Ли цзи, эта причинная связь была несколько иной: не музыка порождала эмоции, а эмоции выражались в определенных формах музыкальных звуков; тем не менее связь душевных переживаний и звуков отмечена и в китайском памятнике.
Далее в главе характеристики мелодий и тонов «переносятся» на общество и его социальную структуру. Так, первый тон гун связывается обязательно с правителем, тон шан — с чиновниками, тон цзюэ — с народом, тон чжи — с делами государства, тон юй — с внешним предметным миром. Определенное звучание каждого тона служило у древних китайцев показателем состояния дел в государстве.
В душе человека, по мнению авторов конфуцианского канона, от общения с внешним миром возникают разнообразные желания, а также чувства любви и ненависти, которые могут привести «к непокорности и бунту», потому-то правители «обрядами и ритуалом вводят чувства народа в твердые рамки, музыкой устанавливают гармонию в звуках [песен] народа, управлением регулируют действия народа, наказаниями удерживают его от нарушений». Так музыка вписывается в общую систему «пути мудрых ванов», помогая управлять народом.
Важна также космологическая и натурфилософская концепция музыки и ритуалов, изложенная в главе. «Небо высоко, Земля низко, а вся тьма вещей рассеяна {по земле] в своем разнообразии, и [в этих условиях] осуществляется система обрядов и ритуала; [в мире], где все течет, как поток, не [21] останавливаясь, где все существует согласно и сообща и изменяется к лучшему, расцветает и музыка», «поэтому мудрецы создавали музыку, чтобы откликнуться [на предначертания] Неба», «музыка [отражает] гармонию, существующую между Небом и Землей». Все явления природы и космоса, действия сверхъестественных сил Света и Тьмы — ян и инь — и духов оказываются тесно связанными с земными делами людей, с музыкой[1]. Исходя из всего этого, на легендарных и исторических примерах в трактате подчеркивается важность и необходимость музыки в воспитании человека и в управлении народом: «Музыка воздействовала на людей глубоко, влияла на нравы и обычаи и изменяла их, поэтому прежние [мудрые] ваны проводили обучение народа музыке»; «в музыке просматриваются все глубины человеческих [чувств и] отношений». Поэтому резко осуждается «дурная», «испорченная» музыка некоторых княжеств, а в качестве идеала называются гимны Ши цзина, мелодии о добродетелях правителей, придворная музыка.
В заимствованных главах Ли цзи продемонстрированы синкретизм самого понятия «музыка» в древнем Китае (что, кстати сказать, было характерно для античности вообще), ее неразрывная связь с танцем, с военными песнеплясками, имитирующими боевой строй и основные этапы боя (особенно ярко это видно на примере воинственного танца у, связанного с именем и действиями чжоуского У-вана)[2]. В конце этого раздела гл. 24 приводится отрывок из гл. 3 трактата Хань Фэй-цзы, в котором повторены некоторые уже встречавшиеся положения, но акцент сделан на особенностях различных мелодий и их связи с личностями и судьбами правителей. Подчеркивается, что «слушающему [музыка может принести] либо счастье, либо несчастье. Музыку нельзя исполнять безрассудно».
Наконец, заключительный раздел, начинающийся вновь со слов Тайшигун юэ, еще раз подчеркивает роль музыки в управлении страной и воздействие ее на человека. Каждый тон основной пентатонической гаммы при этом связывается с одним определенным органом человека (тон шан — с легкими, тон цзюэ — с печенью и т. д.) и с какими-то качествами характера и поведения людей. [22]
Таким образом, в гл. 24, несмотря на ее компилятивный характер, изложены основные, господствовавшие в ханьском Китае взгляды на зарождение музыкальных звуков (тонов). Изложенный материал позволяет достаточно полно представить этические и эстетические нормы древнекитайского общества, взгляды древних китайцев на социальную роль музыки и ее место в общей системе ценностей той эпохи, наконец, глава демонстрирует тот арсенал средств выражения человеческих чувств и страстей, которым эта музыка располагала.
Содержание гл. 25 «Исторических записок» — «Трактата о музыкальных звуках и трубках» — неоднородно и затрагивает несколько тем. В первой части дан краткий исторический обзор действий правителей — от легендарного Хуан-ди до первых императоров Хань. И хотя глава начинается формально с констатации большой роли музыки и шести музыкальных компонентов системы люй-люй в обществе, которые «суть стержень и основа всей тьмы дел и свершений», однако фактически речь идет главным образом о войнах и применении войск и оружия в истории, а музыка явно уходит в тень. Стоит заметить, что в этой части наблюдается переплетение конфуцианских и легистских постулатов. С одной стороны, настойчиво проводится мысль о справедливости войн и необходимости иметь сильную армию: «Войска — это то, с помощью чего мудрый человек (правитель) карает насильных и мятежных, устанавливает мир в охваченном смутами обществе...» В качестве лучших вдохновителей такой политики представлены легендарные правители, военачальники и авторы военных трактатов, гегемоны периода Чуньцю, добившиеся успехов с помощью силы. Примечательна при этом критика ученых-конфуцианцев, которые «могут вопить лишь об изменениях [человека] с помощью добродетели, не считая нужным использовать войска», что отражает чисто легистские концепции.
Однако следом автор выдвигает тезис об искусном и неискусном использовании мер насилия, считая необходимым оправдывать лишь войны против «смутьянов» и непокорных племен. В качестве людей, злоупотреблявших применением военных мер, названы ставшие одиозными в официальной конфуцианской историографии последний правитель «династии» Ся — Цзе, последний правитель династии Инь — Чжоу-синь, последний правитель династии Цинь — Эр-ши-хуан. Зато ханьские императоры Гао-цзу (Лю Бан) и Вэнь-ди хотя и воевали, но прославляются как противники бессмысленных военных действий. Например, о Вэнь-ди Сыма Цянь говорит, что это был правитель, которого «Конфуций мог бы назвать совершенным мужем, обладающим добродетелями».
В таком соединении противоречивых точек зрения прослеживается явное стремление примирить конфуцианство и легизм, [23] «синтезированные во II в. до н. э. в ханьском конфуцианстве. Вторая часть трактата развивает космологическую теорию древней музыки, повествуя прежде всего о тесной связи всех элементов мироздания: Солнца, Луны, зодиакальных созвездий, изначальных жизненных сил Света ян и Тьмы инь с силами природы и всеобщего движения материи, проявляющих себя во всей жизнедеятельности на земле, в смене сезонов года и месяцев, в смене ветров восьми направлений, в годичном кругообороте всего живого и растущего. При этом строгий порядок развития природы обозначался и регулировался по сетке двенадцатеричного цикла так называемых «земных ветвей» — чжи *** и десятеричного цикла так называемых «небесных пней» — гань ***. Все космические, природные явления и сверхъестественные силы связаны тонами двенадцатиступенного хроматического ряда древней музыки и музыкальными трубками, издающими эти тоны: «В музыкальных тонах и в календаре [отражено то], с помощью чего Небо распространяет эманации пяти первоэлементов в восьми основных направлениях, и то, как Небо дает полную зрелость всему существующему». В. Н. Топоров подмечает весьма точно, что «в «Записях историка» (Ши цзи) Сыма Цяня отразилось сильное влияние школы темного и светлого начала и пяти элементов, прошедшее сквозь призму ханьского конфуцианства. (Подобно тому как медицина и атомистика оказали воздействие на древнегреческую концепцию истории, в Китае раннеисторические описания не могли не испытывать на себе влияние астрономии и музыки, которые толковали Вселенную как единый гармонический континуум...» [14, с. 144].)
Если пренебречь мистикой, верой древних в почти одушевленный мир светил, командующих жизнью на земле и посылающих всесильные ветры из каждого угла Вселенной, их поклонением изначальным силам инь и ян, а взглянуть на основную канву повествования, то мы обнаружим, что речь в общем-то идет о годичном кругообороте природы и жизни: северо-западный ветер Бу-чжоу, который распоряжается жизнью и смертью, и северный ветер Гуан-мо, несущий зимний холод, хотя опасны и страшны, но и при них где-то в глубине земли и Вселенной уже зарождаются силы жизни ян, могучие потенции нового расцвета природы; ветер Тяо-фэн, который гнездится на северо-востоке, знаменует появление и пробуждение всего живого и произрастающего на земле, приход весны; и так через лето и осень вновь к зиме, к временному угасанию всего растущего, к укрытию всего живого от холодов — концепция, отражающая неукротимые силы живой природы и ее бесконечность. Как прекрасно сформулировал И. С. Лисевич, «ветер в этих текстах не просто движение воздуха, как его видим мы, а вихрь животворящего космического эфира, заполняющий все [24] пространство между Землей и Небом, пронизывающий людей, животных и растения, рождающий времена года, несущий с собой жизнь и увядание» [11, с. 65].
Для развития древнего сознания естественным было постепенное оформление космологической теории музыки. Отдельные ее элементы мы встречаем в позднечжоуских и раннеханьских памятниках — в Го юе (гл. 3), в Ли цзи и в трактате Люй-ши чунь-цю (гл. 5), в котором говорилось: «Музыка — это то, что выражает гармонию Неба и Земли, согласованность сил инь и ян» [49, т. II, с. 298].
Третья часть гл. 25 содержит в себе математические вычисления, с помощью которых по законам акустики были найдены высоты воздушного столба и длины музыкальных трубок люй для двенадцатиступенного хроматического звукоряда (в пределах октавы), называемого ши эр люй *** *** *** или хуан-чжун