– Да, наверно, это так… Но ее любовь были лишена претензий на обладание. Алиса еще до встречи со мной была сторонницей мировоззрения нью-эйдж, с годами это не изменилось.
А вот и оно – те самые убеждения, название которых не смог вспомнить Леонид Лебедев. Тем лучше, не придется опрашивать подруг Балавиной. Хотя откровенность Германа по-прежнему напрягала.
– Нью-эйдж не предполагает свободные отношения, – отметил Матвей.
– Но и не исключает их. Основа этой философии – вера в то, что люди дальше будут жить лучше, избавятся от ограничений, достигнут высшего уровня духовного развития. А чтобы всего этого добиться, нужно хотя бы ослабить связь с мирским и материальным. Да и потом, у меня нет никаких отношений с женщинами, которых вы только что видели. Это вопрос стремления продолжить жизнь.
– Кроме вас некому?
– В их случае – некому. Но это личное, это совершенно не связано с деятельностью «НФ».
И еще одна ложь, которая не выглядит как ложь. Пробиться через оборону этого типа будет сложнее, чем надеялся Матвей.
– Наша задача – помогать людям, – продолжил Герман. – Разумеется, добровольно, но когда человек позволяет нам, мы добиваемся многого. Если бы вы не были настроены так скептично, мы бы попытались помочь и вам, Матвей.
– Да неужели? В чем же?
– Я рискую сразу попасть в немилость, поэтому прошу понимания и терпения… Я осторожный человек, Матвей. И, соглашаясь на встречу с незнакомцем, я делаю так, чтобы незнакомцем он быть перестал. Я позволил себе собрать немного информации о вас.
Какой любопытный ход… Не то, что он нарыл данных, а то, что признался в этом. Зачем, чего хочет? Вариантов тут несколько, и самый очевидный – попытка вовлечь Матвея в секту, сыграть на былых травмах, предложить быстрое исцеление. Те самые простые ответы на сложные вопросы, которыми может похвастаться любая секта.
Только вот профайлер не верил, что все настолько примитивно. Зачем Герману стрелять себе в ногу, приводя в секту психолога-криминалиста? Нет, куда вероятней, что он пытается вот так угрожать собеседнику, лишить уверенности, подтолкнуть к уязвимому состоянию.
Поддаваться Матвей не собирался:
– Что же вам удалось найти?
– Вы до наступления совершеннолетия были втянуты в серьезное преступление… Стали жертвой, и я не думаю, что от такого легко оправиться. Мы, кстати, уделяем очень много внимания восстановлению после насилия.
Матвей едва не усмехнулся, сдержался в последний момент. Уделяют они, еще бы! Люди, пережившие психологическое насилие, – их главный ресурс.
Но даже улыбаться сейчас нельзя, любая эмоциональная реакция – ответ, которого ждет Герман. Поэтому Матвей продолжал наблюдать за ним, зная, что блики в очках не позволят собеседнику толком рассмотреть его глаза и взгляд покажется немигающим.
Кто-то другой уже смутился бы, а Герман – нет. Он, похоже, отлично чувствовал любого собеседника, такая врожденная склонность к эмпатии дорогого стоит.
– Ну так что, Матвей, я могу вас пригласить на одну из наших реабилитационных программ?
Вот теперь Матвей все-таки позволил себе усмехнуться, но лишь для того, чтобы создать иллюзию контроля. Врожденная эмпатия – это хорошо, однако ее же можно использовать как уязвимость. Она чем-то напоминает умение видеть в темноте, там, где другие слепнут… Но если по глазам, способным видеть в темноте, вдруг ударит яркий свет, будет намного больнее.
– Вы не ошиблись, мне довелось столкнуться с преступлением, – невозмутимо произнес Матвей. – Однажды мне пришлось наблюдать, как с моего живота срезали часть мышц и прямо у меня на глазах скормили собакам. У вас есть семинар, который прорабатывает такие моменты?
Герман все-таки не справился: вздрогнул и заметно побледнел. И его сложно в этом винить! Он, настроенный на собеседника, эмпатичный, наверняка легко представил все: крики, кровь, отчаянное сопротивление и полную беспомощность… Матвей это не представил даже, а вспомнил, но привычно проигнорировал.
Он видел, что собеседник, до этого идеально управлявший ситуацией, сбит с толку, и момент нужно было использовать. Поэтому Матвей наклонился вперед, заглянул Герману в глаза и велел:
– Отзовите охоту за Таисой!
– Я не могу уже… – растерянно отозвался Герман, но тут же опомнился, улыбнулся: – В смысле, не могу, потому что я не объявлял никакой охоты! Извините, растерялся от вашей откровенности!
Что ж, оправился он очень быстро, мастерство в его случае не уступает таланту. И все-таки один прокол с его стороны был: он знает об охоте, он наверняка причастен, но даже он не способен все переиграть. По какой-то причине ему нужно, чтобы винили Таису, чтобы не искали другого подозреваемого. Потому что если во всем разберутся, даже Герман со своей болтовней не отмажется.
Только вот во всем – это в чем? Матвея не покидало ощущение, что преступление, с которым они столкнулись, больше убийства одной женщины. Обычно за чем-то настолько жестоким прячут только худшее, более страшное, более разрушительное…
И на этом фоне попытка убить Таису – просто отвлекающий маневр, как бы чудовищно это ни звучало. Если они не разберутся, что задумал лидер секты, жертв может стать намного больше.
Каждая встреча с ней в последнее время напоминала день, когда идет теплый летний дождь. Даже если ты любишь жару, даже если ждешь ее, в какой-то момент тебе нужен перерыв. И вот тогда особенно желанным становится ливень, прибивающий пыль, пронизывающий воздух запахами мокрого асфальта и напитавшейся земли. Тот, который мгновенно испаряется под солнцем, но оставляет после себя свежую зелень. Тот, после которого особенно хочется жить.
Гарик о таких мыслях особо не болтал, но признавал их. Ему не слишком нравилось то, что несколько сложных, эмоционально выматывающих заданий наложились друг на друга. Он не сомневался, что справится, однако опасался, что снова почувствует пустоту, полное отсутствие жалости, поверит, что жертвы преступлений и сами в чем-то виноваты, а это короткий путь к тому, чтобы не слишком напрягаться при помощи им.
Так что когда Майя пригласила его пройтись по городу, он сразу согласился. И было хорошо, пока он слушал ее привычные рассказы о событиях, которые не имели такого уж большого значения, зато идеально вписывались в жизнь нормального человека.
Хуже стало, когда Майя заинтересовалась его делами. Гарик никогда не врал ей – мог бы, и она бы не отличила ложь от правды. Но ему это казалось неправильным, и, если начать, общение с ней быстро перестанет быть отдушиной.
Вот и теперь она знала о том, что он занят делом секты. Изначально он рассказал об этом, чтобы она пока не пыталась связаться с Таисой. Гарик надеялся, что Майя не пустится в дальнейшие расспросы, ей хватит и того, что она услышала.
Просчитался.
– Как продвигается дело с той организацией, которая секта-но-не-секта? – уточнила Майя.
А ведь день какой хороший, солнце сияет через кроны уже чуть уставших от лета городских каштанов… Зачем такое портить мыслями о скорбных мозгами созданиях?
– Чуть застопорилось, – признал Гарик. – Собираем сведения по контуру – через тех, кто не связан с сектой напрямую.
– А почему вы не пытаетесь туда внедриться? Вы же обычно так делаете!
Она даже это умудрилась произнести настолько искренне, что желание иронизировать не появилось. Хотя повод был, конечно… Но повод этот значил меньше, чем Майя.
– На сей раз не получится. Форсов отпадает, потому что он Форсов – никакая секта не вместит его величие. А мы с Матвеем – потому что мы из окружения Таисы, которое наверняка уже изучили. В другое время я бы, может, попробовал поиграть с гримом, но тут мне наставили особых примет, – Гарик обвел рукой собственное лицо, все еще покрытое синяками и ссадинами после драки.
Ему казалось, что на этом тема исчерпана, но у Майи очень не вовремя случилось озарение:
– Так давайте я пойду!
От неожиданности Гарик замер на месте, не зная, что сказать – а такое с ним случалось очень редко. Майя же приняла его молчание за признак заинтересованности и затараторила дальше:
– А что? Я справлюсь, с вами я напрямую не связана, если меня проверить, будет только то, что я студентка и в кофейне работаю… Ну и ту прошлогоднюю историю найдут, но так ведь даже лучше, сектанты любят людей, которые…
– Так, стоять! – опомнился Гарик. – Припаркуйся у обочины, подними стояночный тормоз, выключи мотор. Сектанты не любят никого, особенно людей. Поэтому секта – последнее место, о котором тебе нужно даже думать, не то что соваться туда! Если тебе экстрима захотелось, давай лучше в яму с крокодилами прыгни, хоть в соцсетях твоя смерть вирусным видео останется.
– С чего мне умирать? Я же не одна буду! Я стану вашим агентом, буду с вами на связи, вы мне скажете, что делать…
– Майя, нет!
– Но почему?!
Потому что она была единственным нормальным человеком в окружении Гарика. Потому что она уже пережила одну чудовищную травму – и не факт, что мироздание согласится выдать ей второе чудо. Потому что все думают, что не попадутся в капкан секты, ровно до того момента, как попадаются…
Но говорить об этом смысла не было, Майя могла и не поверить. Поэтому Гарик сосредоточился на главном:
– Потому что это опасно.
– Так ведь и оставлять секту без внимания опасно!
– Никто не оставляет ее без внимания. Мы уже швырнули в них Матвеем, и пока они пытаются оправиться, копаем с нескольких сторон сразу.
– Со мной дело пойдет быстрее!
– Но непонятно куда!
Гарик не представлял, зачем она вообще в это лезет. Ладно бы преступления были ей так же интересны, как Таисе – но нет! Он видел, что она искренне пугается его рассказов о работе профайлеров, ей криминала на всю жизнь хватило. И ему это нравилось! Гарик знал, что хорошо изучил ее, Майя стала для него эталоном психически здорового человека. Ну и откуда вдруг это желание поиграть в отважную шпионку?