верь, через которую вышел Китинг, и насмешливо кивнул Доминик.
— Ты этого ожидал, — сказала Доминик.
— Конечно.
— А теперь скажи, чего ты в действительности добиваешься, Эллсворт?
— Боже, я просто хочу помочь тебе добыть Стоунридж для Питера. Это действительно потрясающий проект.
— Зачем ты так стараешься, чтобы я переспала с Винандом?
— А ты не считаешь, что это было бы интересным опытом?
— Ты не удовлетворён тем, как обернулась моя жизнь с Питером. Да, Эллсворт?
— Не совсем. Процентов на пятьдесят. Что ж, в этом мире нет ничего совершенного. Человек хватается за что может, а затем устремляется за следующим.
— Тебе очень хотелось, чтобы Питер женился на мне. Ты знал, во что это выльется, лучше, чем Питер или я.
— Питер вообще ничего не знал.
— Что ж, это сработало — на пятьдесят процентов. Ты сделал из Питера Китинга то, что хотел, — он ведущий архитектор страны, готовый лизать тебе пятки.
— Мне никогда не нравилась твоя манера выражаться, но она точна. Я бы сказал иначе: нечто виляющее хвостом. Но ты выразилась мягче.
— А другие пятьдесят процентов, Эллсворт? Провал?
— Похоже, полнейший. Моя вина. Вероятно, не следовало ожидать, что кто-то вроде Питера Китинга, даже в роли мужа, сможет сломить тебя.
— Что ж, ты откровенен.
— Я уже говорил тебе однажды, что это единственный способ общаться с тобой. Кроме того, тебе не надо было этих двух лет, чтобы понять, чего мне хотелось от вашего брака.
— И ты полагаешь, Гейл Винанд справится с этой задачей?
— Мог бы. А ты как думаешь?
— Я думаю, что снова играю роль отвлекающего манёвра. Помнишь, ты как-то назвал это сладкой подливкой? А что ты имеешь против Винанда?
Он рассмеялся, этот смех выдавал — он не ожидал вопроса. Она презрительно добавила:
— Не пытайся показать, что ты шокирован, Эллсворт.
— Ладно. Давай поговорим откровенно. Я ничего не имею против мистера Гейла Винанда. Я подумывал о его встрече с тобой уже давно. Если тебе нужны подробности — вчера утром он меня обидел. Он слишком наблюдателен. И я решил, что время пришло.
— А тут ещё и Стоунридж….
— А тут ещё и Стоунридж. Я понимал, что это тебя заинтересует. Ты никогда не продала бы себя, чтобы спасти свою страну, свою душу или жизнь человека, которого любила. Но ты будешь торговать собой, чтобы получить для Питера Китинга подряд, которого он не заслуживает. Посмотришь, что потом от тебя останется. Или от Гейла Винанда. Мне тоже будет интересно посмотреть.
— Совершенно верно, Эллсворт.
— Всё, что я сказал? Даже о человеке, которого ты любила… если любила?
— Да.
— Ты стала бы торговать собой ради Рорка? Хотя, конечно, тебе не нравится слышать, как произносят это имя.
— Говард Рорк, — ровным голосом произнесла она.
— Мужества тебе не занимать, Доминик.
Вошёл Китинг и принёс коктейли. Глаза его лихорадочно блестели, и он слишком размахивал руками.
Тухи поднял бокал:
— За Гейла Винанда и его «Знамя».
III
Гейл Винанд поднялся из-за своего стола, чтобы поздороваться с ней.
— Здравствуйте, миссис Китинг.
— Здравствуйте, мистер Винанд.
Он подвинул стул, но, когда она села, не вернулся на своё место, а остался стоять, изучая её с видом знатока, словно основания для этого были ей известны и в подобном поведении не было ничего вызывающего.
— В жизни вы выглядите стилизованной версией своей собственной стилизованной версии, — начал он. — Как правило, когда я смотрю на прототип произведения искусства, я испытываю приступ атеизма. Но на сей раз я не могу сказать, что скульптор превзошёл Создателя.
— Какой скульптор?
— Тот, который создал вашу статую.
Он чувствовал, что за статуей кроется какая-то история, и убедился в этом, заметив, как в её лице на долю секунды появилась напряжённость, противоречившая её безразличному, но спокойному самообладанию.
— Где и когда вы видели эту статую, мистер Винанд?
— В моей художественной галерее, сегодня утром.
— Где вы её приобрели?
Наступила его очередь выразить удивление:
— Разве вы не знаете?
— Нет.
— Её прислал мне ваш приятель Эллсворт Тухи. В подарок.
— Чтобы устроить мне эту встречу?
— Мотивировка его была не столь откровенной, как, я полагаю, вы подумали. Но по существу да.
— Он мне этого не сказал.
— Вы не против того, что статуя у меня?
— Не особенно.
— Я ждал, вы скажете, что восхищены этим.
— Совсем нет.
Винанд без стеснения уселся на край стола, вытянув ноги и скрестив лодыжки. Он спросил:
— Я полагаю, вы потеряли след статуи и пытались найти её.
— В течение двух лет.
— Вам не вернуть её обратно. — И прибавил, следя за её лицом: — Но вы можете получить Стоунридж.
— Пожалуй, я изменю своё мнение. Я счастлива, что Эллсворт Тухи отдал её вам.
В этот миг он испытал горьковатое торжество, смешанное с разочарованием. Выходит, он всё же может читать её мысли, и мысли эти, оказывается, лежат на поверхности. Он спросил:
— Потому что это позволило вам встретиться со мной?
— Нет. Потому что вы предпоследний человек на свете, которого я бы хотела видеть владельцем этой статуи. Но Тухи — последний.
Ощущение торжества ушло — это было совсем не то, что должна говорить и думать женщина, добивающаяся Стоунриджа. Он спросил:
— Вы не знали, что она у Тухи?
— Нет.
— Вероятно, следовало бы разобраться с нашим общим приятелем, мистером Эллсвортом Тухи. Мне не нравится быть пешкой, и вряд ли это нравится вам. Мистер Тухи многое предпочитает замалчивать. Имя этого скульптора, например.
— Он вам не сказал?
— Нет.
— Стивен Мэллори.
— Мэллори?.. Не тот ли, кто пытался… — Он громко рассмеялся.
— В чём дело?
— Тухи сказал, что не может вспомнить имени. Этого имени.
— Неужели мистер Тухи вас всё ещё удивляет?
— За последние дни даже не раз. Это особая разновидность хитрости — подавать себя столь вульгарно, как это делает он. Очень редкая и сложная разновидность. Его артистичность заставляет меня почти уважать его.
— Не разделяю ваших вкусов.
— Ни в какой области? Ни в скульптуре, ни в архитектуре?
— В отношении архитектуры — определённо.
— А вам не кажется, что именно этого вам не следовало бы говорить?
— Вероятно.
Он посмотрел на неё и сказал:
— А вы интересная.
— Это не входило в мои намерения.
— Это ваша третья ошибка.
— Третья?
— Первая связана с мистером Тухи. В данных обстоятельствах можно было ожидать, что вы начнёте восхвалять его. Цитировать его, опираться на его огромный авторитет в вопросах архитектуры.
— Но можно было ожидать, что вы знаете, что такое Эллсворт Тухи. И к чему тогда были бы цитаты?
— Я рассчитывал сказать это вам, если бы вы дали мне такую возможность.
— Это было бы забавно.
— Вы ожидали, что вас будут здесь забавлять?
— Да.
— Рассказом о статуе? — Это была единственная уязвимая точка, которую он обнаружил.
— Нет. — Голос её стал резким. — Не о статуе.
— Скажите, когда она была создана и для кого?
— Это ещё одно, о чём забыл мистер Тухи?
— По всей видимости.
— Вы помните скандал со зданием, которое называли храмом Стоддарда? Два года назад. Вас здесь в это время не было.
— Храм Стоддарда?.. Кстати, откуда вы знаете, где я был два года назад?.. Минутку. Храм Стоддарда. Вспоминаю: святотатство вместо церкви или нечто подобное, что дало повод библейской команде устроить детский крик на лужайке.
— Да.
— Там была… — Винанд осёкся. И заговорил тем же тоном, что и она, — резко, с усилием: — Там был скандал вокруг статуи обнажённой женщины.
— Именно.
— Понимаю.
Он немного помолчал, затем резко, как будто сдерживая приступ гнева, источник которого она не могла угадать, начал:
— В это время я был где-то рядом с Бали{66}. Мне неприятно, что весь Нью-Йорк видел статую до меня. Но на яхте я не читаю газет. Я отдал приказ вышвырнуть за борт любого, кто принесёт на яхту газету Винанда.
— Так вы не видели даже фотографий храма Стоддарда?
— Нет. Здание было достойно статуи?
— Статуя была почти достойна здания.
— Оно ведь было разрушено, правда?
— Да. С помощью газет Винанда.
Он пожал плечами:
— Помню, для Альвы Скаррета это были славные деньки. Большая сенсация. К сожалению, я всё пропустил. Но Альва хорошо поработал. Да, кстати, откуда вы узнали, что я отсутствовал, и почему сам факт моего отсутствия остался в вашей памяти?
— Эта сенсация стоила мне работы у вас.
— Работы? У меня?
— Разве вы не знаете, что раньше моё имя было Доминик Франкон?
Его плечи под пиджаком модного покроя подались вперёд — знак растерянности и беспомощности. Он просто смотрел на неё несколько секунд, затем сказал:
— Нет.
Безразлично улыбнувшись, она сказала:
— Кажется, Тухи хотелось всё как можно больше усложнить для нас обоих.
— К чёрту Тухи. Мне надо с этим разобраться. Ничего не понимаю. Так вы — Доминик Франкон?
— Была.
— И вы работали здесь, в этом здании?
— Шесть лет.
— А почему я раньше вас никогда не встречал?
— Уверена, что вы не встречаетесь с каждой вашей служащей.
— Я думаю, вы понимаете, что я имею в виду.
— Хотите, чтобы я выразила это за вас?
— Да.
— Почему я не пыталась встретиться с вами раньше?
— Да.
— У меня не было желания.
— А вот этого я как раз и не понимаю.
— Мне следует пропустить это мимо ушей — или понять?
— С вашей красотой и знанием моей репутации отчего же вы не пытались устроить свою карьеру в «Знамени»?
— Мне никогда не хотелось настоящей карьеры в «Знамени».
— Почему?
— Возможно, по той же причине, которая заставила вас запретить газеты Винанда на своей яхте.