеряете деньги, синьор Иньиго, — удивился старик, — не бывает никаких вторых вариантов.
— Но вы не против? — уточнил я, — какой был размер подарка вам?
Я специально не говорил прямо, что его голос купили, чтобы не обижать его, а действовал недоговорённостями и намёками.
— Двадцать тысяч флоринов, — немного поколебавшись, но всё же ответил он.
— Я думаю будет справедливо, что за ваш резервный голос, я пожертвую вашей церкви десять тысяч флоринов? — поинтересовался я у него.
Старик посмотрел на кардинала Виссариона.
— Твой ученик разбрасывается деньгами Виссарион, — он покачал головой, — но зачем мне ему в этом отказывать?
Я достал вексель банка Медичи, попросил позвать слуг, чтобы принесли письменные принадлежности и проставил в него нужную сумму, затем передав его митрополиту, вместе со своей правой рукой, которую он с удовольствием пожал, взяв мой вексель.