Группа актеров – папа Карло, Буратино, Карабас Барабас, Пьеро, Мальвина (ее приглашают сыграть Говердовскую). Они показывают на празднике первого поезда сцены из спектакля про золотой ключик.
Группа зэков-физкультурников – они, по команде, строят живые пирамиды. Среди физкультурников есть девушки.
Группа танцоров-вохровцев – синхронно бьют чечетку над тоннелем.
Там сооружены специальные подмостки-антресоли.
Студенты-туристы из Хабаровска – сплавляются на байдарках по реке Тырме. Поют у костра, на водомерном посту, песню Городницкого «Перелетные ангелы». Косте Яркову особенно нравится одна их них – Лена. Он пытается ею овладеть, но получает по морде от Леши, студента и боксера.
Кириллыч – старший рабочий в геологическом отряде Егора Яркова, сына Кости. Кириллыч – бывший вор-рецидивист. Все время думает о том, как прибрать золото, найденное в бараке на ручье Большой Йорик.
Много героев?
Но и это еще не все.
Мы ведь не обещали водевиля.
Первая серияНочь любви
Ранняя весна 1956 годаПеревал Дуссе-Алинь
Перед печкой-буржуйкой, в таежной заимке, срубленной на левом склоне у восточного портала тоннеля, сидит на скамейке Костя Ярков. Он чистит пистолет-парабеллум, протирая ветошью каждую деталь. Вбивает в рукоятку обойму, загоняет один патрон в ствол. Не слышит сухого щелчка. «Непорядок, – думает Костя, – надо бы флажок предохранителя проверить».
Костя высокий и плечистый малый. Ему, наверное, лет тридцать пять. Виски слегка тронула седина. И он чалдон.
Так называют в здешних местах выходцев с Дона – казаков-переселенцев, чьи предки уходили от царя в Сибирь и на восток страны.
Давнее, тревожное время.
А сейчас оно не тревожное?
«Времена не выбирают, в них живут и умирают». Написал поэт Александр Кушнер.
В отличие от Заболоцкого и Мандельштама, он не сидел в лагерях. Но написал точно: «Что ни век, то век железный».
Казаки не хотели подчиняться цареву указу. Убегали в Сибирь и на Дальний Восток, женились на местных красавицах. Якутках, тунгусках и эвенкийках, дочерях вождей таежных племен. Рождались дети с голубыми глазами и черными, как вороново крыло, волосами. Они становились упрямыми и непокорными охотниками, рыбаками и землепашцами. Они все время шли встречь солнцу. Ярковы, Ермаковы, Панкратовы, Фокины… Умные и выносливые. Преданные роду. И снова у них рождались дети. С узкими уже глазами, широкими скулами и желтоватым цветом кожи.
Их дразнили: «Желтопупый чалдон!»
Так образовалась прослойка населения, которую прозвали чалдонами. Чалдон – человек с Дона.
Наполовину он русский, наполовину – тунгус.
Тунгусами тогда считали всех туземцев-аборигенов. А ведь были еще в тех краях камчадалы и сахалы. Беглые каторжники с Камчатки и Сахалина. Они становились сплавщиками, золотоискателями, погонщиками собак. Каюрами.
Люди фарта, очень часто – разбойники и душегубы.
Да просто злодеи!
А чалдоны – те блюли православную веру, держали чистоту и порядок в домах. «Крыльцо блестит – чалдон живет!» Так про них говорили в селеньях по Ангаре, Бурее, Амгуни и Амуру. По воскресеньям чалдоны всей семьей гоняли чаи из медных самоваров. Ведро входило в такой самовар.
Менялись черты их лица, но не менялся уклад жизни. Гордость чалдонов тоже не пропала в веках.
Мы пока не знаем, чем занимается Костя Ярков.
Сейчас он собирается в дорогу. Почистил пистолет, растопил печурку, чтобы вскипятить чай, обувается в торбоза. Торбоза – меховые сапоги, сшитые из камуса, части шкуры с голени оленя.
Костя заваривает чай с лимонником. Лимонник растет у ручьев по склонам южных сопок. В здешних местах он большая редкость. Костя бережет каждую ягодку. Можно заварить горстку, а можно прямо с куста наломать красно-зеленых веток-лиан и сунуть в кипящий на походном костерке котелок. Кружка чая с лимонником – и легко идешь десять километров на широких лыжах по охотничьему путику с расставленными на соболя кулёмками. Ловушки такие.
Холщовый мешочек с сушеным лимонником висит, подвешенный к центральной балке потолка. Камера подробно показывает убранство заимки. Закопченный чайник на плите, мутное и подслеповатое окошко, затянутое то ли рыбьим пузырем, то ли какой-то пленкой, напоминающей слюду. Явно не стекло. На подоконнике лежат патроны с пыжами – рыжими, из войлока, и особая блесна. Эх, блесна-блесёнка! Сам бы ловился на такую… Стальная пластинка, обшитая беличьей шкуркой. Называется «мышь». На блесну-мышь в здешних горных реках ловят редкую рыбу тайменя. Ловят глубокой ночью, когда таймень играет на плесах и хвостом глушит падающих в стремнину с берегов полевок и бурундуков.
Встык с подоконником небольшой, но крепкий стол. На нем стоит чалдонский самовар – медный, бликующий от языков пламени в буржуйке. Достался в наследство от отца.
Невысокой стопкой сложены тетради. По виду школьные. В одной из них – той, что потолще и с коленкоровым переплетом, Костя пишет то ли повесть, то ли воспоминания. О том, как он служил на стройке-500. В других, в косую линейку и в клеточку, ведет записи о глубине снега и перепадах температуры возле тоннеля. Еще недавно Костя Ярков учился на преподавателя. Историко-географический факультет Комсомольского-на-Амуре пединститута.
Его открыли два года назад, в 54-м.
Отдельно стоит аккордеон с перламутровой отделкой.
Он трофейный, немецкий. Называется «Koch».
Аккордеон прикрыт вышитой салфеткой.
Вышивка – морской парусник.
Костя умеет играть на аккордеоне.
Под столом лежит лоток для промывки золота на таежных ручьях. Старатели его называют батура. Лоток выдолблен из толстого ствола тополя.
В здешних местах на любой речке встретишь лепестки и тычинки золота. Старики говорят, что даже самородки попадаются.
Костя не только любит писать воспоминания, играть на аккордеоне и измерять глубину снегов.
Еще он любит искать самородки.
Хотя это и не основное его занятие.
На столе лежит большая книга в кожаном переплете. Сразу видно, что редкое издание. Крупным планом, на весь экран, наплывает страница. Читаем: «НКВД СССР. Управление по изысканиям и проектированию Байкало-Амурской ж.-д. магистрали. Бампроект. Экземпляр № 24. Комсомольск-на-Амуре. 1945 год».
Как попала такая редкая книга в охотничью избушку, мы пока не знаем.
В центре первой страницы фолианта – глобус, на котором красной жилкой бьется новая трасса. И мы сразу осознаем ее важность не только для Советской страны, но и для всего земного шара.
Байкало-Амурская магистраль.
Так называется дорога, обозначенная на глобусе.
Кто-то переворачивает страницы. Кажется, что само время. На следующей, прямо в центре, надпись:
«Автором проекта Байкало-Амурской железнодорожной магистрали является “БАМПРОЕКТ НКВД СССР”».
И сразу какое-то странное чувство охватывает нас.
Гордость перемешивается с тревогой.
Возникает нарезка кадров.
Мы видим, как загораются костры вдоль магистрали.
Пахнет гарью, тяжелой хвоей, лают сторожевые псы и слышна лагерная брань. Сержант-контролер в белом полушубке открывает ворота. Они покрыты инеем и тоскливо скрипят на ветру. Еще раннее утро и потому темно. Крупные звезды на небе. Луч прожектора с вышки освещает ворота. Над верхней балкой, примотанный колючей проволокой, висит замерзший зэк. Он в полосатой телогрейке. В натуре – жмур.
В ногах у него фанерка с надписью «Так ему и надо!»
Неудачно ушел в побег. Замерз на берегу эвенкийской речки Аваха.
Что по-русски значит Чёрт. Еще не знакомая нам речка. Она бьется, как в клетке, в каменном ущелье у Дуссе-Алиньского тоннеля.
Тело беглеца на жердине принесли в лагерь.
Руки-ноги связаны, продета палка.
Так носят добытого оленя охотники.
И в назидание примотали над воротами.
До весны и провисел. Пока не пошел тленом.
Так ему и надо…
Эх-эх!
Костя вздыхает, вороша в печке лучину вперемежку с берестой. Огонь лижет лучину, береста потрескивает и скручивается в огненные колечки. Мы видим руки Кости Яркова, он греет их у огня. На левой ладони, между большим и указательным пальцем, прямо в ложбинке, татуировка: Сталина.
Нет, не Сталин, а именно Сталина. Женское имя.
Хотя понятно, в честь кого Сталинами называли в те времена девчонок.
У Кости на заимке хорошая печка-буржуйка. Тяжелая. Она сварена из листовой стали, обложена круглыми валунами.
Гольцов и каменных осыпей здесь куда тебе с добром! А на трубе задвижка.
Зимовуха не выстудится.
Ведь обычно тепло улетает за пару часов из охотничьей заимки.
Печку Косте оставили военные дядьки. То ли изыскатели, то ли маркшейдеры. Они готовили Дуссе-Алиньский тоннель к консервации.
Уже какой по счету!
Начальник партии, капитан, сказал тогда Косте:
– В тепле будешь… Правда, тоннель такой буржуйкой не протопишь. Тебе придется разводить два костра, у западного и восточного порталов. Появится тяга, теплый воздух пойдет в тоннель. Даст бог, не зарастет льдом!
Предсказание капитана не сбудется. К началу 70-х тоннель полностью зарастет льдом. Солдатики железнодорожных войск совершат подвиг – очистят тоннель. 33 тысячи кубометров льда!
Но это когда еще будет!
А пока…
Пока Костя Ярков работает истопником Дуссе-Алиньского тоннеля. Рано утром он разводит костер у восточного портала. Хворост, береста, бревна-швырок заготовлены с лета. Потом топает по шпалам – один километр восемьсот пятьдесят два метра. Такая, по документам, длина тоннеля. И на портале западном, в сторону Солоней и Ургала, а если смотреть по карте еще выше, то в сторону Нимана и Йорика, разводит второй костер.
Йорик – горный ручей за Ердаком и Усть-Ниманом. По трассе от Чегдомына на Софийск. Есть Малый Йорик. И есть Большой. Йорик манит Костю. Там нашли много золота. Вот бы испробовать на ручье свое корытце, выдолбленное из тополя. Почему-то Костя точно знает, что на Большом Йорике его поджидает удача. Старатели говорят – фарт.