– Ты ведь Ника, не так ли? – спросила она.
Девочка оторвалась от книги и посмотрела на Таису со сдержанным любопытством.
– А вы – психолог, которого мой папа нанял, чтобы доказать, что Даша невинна.
– Такие штуки другой доктор доказывает.
Ника фыркнула, подтверждая догадки Таисы: сестру она не слишком любила.
– Судя по тому, что вы здесь, вы еще ничего не доказали, – заметила девочка.
– Не думаю, что смогу порадовать твоего отца. Я допускаю, что Даша виновна.
Ей было любопытно узнать, как Ника отреагирует на такое: обидится, оскорбится, испугается? Но нет, та осталась спокойна:
– Конечно, виновна. Зато своего добилась, а она ж знатный достигатор, для нее это важнее всего.
– Я заметила, – кивнула Таиса. – Она побеждает там, где это ей нужно и выгодно… Захотела хорошо водить машину – и научилась. А вот школьные успехи ей до лампочки, потому она особо не напрягается. Я только не могу понять, чем ей была выгодна смерть Вани?
– Она сказала, что он ее не бросит. Он и не смог в итоге.
– Я слышала, он хотел…
– Он вообще с этим затянул, – признала Ника, придавая качелям движение. – Давно следовало, но Даша умеет настаивать… То больной притворится, то скандал устроит, то в постели что новое выучит. Она делала так, что он не мог или терял желание ее бросить. Но тут даже он почти перегрыз поводок – и получил.
– Он хорошо ее знал и все-таки сел к ней в машину?
– А вы бы поверили, что она такая? Кто бы поверил?
– Ты веришь, – заметила Таиса.
– Да. Когда мне было семь, Даша чуть не утопила меня в озере.
– За что?
– Обычно, когда я говорю о таком, люди восклицают «Да не может быть!» или «Ты, наверно, всё не так поняла!», – невесело улыбнулась Ника.
– Я не особо люблю восклицать в общественных местах. Так за что же?
– За то, что родители в наказание отдали ее велосипед мне. Она не отдает свое и никому не уступает. Когда я пожаловалась на то, что случилось, мне никто не поверил. Но я урок выучила: больше не нарываюсь. Смысл? Дашу невозможно победить.
– Выставляешь ее демоном каким-то, – отметила Таиса.
– Нет, просто хорошим стратегом. Представляете, как бывает: мозги куриные, но в нужном направлении работают идеально. Например, на сегодняшнюю вечеринку она заказала два дизайнерских платья – на случай, если одно порвется или испачкается. Она забронировала две площадки, она была готова к тому, что эту займут ее хейтеры. У Даши всегда есть план Б, думаю, она уже знает, как меня придушить, если я хоть слово против нее скажу публично. Вы, пожалуйста, помните об этом на случай, если сейчас на диктофон записываете.
– Я не записываю, это все равно бесполезно. Но спасибо тебе.
– Не за что.
– Да нет, Ника, есть за что.
Таиса не солгала ей. Она еще не разобралась в истории окончательно, не сделала никаких выводов, и все же было в словах девочки нечто такое, за что можно зацепиться, та самая ниточка, которая выводит из лабиринта…
Даша виновна. Таиса сделала эту мысль центром всего, позволила себе гнев, даже питала его. Она знала: люди могут не разбираться в особенностях поведения так же тонко, как психологи, но многое они считывают интуитивно. Если бы она раньше сказала Даше, что считает ее виновной, результат получился бы сомнительный, потому что Таиса не была бы ни в чем уверена.
Однако разговор с Никой внес определенную ясность в мотивы всех – и Даши, и ее отца, укрепил обвинение. Таисе нужен был последний штришок, признание, пусть и не добровольное.
Она искала в толпе именинницу, когда ее внимание привлек к себе смартфон – звонок заглушила музыка, но вибрацию в кармане Таиса почувствовала. Она проверила, кому понадобилась в такое время, и была немало удивлена, обнаружив на экране имя сестры.
– Есть минутка? – поинтересовалась Женя, когда Таиса ответила. – Господи, что у тебя там за грохот, ты что, в клубе?
– На вечеринке у убийцы, которая празднует смерть двух пацанов.
– Ну и шуточки у тебя… Завязывала бы ты с этой работой, я за тебя волнуюсь!
– Жень, ты же явно не из-за моей работы звонишь. Случилось что? – поторопила сестру Таиса.
– Случилось, но звоню в некотором смысле из-за твоей работы. Со мной тут связывалась Оля Покровская, это дочь…
– Дальше не продолжай. Я знаю, чья это дочь, и с твоей подачи она уже связалась и со мной. Я ведь просила этого не делать.
– Ты просила не сводничать – а я и не собиралась! Но вот разговоры про секту – это совсем другое.
– Женя, какая еще секта в центре Москвы?
– А что, у сект есть предсказуемая среда распространения? – огрызнулась сестра. – Я не уверена, что все настолько серьезно, но звоночки тревожные… Я поговорила не только с Олей, созвонилась с общими знакомыми, и многие говорят, что Денис прервал с ними общение, все время пропадает где-то…
– Это возраст, после тридцати ты тратишь больше времени на объяснения того, почему не хочешь общаться, чем на дружеское общение. Он не продал квартиру? Не бросил работу? Не ушел в монастырь?
– Нет…
– Ну и все. Женя, я очень занята, а детеныш Дениса чуть ли не прямым текстом призналась, что хочет меня подставить. Давай, потом поговорим!
У Таисы действительно не было сейчас времени даже думать об этом, у нее появилась идеальная возможность для разговора. Даша наконец отдалилась от своей свиты и направилась к дому, там народу было поменьше. Таиса отключила смартфон и поспешила вперед.
Они пересеклись у задней двери, и Даша привычно выдала лучезарную улыбку, за которой пряталась и от друзей, и от врагов.
– Здравствуйте, рада и вас видеть на моем дне рождения! – прощебетала она.
– И это не единственное дно, связанное с тобой, – усмехнулась Таиса. – Я все-таки получила доказательства, Даша. Я знаю, что ты это сделала.
– Мой папа платит вам не за это.
– И с такого ты начинаешь спор о своей невиновности?
Она провоцировала Дашу намеренно, надеялась, что малолетка хоть немного поддастся чувству вины, которое, согласно Достоевскому, должно было преследовать ее все эти дни.
Не вышло. Потому что чувства вины не было.
Даша без труда удержала улыбку, со стороны наверняка казалось, что они по-прежнему беседуют очень мило. Какой любопытный самоконтроль для восемнадцатилетней девушки… Но не шокирующий. Если Даша действительно нацелена на то, чтобы становиться лучшей всегда и везде, ее нельзя воспринимать как обычного подростка.
А еще это достаточный самоконтроль для того, чтобы направить разогнавшуюся машину прямо в бетонную стену.
– Не я должна говорить о моей невиновности, а ты, – тихо сказала Даша. – Потому что это единственная версия, у которой есть шанс на будущее.
– В доказательства не веришь?
– Почему же? Верю. Я просто считаю, что они не имеют значения. Любые улики будут косвенными. Любых свидетелей я заткну – я уже догадываюсь, кто решился пасть открыть.
– Не боишься, что я сейчас это на диктофон записываю?
– Не боюсь, – рассмеялась Даша. – Я вообще ничего не боюсь. Я знаю, как сделать так, чтобы папочка мне поверил, а этого достаточно, потому что именно за спиной у папочки всё. Мои адвокаты, твой гонорар – или твои проблемы, если не уймешься. Кому он поверит – своей дочери или какой-то старой дуре, которая могла и продаться кому-то другому? Короче, не лезь в это. Шутку про фарш слышала? Тех двух уродов ты уже из обрывков не склеишь, дело закрыто, ты уходишь в любом случае, с деньгами или без. Вот это, тетя, и называется умением побеждать!
Глава 4
Николай Форсов прекрасно знал, что говорит сейчас с серийным насильником. Тут многие догадались бы, узнав историю Насти Токаревой. Но профайлеру не нужны были даже эти факты, ему хватило бы и пяти минут беседы с Борисом Бояровым, чтобы во всем разобраться.
Он давно уже заметил, что преступники, которые привыкают доминировать над жертвой, обретают особую уверенность, ту, что позволяет им смотреть на «простых смертных» с презрительной снисходительностью. Нет, понятно, что любой преступник доминирует над жертвой – в этом и суть. Но насильники и убийцы выходят в этом отношении на особый уровень. Они сами бы сказали, что поднимаются выше. Николай же считал, что они попросту вкапываются в дно.
Они нарушали не только закон общества, они отнимали у своих жертв нечто бесконечно ценное, стирали все границы, оставляли травму души и тела – или отнимали все до конца, но и в этом находили удовлетворение. Обратная дорога к нормальной жизни существовала разве что для тех, кто убил случайно, без злого умысла. Но те, кто, как Бояров, уничтожали людей снова и снова, становились своего рода наркоманами: они уже не получали удовольствие из привычных источников, им требовался дополнительный заряд жестокости. Как же иначе удержать самоназначенное звание бога?
Именно поэтому Бояров теперь вел себя так… Перед Николаем сидел еще совсем молодой человек – ему двадцать восемь, это профайлер уже выяснил. Невысокий, полный, какой-то водянистый и неприятно мягкий, Бояров будто намеренно отказался от любой работы над собой, зная, что и так обретет желаемое. Он, такой неприметный в толпе, получал чуть ли не любую понравившуюся женщину – включая тех, за которых более успешные мужчины боролись. Николай прекрасно знал, как работает этот принцип. Насилуя жертву, преступник наслаждался тем, что «поимел» и ее, и соперников, и общество, установившее правила, которые ему не нравятся.
Так что для Боярова не имело никакого значения то, что Николай старше, умнее и успешнее его. У этого типа были свои критерии для определения ценности человека. Избавиться от отвращения к нему профайлер не мог, но мог без труда скрыть собственные эмоции. Не из вежливости, просто таков уж стандарт профессии.
– Сколько еще мне будет аукаться эта крайне неприятная история? – Бояров выдал одну из хорошо отработанных, но совершенно не искренних улыбок. Хотя искренней ей быть и не полагалось. – Я и так потерял на этом очень много времени и денег!