— Скажите, пожалуйста, где найти Яковлева? — спросил он, подойдя поближе.
— Это Гришку-то? — Женщина снова опустила глаза к вязанию. — В мастерской, где ж ему быть. Там, за площадкой.
Игорь Владимирович вышел на площадку, обогнул небольшой гараж с красными воротами боксов и увидел кирпичную будку в два маленьких окна, с тронутой ржавчиной железной дверью. Два старых кривых тополя тихо шуршали листвой над покатой железной крышей. Возле будки стоял дощатый гараж, наполовину обитый старой тусклой жестью. Такие гаражи строили на пустырях владельцы личных автомобилей. Ворота гаража были растворены. Игорь Владимирович увидел знакомую грязно-желтую машину, стоящую на деревянных чурбаках. Но в гараже никого не было. Он подошел к ржавой двери кирпичной будки, услышал ровное высокое гудение и потянул за скобу.
В небольшом помещении стоял полумрак, светилась только лампа над токарным станком. Яковлев склонился над вращающейся деталью и следил за резцом. От гудения станка у Игоря Владимировича сразу заложило уши. Он постоял на пороге, оглядывая длинный слесарный верстак с параллельными тисками, большой фрезерный станок, видимо, очень старой конструкции, маленький эксцентриковый пресс, допотопную долбежку, развешанные на гвоздях по стенам прокладки, шестерни, сложенные в углу листы стали и алюминия, — все здесь напоминало скорее деревенскую кузню, чем мастерскую ленинградского гаража.
Яковлев остановил станок, промерил штангелем деталь и только тут заметил Игоря Владимировича. Он прищурился, глядя в сумрак мастерской, и, видимо не узнав, промолчал.
Игорь Владимирович сделал несколько шагов вперед.
— Здравствуйте. Я — Владимиров. Помните, приглашали после гонок?
— A-а, здравствуйте, — Яковлев шагнул к стене, зажег верхний свет. Киловаттка в алюминиевом абажуре словно раздвинула помещение, и мастерская уже не казалась такой тесной, а станки выглядели внушительнее.
Яковлев выдвинул из угла две табуретки, приставил к верстаку.
— Садитесь.
— Спасибо, — Игорь Владимирович неуверенно глянул на темное промасленное сиденье табуретки. Яковлев заметил этот взгляд, сказал:
— Сейчас. — Достал из ящика верстака газету и постелил на табуретку.
Игорь Владимирович сел. Яковлев достал папиросы, протянул пачку вперед. Игорь Владимирович отрицательно покачал головой.
— А я вот никак не могу бросить, — Яковлев закурил. — Несколько раз пробовал, больше недели не вытерпеть.
— Ну и курите, чего себя мучить, раз хочется. Врачи говорят, вредно, а многие курят и живут иногда довольно долго, — с улыбкой ответил Игорь Владимирович.
— Да я не только оттого, что вредно. У некурящего хлопот меньше. А тут то папиросы исчезнут в ларьках, то купить забудешь, а потом мучаешься. И вообще, когда не куришь, чувствуешь себя независимей: все-таки это слабость.
— У кого их нет — слабостей? — сказал Игорь Владимирович и подумал растроганно: «Молод еще». Чем-то этот парень напоминал собственную юность, мысли о самосовершенствовании. Он вздохнул. Тесная мастерская, залитая чересчур ярким светом, неуклюжие станины старых станков, листовой металл в углу — все это стало сразу каким-то своим и уютным. Игорь Владимирович еще раз огляделся и вдруг застыл. Прямо на него из непонятной синеватой холодной глубины смотрел человек с длинным худым лицом, с зачесанными гладко назад каштановыми волосами, в которых уже явственно проблескивала седина. Глаза у человека были глубокие, темные. Игорь Владимирович не сразу узнал себя: слишком красивым и необычным было лицо, и что-то проглянуло в нем такое, что не понравилось — то ли тщеславие, то ли самодовольство.
— Что это у вас за зеркало? — спросил он настороженно.
— A-а, хромоникель, наверное. Какой-то растяпа потерял с машины возле «Воздушки», а я ехал и подобрал. Хорошая пластина, шестнадцать миллиметров. — Яковлев улыбнулся как-то застенчиво.
Игорь Владимирович встал, подошел к стене, где висело это странное голубое зеркало. По краям пластины были небольшие матовые фаски, они казались белее основной плоскости, и из этой тонкой рамки светилась неправдоподобная бездонная синева. Поверхность металла была идеально гладкой и плоской. Игорь Владимирович понял это по отсутствию искажений. Он хорошо разбирался в технологии и понимал, что получить такую идеально ровную и чистую поверхность на площади более полуметра почти невозможно без специального и дорогого оборудования. Он еще раз осмотрел зеркало, осторожно дотронулся до уголка. На поверхности появилось туманное матовое пятнышко, оно сразу же стало уменьшаться и вмиг исчезло совсем.
— Как же это удалось вам? Получение такой поверхности и на заводе — проблема. — Игорь Владимирович все смотрел на эту холодную глубокую синеву, открывавшую в нем незнакомые дотоле черты, и ему было не по себе.
— Да мне надо было головки цилиндров подшлифовать после подрезки, — у меня же все форсированно. Ну вот, я одолжил на ремзаводе рядом притирочную плиту. Приладил электромоторчик с рычагами и пружиной, чтоб давление все время было и такое, вращательное, и возвратно-поступательное движение по плоскости. Сначала головки притер, а потом уж эту пластину. Времени-то это не занимало. Утром приду, включу, вечером выключу. Только эмульсию подливал, — объяснил Яковлев, и по голосу было понятно, что он стыдится этой вроде бы никчемной работы.
А Игоря Владимировича разобрало озорное любопытство: хотелось понять увлечения этого странного парня, который был похож на простака и гения одновременно. И он спросил:
— А зачем вам это? — И повернулся от зеркала к Яковлеву.
С коротким застенчивым смешком тот ответил:
— Да я в какой-то книге — такой, популярной — прочитал, что у средневековых алхимиков были зеркала, которые давали странные эффекты, показывали разных там чертей… Судьбу предсказывали по ним. Были они металлические. Такое имел Калиостро. Ну вот, я стал думать, что бы это могло быть? Попробовал наклепом нанести рисунок, думал, структура металла изменится и отражаемость будет иная и при определенном освещении этот рисунок можно будет увидеть в зеркале, но не получилось. Наверное, этого мало, они, видимо, гравировали на зеркале, а потом инкрустировали совсем другим металлом и заполировывали. — Яковлев помолчал, все еще застенчиво улыбаясь, и добавил: — Так что алхимика из меня не вышло. И графа Калиостро тоже.
Игорь Владимирович не ответил, его поразила эта любознательность и какая-то, как ему показалось, бесшабашная щедрость. Сам он никогда, даже в молодости, не был таким небережливо широким. «Это и есть талант, — подумал он с грустной завистью. — Не жаль ему времени, будто впереди еще сто лет». Игорь Владимирович снова отвернулся к зеркалу, боясь выдать свои мысли.
— Конечно, это так — баловство, но интересно попробовать. Вообще-то много секретов старых забыто. А теперь вот ищут. Краски, например, разные или сталь булатная. — Он снова застенчиво улыбнулся повернувшемуся Игорю Владимировичу.
— Ну, и автомобили вас только так интересуют, как секрет?
— Ну, секрет! — Яковлев даже поднялся с табуретки. — У меня к машинам свой счет, — сказал резко и вдруг осекся.
— Что, скорость мала? — Игорь Владимирович пристально поглядел ему в глаза, разговор почему-то начинал волновать.
Яковлев снова сел, облокотился на верстак, подперся кулаком.
— Не в ней одной дело… — он задумчиво посмотрел куда-то вперед, мимо Владимирова, и медленно сказал: — Наездился я на разных колымагах. И все думал: «Вот бы тому, кто ее сделал, хоть месяц на ней отработать». Словом, все не так, не нравилось. Вот и захотел свой автомобиль придумать. Чтобы был маленький, но мощный и удобный, чтобы сразу прирастал к телу, как куртка хорошая… Ну и гонки, конечно…
«Кто он, гений или невежда?» — с волнением спросил себя Игорь Владимирович; его уже интересовал не только тот странный грязно-желтый автомобильчик с клиновидным кузовом, но и этот парень, с серыми, чересчур взрослыми глазами и простоватым выражением лица, которое лишь иногда становилось на миг острым и жестким.
— Ну, покажите ваш автомобиль, — попросил он.
— Да что вы там будете пачкаться в боксе. Я вам лучше чертежи покажу, — Яковлев встал, открыл ящик верстака и, вынув пачку несвежих, сложенных вчетверо листов ватмана, стал раскрывать их на верстаке.
Игорь Владимирович еще издали увидел, что чертежи варварские. Толстые карандашные линии были неточными, сопряжения дуг и прямых неуклюже и грязно размазаны. Он подошел к верстаку, сел на табуретку, застланную газетой, подвинул к себе лист с общим видом кузова. И сразу стал несущественным неряшливый и непрофессиональный вид этих чертежей. Теперь он уже знал, что форма кузова, его аэродинамика не только задумана сознательно, но и точно рассчитана. Тут же, на общем виде, шли колонки цифр, подсчеты коэффициентов сопротивления воздуха, величин лобовой площади, фактора обтекаемости. Прижимающий эффект антикрыла и хорошая обтекаемость кузова были, как он и думал, заданы. На неуклюжем варварском чертеже Игорь Владимирович увидел весь ход мысли, простой и рационально-жесткой. Но многое вызывало недоумение. Он чувствовал, что некоторые непонятные ему решения нужны, но сам не мог в них разобраться. Этот странный мальчишка, видимо, понимал аэродинамику кузова лучше него, затратившего на это дело годы.
— Почему у вас воздухозаборник дефлектора такой щелевой и под днищем кузова? Проще ведь сделать боковые карманы, так поступают всегда. И зачем продольные перегородки в щели и этот уклон вперед? — Игорь Владимирович увлекся и как-то даже забыл, что перед ним не студент, пришедший на экзамен.
— Ну… я думал, что этот козырек будет прижимать под действием встречного потока, а перегородочки дадут еще продольную устойчивость. В общем, стабилизатор, как у самолета, — Яковлев робко взглянул на Игоря Владимировича и спросил: — Что, неправильно?
— Пожалуй, правильно, — осторожно согласился Игорь Владимирович. — Только это надо бы обсчитать, а формул таких нет пока.