— Можешь провести ночь здесь, — сказал он. — Я откопаю тебе какую-нибудь пижаму.
Кэрол смотрела на обставленную со вкусом комнату и думала:
— Кэрол, бэби! Ты наткнулась на денежный мешок! Дяде нужна черная задница, и именно ты, бэби, выложишь это ему.
Она разделась и следующие полчаса провела в душевой. Когда она вышла оттуда с полотенцем, обернутым вокруг сияющего, чувственного тела, то увидела, что этот олух оставил ей свою пижамную пару на кровати. Она знающе рассмеялась, сбросила полотенце на пол и прогулочным шагом направилась в гостиную. Его там не было. Она заглянула в дверь его комнаты. Он сидел за большим, удобным столом со старомодной подвешенной лампой. Комната была забита книгами от пола до потолка.
Она подошла к нему сзади и поцеловала в шею.
— Начнем-ка, малыш, — прошептала она. — Ты меня так завел, что я не могу утерпеть.
Она прижалась к нему плотнее.
— Если ты не обработаешь меня быстро, я с ума сойду.
Он с секунду изучал ее быстрыми, умными глазами.
— Тебе мало было неприятностей? — спросил он мягко. — Ты не виновата, что родилась негритянкой, но кто сказал тебе, что ты должна быть черной шлюхой и курить наркотики?
Она уставилась на него, сбитая с толку, — что она сделала не так? Может, ему нужно сначала завестись и выпороть ее, чтобы поймать свой кайф? Или, может, он был чем-то сродни святоше: собирался помолиться над ее черной задницей, реформировать ее, а потом уложить?
Она сделала еще одну попытку. Протянула руку ему между ног, погладила, шепча:
— Ну же, бэби. Выдай-ка мне.
Он мягко освободился и усадил ее в кресло. Никогда еще она не была так озадачена. Он не был похож на педика, но кто в наше время знает?
— У тебя какой поворот, бэби? Скажи, что тебя заводит, и я помогу тебе.
— Ну ладно, — сказал он. — Давай поболтаем.
— То есть — поговорим?
— Именно.
И они поговорили. Всю ночь напролет. То была самая странная ночь в жизни Кэрол. Доктор Стивенс перескакивал с одной темы на другую, испытывая Кэрол, просвечивая ее насквозь. Он спросил ее мнение о Вьетнаме, о гетто, о студенческих бунтах. Каждый раз Кэрол казалось, что она уловила, что именно его интересует, но он переключался на другой предмет. Они разговаривали о вещах, о которых она никогда не слышала, и о том, в чем считала себя лучшим в мире знатоком. Много месяцев спустя она лежала без сна ночами, пытаясь вспомнить то слово, идею, магическую фразу, которые изменили ее. Но не смогла. И поняла, что слова этого не существовало. Доктор Стивенс просто поговорил с ней. Поговорил по-настоящему. Никто не делал этого раньше. Он обошелся с ней, как с человеческим существом, равным ему, к мыслям и чувствам которого он прислушивался.
Она вдруг застыдилась своей наготы, пошла и надела пижаму. Он вошел, сел на краешек постели, и они продолжали разговаривать. Они говорили о Мао Цзедуне, о хула-хупе, о наркотиках. О том, каково это — иметь отца и мать, никогда не состоявших в браке. Кэрол говорила ему о том, о чем не рассказывала никому в жизни. О том, что было погребено глубоко в подсознании. И когда, наконец, она заснула, то почувствовала себя полностью опустошенной. Как будто ей сделали операцию, и из нее вытек целый поток яда.
Утром, после завтрака, он подал ей сто долларов.
Она помолчала, потом сказала:
— Я солгала. Это не был мой день рождения.
— Я знаю, — он улыбнулся. — Но мы не скажем судье. — Его тон изменился. — Можешь взять эти деньги, уйти отсюда, и никто не побеспокоит тебя, пока снова не попадешься полиции. — Он помолчал. — Мне нужна секретарша. Думаю, ты чудесно подошла бы для этой работы.
Она посмотрела на него недоверчиво.
— Вы смеетесь. Я не умею стенографировать или печатать на машинке.
— Сможешь, если вернешься в школу.
Минуту Кэрол смотрела на него, потом с жаром проговорила:
— Я и не думала об этом. Звучит так забавно.
Она не могла дождаться, когда уберется отсюда к чертовой матери с сотней долларов и взмахнет ими перед девчонками и ребятами в Гарлеме, в аптеке Фишмана, где ошивалась шайка. С такими деньгами она сможет развлекаться целую неделю.
Когда она зашла к Фишману, все было так, как будто она никуда не пропадала. Она увидела те же кислые лица, услышала ту же подавленную речь, и это был ее дом. Она вспоминала квартиру доктора. И разница была не в том, что у него шикарная мебель. Просто там было «чище». И спокойней. Как будто на маленьком острове, где-то в другом мире. И он предлагал ей нормальную жизнь. Что ей терять? Можно попробовать для смеха — доказать доктору, что он не прав, что у нее не получится.
К собственному удивлению Кэрол записалась в вечернюю школу. Она покинула свою меблированную комнату с заржавленной раковиной, сломанным унитазом и железной койкой со скомканным матрасом, на котором занималась трюкачеством и разыгрывала сцены. Она — прекрасная наследница большого состояния в Париже, Лондоне или Риме, а сопящий мужчина — богатый, красивый принц, горящий желанием жениться на ней. Мечта исчезала вместе с теми, кто, получив оргазм, сползал с нее в сторону. До следующего раза.
Она покинула комнату и всех своих принцев, не оглянувшись, и вернулась к родителям. Доктор Стивенс ждал, пока она закончит учебу. Среднюю школу она окончила с высшими баллами. В день окончания доктор пришел поздравить ее, его серые глаза светились гордостью. Она устроилась на дневную работу в фирму «Недик» и по вечерам ходила на курсы секретарей. Сразу после их окончания она стала работать у доктора Стивенса и смогла снять собственную квартиру.
В течение четырех последующих лет доктор Стивенс всегда обращался к ней с той же мрачной любезностью, что и в ночь их знакомства. Вначале она ожидала, что он когда-нибудь припомнит ей, кем она была раньше. Но в конце концов осознала, что он всегда видел ее такой, какой она стала сейчас. Все, что он сделал, это дал ей возможность найти себя. Когда у нее возникала проблема, он всегда находил время обсудить ее. В последнее время она собиралась рассказать ему про Чика и спросить, как ей поступить, но откладывала разговор. Она хотела, чтобы доктор Стивенс гордился ею. Для него она сделала бы все: она спала бы с ним, убила бы кого угодно, если бы ему было нужно.
А теперь его хотели видеть эти двое громил из уголовного отделения.
Мак-Гриви терял терпение.
— Так как же, мисс? — спросил он.
— Мне приказано не беспокоить его во время приема, — сказала Кэрол.
Взгляд Мак-Гриви изменился.
— Хорошо. Я позвоню ему.
Она подняла трубку и нажала кнопку интеркома. Через полминуты тишины послышался голос доктора Стивенса.
Да?
— Здесь двое из полиции, они хотят вас видеть, доктор. Они из уголовного отделения.
Она вслушалась в его голос, пытаясь уловить перемену: неуверенность, страх. Но ничего не было.
— Им придется подождать, — сказал он и разъединил связь.
Волна гордости охватила ее. Может, они и способны вогнать ее в панику, но не могут вывести доктора из состояния холодного спокойствия. Она с вызовом глянула на них.
— Вы слышали, — сказала она.
— Сколько продлится прием? — спросил младший, Анжели.
Она бросила взгляд на настольные часы.
— Еще 25 минут. Это его последний пациент на сегодня.
Мужчины обменялись взглядами.
— Мы подождем, — вздохнул Мак-Гриви.
Они сели. Мак-Гриви изучающе смотрел на нее.
— Вы кажетесь знакомой, — сказал он.
Этим ее не обмануть. Громила закидывал удочку наугад.
— Сами знаете, как о нас говорят, — ответила Кэрол. — Все на одно лицо.
Точно через 25 минут Кэрол услышала, как щелкнул замок в двери, выходящей из кабинета доктора прямо в коридор. Через некоторое время открылась дверь в приемную, и вошел Джад Стивенс. Его взгляд остановился на Мак-Гриви.
— Мы как-то встречались, — сказал он. — Но не могу вспомнить, где.
Мак-Гриви бесстрастно кивнул.
— Да… Лейтенант Мак-Гриви.
Он указал на Анжели:
— Детектив Фрэнк Анжели.
Джад и Анжели обменялись рукопожатием.
— Входите.
Мужчины вошли в кабинет Джада, и дверь закрылась. Кэрол посмотрела им вслед, пытаясь уложить это в голове. По-видимому, тот, что покрупней, испытывал к доктору Стивенсу неприязнь. Но может, это было его обычным настроением? Кэрол была уверена только в одном. Ее платье необходимо отдать в чистку.
Кабинет Джада был обставлен, как деревенская гостиная во Франции. Рабочего стола не было. Удобные, легкие стулья и столики с антикварными лампами расставлены по комнате. На полу ковер с изящным рисунком, а в углу удобная кушетка с дамасским покрывалом. Мак-Гриви отметил, что на стенах не висели дипломы. Но он проверил все до того, как пойти сюда. Если бы доктор Стивенс захотел, то смог бы покрыть дипломами и сертификатами все стены.
— В первый раз оказываюсь в приемной психиатра, — сказал Анжели. — Хотел бы я, чтобы мое жилье было похоже на это.
— Это успокаивает пациентов, — легко сказал Джад. — И, кстати, я психоаналитик.
— Извините, — сказал Анжели. — И в чем же разница?
— Примерно в пятидесяти долларах в час, — сказал Мак-Гриви. — Мой напарник не очень-то в этом разбирается.
Напарник. И Джад вспомнил. Напарника Мак-Гриви застрелили, а сам Мак-Гриви был ранен во время ограбления винного магазина. Это было четыре, может пять лет назад. За это был арестован мелкий бандит по имени Амос Зифрен. Адвокат Зифрена настаивал на невиновности обвиняемого в связи с его ненормальностью. Джада пригласили в качестве эксперта и попросили обследовать Зифрена. Он обнаружил, что тот безнадежно ненормален, с сильно выраженным паресисом. По заключению Джада Зифрен избежал смертной казни и был отправлен в лечебницу для душевнобольных.
— Теперь я вас вспомнил, — сказал Джад. — Дело Зифрена. Вы получили три пули, а ваш напарник был убит.
— И я вас помню, — сказал Мак-Гриви. — Вы вытащили убийцу.
— Чем я могу быть вам полезен?