Конечно, пока еще не проведена реформа цен, было бы, например, нереально рассчитывать на введение во всей промышленности единого налога на прибыль, то есть единого норматива отчислений от прибылей предприятий в бюджет и в пользу министерств. Но разве это основание для того, чтобы отнимать у предприятий, как это делается сейчас в отраслях легкой и пищевой промышленности, более 90 процентов прибылей? Какое политическое, экономическое, наконец, просто человеческое право имеют на это соответствующие министерства? Опять мы отнимаем у тех, кто хорошо работает, для того чтобы держать на плаву тех, у кого все валится из рук? Бюджет? Но легкая и пищевая промышленность и так обеспечивает через налог с оборота основную часть его доходов. А о какой самостоятельности, инициативе, о каком стимулировании предприимчивости, качества, технического прогресса, наконец, о какой борьбе за потребителя может идти речь, если работай хорошо, работай плохо — все одно?
Эта беспардонность, эта логика экономического насилия все еще во многом определяют жизнь даже тех предприятий, которые вроде бы достигли уже подлинного экономического могущества и могут обойтись в своей производственной и коммерческой деятельности вообще без всяких министерств. Выясняется, например, что даже КамАЗу установлены (и обжалованию не подлежат!) нормативы отчислений от прибылей 4,1 процента в пользу госбюджета и 46,26 процента в пользу министерства. У министерства, видите ли, оправдание: оно вернет все эти средства КамАЗу в виде министерских же ассигнований на капиталовложения. Спрашивается: а зачем? Зачем вся эта переброска одних и тех же денег туда-сюда, из кармана в карман? Чтобы и министерство тоже было бы, что называется, при деле?
Имеется и еще один аргумент: завод построен на средства министерства, теперь его производственные фонды переданы в распоряжение коллектива, коллектив должен так или иначе вернуть (то есть выкупить) их тому, у кого взял. Но коллектив будет платить по 6 процентов в год за эти средства в виде «платы за фонды». По всем экономическим критериям это и есть нормальный процесс выкупания, и он не дает никаких оснований для того, чтобы даже не государство, не бюджет, а какой-то посреднический аппарат претендовал на львиную долю доходов предприятия.
Слишком многое сегодня в перестройке зависит не только от экономических факторов, но и от психологии тех, от кого она исходит, и тех, к кому она обращена. И без решительности, без жесткой борьбы нам не одолеть бюрократизма, который М. С. Горбачев справедливо назвал «злейшим, опаснейшим врагом революционной перестройки».
Далее. Сегодняшнее состояние нашей экономики показывает, что нельзя одновременно и ускоряться и перестраиваться, что повышение темпов роста по всем отраслям и перестройка всего хозяйственного механизма страны противоречат друг другу. Что бы где ни говорилось, но главное пока для предприятий план, то есть вал. Либо вал подомнет под себя новый механизм, либо наоборот. Но если не принять необходимых мер, скорее всего, это будет вал.
Мы все еще нередко смотрим на реальную экономику как на какую-то сумму наших соображений о ней, наших пожеланий и претензий, а не как на органическое сцепление экономических законов и необходимостей, которым хочешь не хочешь, а нужно следовать. Эту мысль можно выразить и проще: нельзя шагать шире своих штанов, как бы этого ни хотелось.
Конфликт между переходом на полный хозрасчет, стремлением повысить качество и технический уровень продукции, избавиться от ненужного производства и, с другой стороны, требованием в обязательном, директивном порядке наращивать темпы роста любой товарной продукции (то есть вала) без серьезных издержек неразрешим. Придется жертвовать либо тем, либо другим, и чем скорее, чем открытее мы это признаем, тем лучше. План двенадцатой пятилетки был сверстан в иных условиях и для иных условий. Тогда еще никто не думал, что дело перестройки повернется так всерьез.
В некоторых отраслях (за исключением новейших и ряда агропромышленных отраслей) необходимо, видимо, отказаться от установленных пятилетним планом заданий по росту товарной продукции. Сейчас нам не до вала. Страна обновляет весь хозяйственный механизм, а делать это в надрывных условиях, задыхаясь от напряжения (к тому же ненужного), нельзя — нельзя не по чьей-либо злой воле, а по объективным условиям. Снижение темпов будет временным и отнюдь не по всем отраслям, но оно неотвратимо, коль скоро речь идет о действительно глубоких преобразованиях. Народу этот конфликт, эту необходимость смены приоритетов можно объяснить, и он со своим здравым смыслом это, несомненно, поймет. Сегодня больше всего нужны не темпы, нужен насыщенный товарами рынок и видимое всем повышение технического уровня и качества нашей продукции. Это и будет успехом нового хозяйственного механизма, успехом перестройки.
Необходимо в ближайшее время предпринять экстраординарные усилия для насыщения внутреннего рынка продовольствием и товарами широкого потребления. Существенных сдвигов в работе легкой, пищевой промышленности и в бытовом обслуживании за год-два, по-видимому, не достичь. Индивидуально-кооперативный сектор в городе тоже только-только начинает подавать признаки жизни.
Сегодня в решении проблемы насыщения рынка видятся лишь две серьезные возможности с надеждой на быструю отдачу. Это, во-первых, полный простор товарным, рыночным отношениям на селе, снятие всех — именно всех — административных пут и ограничений в сельском хозяйстве, переход от обязательных натуральных поставок колхозов и совхозов к твердому денежному налогу, повсеместный переход на бригадный, звенный и особенно долгосрочный семейный подряды, широкая передача земли в долгосрочную семейную аренду там, где это оправдано. Следует, однако, считаться с тем, что деревня вряд ли так сразу поверит в серьезность подобного поворота событий. Однако и тех, кто поверит, будет, вероятно, достаточно, чтобы достичь важнейшей на сегодня цели — хотя бы каких-то реальных признаков улучшения положения на рынке.
Важно, однако, всем нам осознать, насколько же мы отвыкли от всего экономически нормального, здорового и привыкли ко всему экономически ненормальному, нездоровому. Воистину, мы сейчас напоминаем тяжелобольного человека, который после долгого лежания в постели с превеликим трудом делает первый шаг и, к своему ужасу, обнаруживает, что он за это время почти разучился ходить. И так сегодня в нашем сельском хозяйстве, к сожалению, во всем. С самых высоких трибун мы все еще слышим утверждения, что помимо экономических есть еще и другие методы управления сельским хозяйством. Позволительно спросить: а какие? Кнут, приказ, организаторская суетня? Было! Все уже было. Были даже и лагеря. И результаты того, что было, мы и расхлебываем теперь.
Во-вторых, необходимо изыскать возможности для существенного роста импорта товаров широкого потребления. Сегодня, когда этот импорт резко сократился и продолжает сокращаться, подобное предложение может показаться многим нелепейшим, оторванным от жизни. Но если взглянуть на вещи непредвзято и отказаться от некоторых наших почти уже религиозных догм, вопрос может предстать в совершенно ином свете. Думается, такие возможности у нас в реальности есть.
Пока еще долг нам со стороны некоторых социалистических стран не высох окончательно, можно, несомненно, как-то побудить их к определенному увеличению поставок необходимой нам продукции ширпотреба. Аналогичных, пусть скромных, результатов можно добиться и в отношении устойчивого положительного нашего сальдо в торговле с некоторыми развивающимися странами и их долгов нам. Но самое главное — следует, по-видимому, пойти на экстраординарные валютные расходы по импорту из капиталистических государств.
Средства для подобного импорта могут быть получены разными путями: изменением его структуры, использованием наших золотовалютных резервов, привлечением иностранного кредита. Для покрытия, например, водочного дефицита в нашем бюджете нужен импорт товаров ширпотреба при нынешней их бюджетной рентабельности порядка 1,5–2 миллиардов долларов в год. С точки зрения нынешних целей партии такие экстраординарные расходы в течение трех — пяти лет (пока не начнет давать отдачу новая хозяйственная система) были бы, несомненно, оправданны. Могущество нашей страны в будущем (как и могущество других индустриальных стран) зависит не от золота, оно зависит от нашей способности справиться с проблемами современного научно-технического прогресса. Расходы на подобный импорт могут быть также существенно увеличены за счет привлечения иностранного (краткосрочного и среднесрочного) кредита. Платежная репутация наша на мировых финансовых рынках весьма солидная, и уровень нынешней задолженности страны (несмотря на ее рост в последние два года) по любым международным критериям минимален.
Насыщение продовольственного рынка и расширение импорта ширпотреба могли бы существенно помочь в решении и другой нашей неотложнейшей проблемы — проблемы пьянства. Зависимость здесь простая и понятная каждому из нас: полные прилавки в продовольственных и промтоварных магазинах, доступность и высокое качество разнообразных товаров заметно увеличили бы возможности для населения тратить деньги не на спиртное, а на что-то другое, полезное человеку.
Административные меры дали положительный эффект лишь в двух аспектах проблемы — пьянства на рабочем месте и порядка на улицах. В других же ее важнейших аспектах — что купить вместо водки, куда себя деть в свободное время и чем себя занять — они оказались бессильными. Но, не решив этих базовых проблем, мы никогда не сможем покончить с пьянством. Причем речь идет даже не о старших поколениях, а о молодых, о будущем здоровье нации. И уповать здесь только на административные меры (при всей их важности) было бы, по меньшей мере, наивно.
Как найти выход из сложившегося положения? Мнения по этому вопросу высказываются сегодня самые противоречивые. Но мне лично (и некоторым другим экономистам) выход видится, возможно, в следующем.