Ремеслом был он кузнец, и кузница его стояла на вершине холма, возвышавшегося над озером, возле полузаброшенной дороги на Кэр-Конлиш. Однажды, лунной ночью, он работал у себя в кузнице в полном одиночестве. Лишь стук молота да дрожащий красноватый отблеск горна, падающий сквозь открытую дверь на кусты по ту сторону узкой дороги, напоминали о том, что на много миль вокруг нет ни души.
Оторвавшись ненадолго от молота и наковальни, Тиг О’Нил услышал топот копыт на крутой тропе, ведущей к его кузнице, и, выйдя на порог, увидел всадника на белом коне, одетого в весьма странное платье, подобного которому кузнецу видеть не приходилось. Всадника сопровождала конная свита в столь же необычных нарядах.
Судя по звону уздечек и шумному топоту, возвестившему ее появление, кавалькада вознеслась на холм беспорядочным галопом, но, приблизившись к дверям кузницы, умерила шаг, а ее предводитель, человек знатный, как решил О’Нил, ибо был он мрачен, надменен и явно привык повелевать, натянул поводья и осадил коня у самых дверей кузницы.
Он не произнес ни слова, его спутники тоже хранили молчание, однако он жестом подозвал кузнеца и указал ему на одну подкову.
Тиг наклонился, приподнял ногу лошади и успел заметить, что серебряная подкова на ней в одном месте износилась и кажется не толще шиллинга. Увидев серебряную подкову, он тотчас понял, кто перед ним, и отпрянул, в ужасе призывая Господа. Лицо гордого всадника внезапно исказилось от досады и ярости, и он обрушил на кузнеца что-то наподобие хлыста, со свистом рассекшее воздух, пронзившее его тело, точно стальной клинок, и холодное как лед. Впрочем, впоследствии оказалось, что удар призрачным хлыстом не причинил кузнецу вреда и не оставил даже шрама. В то же мгновение вся кавалькада галопом поскакала прочь, вниз по холму, и быстро исчезла из глаз с грохотом, напоминавшим пушечный залп.
В кузнице побывал сам граф Десмонд. Он прибегнул к своей обычной хитрости, надеясь, что кузнец с ним заговорит. Ведь хорошо известно, что, стремясь либо сократить срок своего заточения в заколдованном замке на дне озера, либо как-то скрасить свое одиночество, он пытается обманом завлечь живых в свои сети. Однако какая судьба ожидает того, кто утратит осторожность и сам к нему обратится, никому не известно.
ПРИКЛЮЧЕНИЕ МОЛЛ РИАЛ
Маленькой девочкой мисс Энн Бейли знавала Молл Риал, в ту пору уже глубокую старуху. Весь свой век Молл Риал прожила в семействе Бейли в поместье Лох-Гур. Тогда в Ирландии всевозможную работу по дому выполняли множество босоногих крестьянских девиц — посудомойки, прачки, птичницы и девочки на побегушках.
Среди них была и Молл Риал, молодая и крепкая, веселая и услужливая, не знавшая горя и ни о чем особо не тужившая. Однажды она стирала белье, колотя его вальком, как это обыкновенно делают в Манстере. Прачка заходит по щиколотку в озеро, опускает в воду белье и расправляет его на большом плоском камне, а потом с силой колотит по нему орудием, отчасти напоминающим крикетную биту, только короче и шире, и достаточно легким, чтобы без труда управляться с ним одной рукой. Так она подолгу валяет мокрое белье на плоском камне, окуная его в воду, по нескольку раз выворачивая и повторяя всю процедуру, пока не выстирает хорошенько.
Молл Риал орудовала вальком на мелководье, под стенами старого господского дома и замка. Случилось это погожим утром, в девятом часу, когда ярко светило солнце. Поблизости не было ни души, однако, хотя Молл Риал не могла разглядеть даже окон дома, скрытых за холмом и густым кустарником, одиночество ее нисколько не тяготило.
Подняв голову, она внезапно заметила джентльмена, который медленно шел к ней по склону холма. Молл Риал тотчас решила, что господин этот именитый и важный: он щеголял в шелковом халате с цветочным узором, голову его прикрывала маленькая бархатная шапочка, на ногах были изящные туфли, и Молл Риал смогла заметить, что он строен и хорошо сложен. Подойдя поближе, он милостиво улыбнулся, снял с пальца перстень, всем своим благосклонным видом показывая, что желает сделать ей подарок, а потом положил его на камень рядом с бельем, которое она так усердно колотила.
Он чуть отошел, однако по-прежнему молча глядел на нее с довольной улыбкой, словно ободряя и говоря: «Ты заслужила награду. Не бойся, возьми ее».
Молл Риал подумала, что это знатный гость, который неожиданно приехал накануне ночью, как часто случалось в те славившиеся радушием бурные времена, и что он решил до завтрака не спеша прогуляться по окрестностям.
Молл Риал от природы была довольно застенчива, а тут еще такой блестящий джентльмен застал ее с подоткнутыми юбками и голыми икрами. Поэтому она невольно бросила взгляд на свои ноги и тут заметила на воде капли крови — одну, другую, третью, и вот уже по волнам, то приближаясь к ней, то снова отдаляясь, расходятся кровавые пятна. В ужасе она призвала Господа, и незнакомец тотчас же исчез прямо у нее на глазах, будто его и не бывало, однако все озеро на мгновение окрасилось кровью, заалев, точно огромная рана.
Это граф Десмонд снова завлекал живые души, и Молл Риал объявила, что, если бы воды озера не обратились в кровь, она бы первой заговорила с ним и обрекла бы себя на участь, возможно не менее страшную и зловещую, чем его собственная.
БАНШИ
Столь древнее манстерское семейство, как Бейли из Лох-Гур, разумеется, не могло обойтись без собственной банши, из поколения в поколения предвещавшей смерть представителей этого рода. Все члены семейства знали о ее существовании и могли привести немало примеров подобного внимания со стороны потустороннего мира. Мисс Бейли поведала мне о единственном случае, когда ей самой довелось стать свидетельницей сочувствия умирающему призрачной банши.
Мисс Бейли рассказала, что в юности она и ее сестра мисс Сьюзен долго ухаживали за другой сестрой, тяжелобольной мисс Китти, о которой она говорила как о самой добродушной и беззаботной барышне, какую только можно вообразить. Эта барышня, отличавшаяся легким и веселым нравом, угасала от чахотки. Печальную обязанность заботиться о безнадежно больной поделили между собою ее многочисленные сестры, а мисс Энн и мисс Сьюзен, как старшим, выпало бодрствовать у постели мисс Китти в ночные часы.
Возможно, эти долгие и скорбные бдения настолько подавили их дух и расшатали нервы, что они оказались подвержены галлюцинациям. Как бы то ни было, однажды, в глухую полночь, сидя в комнате умирающей, мисс Бейли и ее сестра услышали столь сладостную и печальную музыку, какой им не приходилось слышать никогда прежде. Им почудилось, будто в далеком соборе заиграл орган. Окна в комнате выходили во двор, старый замок возвышался совсем рядом и был ясно различим в лунном свете. Музыка раздавалась не в доме, а казалось, звучала во дворе или даже в стенах замка. Мисс Энн Бейли взяла свечу и спустилась по черной лестнице во двор, где снова услышала ту же далекую и торжественную мелодию, но так и не смогла понять, что это — музыка или пение таинственного хора. Казалось, мелодия льется из высоких окон замка. Но стоило приблизиться к башне, как музыка зазвучала откуда-то сверху, словно бы со стороны дома. В конце концов, удивленная и испуганная, мисс Энн вернулась к сестрам.
Обе они, мисс Энн и мисс Сьюзен Бейли, клялись, что довольно долго слышали эту таинственную небесную музыку совершенно отчетливо. Мисс Энн Бейли ни минуты не допускала мысли, что это был обман чувств, и рассказывала о странном явлении с немалым трепетом.
СОН ГУВЕРНАНТКИ
Однажды утром гувернантка с торжественным видом, свидетельствующим, что она намерена сообщить что-то важное, рассказала своим воспитанницам любопытный сон, виденный ею накануне.
Первый зал, в который вы попадаете, войдя в замок и оказавшись у основания винтовой каменной лестницы, — большой, мрачный, с высокими сводами и несколькими узенькими окнами, прорезанными в глубоких нишах под самым потолком. Когда я много лет спустя впервые побывал там, часть этого просторного зала использовалась для хранения годового запаса торфа.
Едва гувернантка во сне, совсем одна, вступила в этот зал, как перед нею явился мрачный и величественный человек с неповторимыми и запоминающимися чертами, раз увидев которые невозможно было забыть, подобно лицам на старинных портретах.
В руке он держал жезл, не более обычной трости. Он велел гувернантке запомнить его длину и те замеры, которые ему предстояло сделать, а потом сообщить их результаты хозяйке поместья Лох-Гур миссис Бейли.
Считая от определенного места, он отмерил на полу своим жезлом, держа его перпендикулярно стене, какое-то расстояние, назвав его вслух. Затем он таким же образом отсчитал какое-то расстояние от соседней стены, тоже назвав его вслух. Потом он объявил, что в точке пересечения этих линий, на глубине нескольких футов под полом, которую он тоже назвал гувернантке, спрятаны сокровища. Тут сновидение рассеялось, и таинственный пришелец исчез.
Вместе со своими ученицами она отправилась в старый замок, измерила там показанные ей расстояния прутиком, вырезанным по длине жезла, и, как она полагала, определила место, где схоронен клад. В тот же день она поведала свой сон мистеру Бейли, однако тот отмахнулся от него как от пустой безделицы и не предпринял никаких шагов.
Вскоре после этого она вновь увидела во сне того мрачного и величественного человека, и он повторил свое повеление с явным неудовольствием. Но мистер Бейли опять только посмеялся.
Сон повторился, и тогда дети так настойчиво потребовали обследовать пол замка с киркой и лопатой в том месте, где указал таинственный посланец, что мистер Бейли наконец сдался. Вскрыли каменный пол и выбрали землю на глубине нескольких футов — там, где, по словам гувернантки, были зарыты сокровища.
Как сказала мисс Бейли, при этих земляных работах присутствовало все семейство, включая отца. Пока землекопы рыли яму на нужную глубину, нетерпение и азарт собравшихся росли, а когда стальные кирки с гулким звуком ударились о каменные плиты и стало понятно, что под ними пустота, всеобщее возбуждение достигло предела.