Или оборудование для наших промышленных новостроек. Сегодня уже более чем на 5 миллиардов валютных рублей лежит его, неустановленного, по всей стране. Оно ржавеет, стареет, растаскивается и… И продолжает прибывать. Так, может быть, остановить этот поток на ближайшие четыре-пять лет? Законсервировать наиболее разорительные, наиболее помпезные стройки с лишь отдаленной экономической отдачей, отказаться от того, что еще не заказано и не оплачено, прекратить новое строительство в тяжелой промышленности, поскольку сейчас нам не до него? А освободившиеся средства пустить на прямой импорт товаров широкого потребления и на модернизацию тех отраслей нашей промышленности, которые производят товары массового спроса.
И наконец, международный кредит. Я уже высказывался в печати по этому поводу, и аргументы моих оппонентов за прошедшее с тех пор время меня не убедили. Конечно, если исходить из того, что мы на веки вечные обречены быть экспортерами лишь нефти и газа и ничего другого нам никогда «не светит», что нам сам господь бог судил вечно сидеть сиднем на своем золотом запасе, что мы никогда не сможем сократить сроки своего капитального строительства в промышленности с недавних И лет до общепринятых в мире полтора — два года (а ведь сократили уже до 8,5 года!), и поэтому ни о каких инвестиционных займах нам даже думать не след, что экспортная продукция наших предприятий никогда не будет конкурентоспособной, наконец, что серьезных денег нам взаймы никто в мире никогда не даст, что мы навсегда останемся париями для международной финансовой системы, — тогда я действительно несу просто-напросто чушь.
Но вот мнение такого трезвого, серьезного человека, как лауреат Нобелевской премии известный экономист В. Леонтьев (между прочим, один из авторов «японского чуда»): «Если ваше правительство возьмет кредит под товары, у него будет немало критиков. Но пусть лучше критикуют отдельные противники, чем большие массы людей»[53]. И уверяю, мы с ним не сговаривались! Могу только добавить, что в личной беседе со мной он подчеркнул: «Серьезные деньги в мире есть. Конечно, если говорить о частном финансовом рынке, а не о правительственных кредитах. И вам эти деньги дадут, если вы честно и открыто представите конкретно разработанную программу ваших потребностей в импорте потребительских товаров. Я говорю о суммах, возможно, порядка 30–40 миллиардов долларов».
Чем потом платить? А это уже вопрос, верим мы или нет в серьезность наших собственных намерений, в необходимость и успех нашей перестройки, в действенность заново создаваемой в стране системы стимулов и эффективность нового экономического механизма. Занимать нельзя лишь при одном условии: если мы действительно убеждены в том, что мы как нация обречены на вечное прозябание, что никогда и ничто у нас не получится, что никогда, ни при каких условиях наша продукция всерьез не прорвется на мировые рынки и что «открытая экономика» — это путь всего мира, но не наш.
Второй центральный вопрос всей проблемы экономического равновесия, оздоровления нашего рубля — структура и уровень цен (оптовых, закупочных и розничных). Вместе с тем это и наиболее опасный вопрос с точки зрения социальной и политической стабильности страны.
Сегодня, вероятно, мало кто уже станет отрицать необходимость реформы цен. Без установления объективных, рациональных ценовых пропорций и без перехода основного массива нашей экономики на рыночные принципы ценообразования новый экономический механизм работать не будет. Все дело, однако, в том, какой реформа цен будет на практике. Между тем впечатление такое, что ни планирующие органы, ни ведомства, ни ученые-экономисты сегодня не имеют четкого представления о целях ценовой реформы и о реалистических методах ее осуществления.
Что нам необходимо в идеале? В идеале перед предстоящей реформой цен стоят две цели, и она должна пройти два этапа в своем осуществлении.
Первая цель и первый этап — выравнивание основных ценовых пропорций, имея в виду оптовые, закупочные и розничные цены. Вторая цель и второй этап — сведение к минимуму централизованного вмешательства в процессы ценообразования и постепенная передача основных ценообразовательных функций рынку, то есть соотношению между платежеспособным спросом и предложением. В настоящее время мы производим около 25 миллионов видов изделий, и соответственно нам нужно 25 миллионов цен. Очевидно, что никакой центральный орган ни при каких обстоятельствах просто физически не сможет просчитать такое количество цен. Поэтому другого реалистического выхода здесь, кроме рыночного ценообразования (при сохранении на достаточно длительное время централизованного контроля над несколькими десятками или сотнями наиболее важных цен), объективно не существует.
Но сегодня для нас важнее всего первая цель и первый этап ценовой реформы — установление объективных пропорций в ценах, соответствующих основным мировым пропорциям. Одно из тягчайших последствий административно-командной системы — произвольная деформация фактически всех основных ценовых соотношений в экономике. В результате мы имеем искусственно заниженные цены на сырье, топливо, продовольствие, транспорт, жилье и, может быть, самое главное — на рабочую силу и в то же время искусственно завышенные цены на машины, оборудование и весь круг промышленных товаров народного потребления. Наши цены сейчас выше или ниже мировых нередко в 3 раза и более. На сегодня это важнейшее препятствие переводу экономики на рельсы интенсивного, сбалансированного развития.
Ведь договорился же недавно один уважаемый академик до того, что роботы — это только разорение для нас. Всему миру выгодно, а нам нет? Почему? Да потому, что при нашем уровне зарплаты удивительно, как мы еще от колеса-то не отказались, не только что от роботов!
Соответственно в идеале содержанием первого этапа ценовой реформы должно быть, во-первых, устранение вопиющих перекосов в ценах. На уровне розничных цен это означало бы примерно следующее: иметь вместо нынешнего соотношения 2 рубля за килограмм мяса, 50 рублей за пару мужских ботинок, 700 рублей за цветной телевизор и 8 тысяч рублей за автомобиль — более реалистическое, отвечающее действительным издержкам и мировым тенденциям соотношение — 4–4,5 рубля за килограмм мяса, 24–27 рублей за пару мужских ботинок, 250–280 рублей за цветной телевизор и 4 тысячи рублей за автомобиль. Необходимо трезво представлять себе, что, пока мы не достигнем подобных ценовых соотношений, мы всегда будем жить в экономически ирреальном мире, в своеобразном «королевстве кривых зеркал», где экономически все поставлено с ног на голову.
Изменится ли от этого структура потребительского спроса? Да, изменится. Сократится потребление мяса и увеличится спрос на ботинки и телевизоры. Пострадают ли от этого пенсионеры и вообще низкооплачиваемые слои населения, для которых цена мяса в повседневной жизни важнее цены ботинок, а тем более телевизора? Могут пострадать, если специально для них в ходе такой реформы не будет предусмотрена соответствующая компенсация.
Во-вторых, необходимо устранение государственных ценовых дотаций и одновременно устранение налога с оборота как источника бюджетных доходов. В результате этого потери населения от ликвидации дотаций в субсидируемых ценах будут почти полностью компенсированы ликвидацией постоянной переплаты за товары, облагаемые налогом с оборота. Сегодня дотации от государства потребителю и налог с оборота, поступающий в государственный бюджет, почти равны друг другу. Зачем нам это перекладывание денег из кармана в карман? И то и другое — уродливое, неэкономическое явление, и нам, если мы хотим иметь нормальную экономику, необходимо отказаться от этого печального наследия прошлого. Я говорю лишь о налоге с оборота на промышленные товары, не о налоге на спиртное и импорт потребительских товаров. При восстановлении нормального положения с торговлей казенным спиртным и значительном расширении потребительского импорта только этих двух законных источников государственных доходов вполне хватит, чтобы компенсировать государству все издержки ценовой реформы, включая и необходимую компенсацию пенсионерам и другим низкооплачиваемым слоям населения.
Конечно, при существующих условиях все это отнюдь не сразу приведет к повсеместной ликвидации дефицита продовольствия. Более того, это, несомненно, усилит поначалу дефицитность и на рынке промышленных потребительских товаров, учитывая размеры отложенного спроса и ограниченные производственные мощности нашей промышленности, производящей изделия как краткосрочного, так и длительного потребительского пользования. Возрастут очереди за одеждой, мебелью, телевизорами, автомобилями. Но здесь-то как раз и может помочь существенное расширение импорта промышленного ширпотреба, причем на первых порах без всякого снижения цен на импортные товары.
Все это неизбежная плата за оздоровление нашей экономики, за длительное господство административно-командной системы. За любые ошибки, в том числе и за исторические, надо платить. И нам этой платы избежать не удастся. В то же время это будет дополнительный стимул для государства резко перераспределить наконец капиталовложения в пользу потребительских отраслей промышленности, купить несколько мощных заводов бытовой техники, купить еще один или два завода легковых автомобилей и т. д. Конечно, период перехода к нормальным ценовым пропорциям в нашей экономике будет нелегким. Но, если цель ценовой реформы будет именно оздоровление экономики, а не примитивный грабеж населения, люди это, несомненно, поймут. Особенно если появятся хоть какие-то признаки улучшения положения на потребительском рынке.
Идеал, таким образом, труден. Но достижим. Однако нынешнее развитие событий порождает опасения, что ценовая реформа не только не достигнет необходимых нам целей, а, наоборот, лишь осложнит то положение, в котором находится сегодня наше народное хозяйство.
XIX Всесоюзная партконференция вновь подтвердила намерение руководства провести реформу розничных цен так, чтобы население не пострадало. Важнейшее значение, несомненно, имело заявление руководства о том, что все, что бюджет получит от ликвидации дотаций в ценах, государство полностью вернет населению через соответствующие надбавк