Катя, слегка прижав руку Луизы (сигнал «держимся»), сделала еще шаг, стараясь идти плавно, как учили. Она подошла к своему месту – слева от Далина. По этикету, который Луиза вбила ей в голову за последний час, она наклонила голову в легком, почтительном поклоне, сначала в сторону графа и графини, потом – Далина, и наконец, кивнула Себастьяну.
«Добрый вечер».
Ее голос, тихий, но четкий, прозвучал в тишине, как удар хлыста. Казалось, он заставил всех вздрогнуть.
Первым очнулся Далин. Он не встал. Просто отодвинул стул рядом с собой – ее стул – с таким видом, будто выполняет неприятную, но необходимую формальность. Движение было резким, лишенным галантности.
«Ну, раз теперь все в сборе , – его голос, низкий, вибрирующий, с легким металлическим отзвуком, разрезал тишину, – можно и начать ужин. Садись, Катарина. Не заставляй ждать.»
Его слова не были громкими, но они прозвучали как приказ. Катя почувствовала, как Луиза незаметно подталкивает ее к стулу. Она опустилась на него, стараясь не упасть и не задеть Далина. Тот отодвинулся на сантиметр, как будто боялся соприкосновения.
«Спасибо, герцог Далин,» – прошептала она, глядя на свою тарелку. Рядом с ней запахло холодным металлом и чем-то диким, дымным.
Едва она уселась, как, с другой стороны, почувствовала приближение холода иного рода. Мать. Элеонора наклонилась так, что ее губы почти коснулись уха Кати. Шипение, полное яда, впилось в ее сознание:
«Что ты себе позволяешь, мерзкая девчонка? Этот вид? Эта… скромность? Ты что, решила поразить его? Или свести с ума? Ты – позор! Позор! Сиди и молчи, как истукан!»
Катя сжала кулон под платьем. Не реагировать. Нельзя реагировать.
Ужин начался. Лакеи разносили блюда. Катя машинально брала правильные приборы, стараясь не дрожать. Луиза стояла чуть поодаль, готовая в любой момент прийти на помощь. Катя чувствовала на себе тяжелый взгляд Далина, скользящий по ее рукам, следящий за каждым движением. Он не ел. Он наблюдал.
Себастьян, оправившись от шока, видимо, решил вернуть статус-кво. Он фыркнул, глядя на Катю.
«Знаешь, Катариночка, – начал он сладким, ядовитым тоном, – ты сегодня выглядишь… почти прилично. Видно, хороший стилист поработал.» Он оглядел стол с напускным весельем. «Наверное, после такого «преображения» даже герцог Далин захочет ускорить свадьбу, а? Хотя, что он там сможет найти под этим новым фасадом? Ту же пустоту?»
Граф фыркнул, притворяясь, что поперхнулся вином. Графиня язвительно улыбнулась. Далин оставался неподвижен, лишь его драконьи зрачки сузились еще больше.
Катя подняла глаза. Не на Далина, а на Себастьяна. В ее взгляде не было ни страха, ни злобы. Была… усталая смущенность. И легкая, почти незаметная улыбка тронула ее губы.
«Ты всегда отличался… своеобразным чувством юмора, Себастьян,» – сказала она тихо, но так, что было слышно всем. Ее голос звучал искренне, почти тепло. «Оно… освежает. Особенно в такой формальной обстановке.»
На столе снова воцарилась мертвая тишина. Себастьян остолбенел, его самодовольная ухмылка застыла. Граф перестал жевать. Графиня замерла с бокалом. Даже Далин слегка наклонил голову, его взгляд стал еще пристальнее. Никто не ожидал… комплимента. От Катарины. И уж тем более в ответ на издевку.
Себастьян покраснел, смущенно и зло, и уткнулся в тарелку. Напряжение висело в воздухе, как грозовая туча.
Разговор, точнее, монолог графа и осторожные реплики графини, переключился на безопасные темы: погоду, светские сплетни. Катя молчала, клевала еду, стараясь быть невидимой. Но Далин внезапно нарушил это хрупкое перемирие. Он повернулся к ней, его золотисто-змеиные глаза приковались к ее лицу.
«А ты, Катарина, как себя чувствуешь?» – спросил он. Голос был вежливым, ледяным. Каждое слово – как удар отточенного кинжала, обернутого в бархат. В его тоне не было ни капли тепла, ни тени искренней заботы. Только формальность и… скрытое презрение.
Он ненавидит ее. Ненавидит всей душой, – пронеслось у Кати в голове.
«Уже лучше, герцог Далин. Спасибо,» – ответила она, не поднимая глаз, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
«Как же так получилось?» – продолжил он, не отводя взгляда. Его интонация требовала ответа. «Ты умудрилась пострадать в собственном доме. Удивительная неосторожность. Или… фатальность?»
Катя почувствовала, как под платьем кулон стал чуть теплее, напоминая о себе.
«Я… не знаю, герцог Далин. Многое стерлось из памяти.» Это была чистая правда.
Далин помолчал. Казалось, он изучал каждую черточку ее лица, каждую микроскопическую реакцию. Затем он медленно отпил из своего бокала и поставил его на стол с тихим, но отчетливым стуком.
«Знаешь, Катарина, – произнес он тихо, но так, что каждое слово врезалось в сознание, как клеймо, – не пытайся казаться лучше, чем ты есть. Твое ничтожество известно всем в этом зале и далеко за его пределами.» Он сделал паузу, давая словам впитаться. «Этот брак – не союз. Это цепи. Цепи, скованные глупыми клятвами мертвецов. Они тяготят меня и, я уверен, тебя. Так что будь добра, – его голос стал еще холоднее, – продолжай играть свою жалкую роль молча. И дальше. Не усложняй то, что и без того невыносимо.»
Это было слишком. Слишком жестоко. Слишком публично. Катя почувствовала, как жгучая волна гнева поднимается от живота к горлу. Гнев не только за себя, но и за ту несчастную девушку, тело которой она носила, за которую никто никогда не заступился. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Далином. В ее синих глазах, обычно таких хрупких, вспыхнул холодный огонь.
«Цепи, герцог Далин?» – ее голос прозвучал удивительно четко и спокойно, ледяная вежливость капля за каплей вытесняла страх. «Мне всегда казалось, что драконы… слишком сильны и горды, чтобы позволять клятвам мертвых управлять живыми. Или я ошибаюсь?»
Тишина, воцарившаяся после ее слов, была оглушительной. Граф Оливер побледнел, как полотно. Графиня Элеонора в ужасе схватилась за горло. Себастьян замер с открытым ртом. Луиза, стоявшая у стены, чуть не вскрикнула. Даже непроницаемое лицо Далина дрогнуло. В его драконьих глазах мелькнуло что-то – не гнев, не сразу. Сначала – чистое, безудержное изумление. Потом – ярость. Ярость оттого, что она, эта «пустышка», осмелилась усомниться в его силе, задеть его гордость. Его пальцы сжали ручку ножа так, что костяшки побелели.
«Оливер!» – резко вскрикнула графиня Элеонора, вскакивая. Ее голос дрожал от паники. «Я… я думаю, пришло время… для мужчин! Да! Для сигар! В библиотеку! Сигары и бренди!» Она почти истерично махала руками, пытаясь отвлечь внимание от Кати и разрядить невыносимую атмосферу.
Граф Оливер, словно очнувшись, поспешно встал.
«Да-да, конечно! герцог Далин? Себастьян? Прошу…» Он жестом указал на дверь. Себастьян, все еще ошарашенный, поднялся. Далин медленно, очень медленно, отвел свой соколиный взгляд от Кати. В его глазах еще кипела буря. Он встал, его движения были плавными, но излучали опасность, как раскаленный металл. Молча, не глядя больше ни на кого, он направился к двери. Граф и Себастьян поспешили за ним.
Едва дверь за мужчинами закрылась, графиня Элеонора обернулась к Кате. Ее лицо исказила бешеная ярость, смешанная со страхом.
«Ты… Ты сумасшедшая! Тварь! Отродье!» – она шипела, стремительно приближаясь. «Как ты посмела! Как ты посмела так говорить с ним! Ты чуть не погубила нас всех! Он мог… он мог…» Она не договорила, но в ее глазах читался настоящий ужас перед гневом дракона.
Катя тоже встала, пытаясь сохранить достоинство, хотя сердце колотилось как бешеное.
«Я лишь ответила на его оскорбление, – сказала она, стараясь говорить твердо. – Или вы считаете, что он имел право…»
«МОЛЧАТЬ!» – взревела графиня. Ее рука, изящная и сильная, мелькнула в воздухе. Катя не успела даже вздрогнуть.
Щелк!
Оглушительный хлопок. Белая вспышка боли. Катя даже не поняла сразу, что произошло. Она увидела искры перед глазами, почувствовала, как ее голова резко дернулась в сторону, а потом… пол ушел из-под ног. Она падала. Звон в ушах заглушал все. Правая щека пылала адским огнем, он растекался по всему лицу, отдаваясь пульсирующей болью в виске. Голова кружилась невыносимо, в глазах прыгали черные мушки. Она ударилась плечом о ножку стола, потом бедром о холодный каменный пол. Лежала, не в силах пошевелиться, пытаясь вдохнуть сквозь тошноту и звон. Сквозь туман боли она видела разъяренное лицо графини, склонившееся над ней, ее открытый в крике рот, из которого не доносилось ни звука. И Луизу, бросавшуюся к ней с лицом, искаженным ужасом.
И в этот самый миг дверь в столовую снова распахнулась.
На пороге стояли трое мужчин, вернувшиеся, видимо, за забытыми вещами или из-за шума. Граф Оливер замер, уставившись на сцену: его жена, склонившаяся в ярости над лежащей на полу дочерью, чье лицо украшал яркий, расплывающийся след от пощечины. Себастьян остолбенел. А герцог Далин…
Его золотисто-змеиные глаза, холодные и нечеловеческие, медленно скользнули с разгневанной графини на Катю, беспомощно лежащую на полу, с ее пылающей щекой и глазами, полными боли и унижения. В его взгляде не было ни сочувствия, ни жалости. Был только… ледяной, всевидящий анализ. И что-то еще. Что-то глубокое, первобытное, опасное. Что-то, что заставило даже графиню Элеонору резко выпрямиться и отступить на шаг, внезапно побледнев сильнее прежнего.
Тишина в столовой стала гробовой. Звон в ушах Кати начал стихать, сменяясь оглушительным стуком собственного сердца. Она видела только эти драконьи глаза, прикованные к ней, и чувствовала жгучую боль на щеке. И игра только начиналась.
Глава 9. Снежинка и Приказ
Гробовая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием графини и едва слышным звоном в ушах Кати, повисла в столовой. Катя лежала на холодном полу, щека пылала, мир плыл перед глазами. Она видела только фигуры на пороге, застывшие в шоке.