Храм и в самом деле был очень большой, и мальчик был в нём совсем один. Тут он, вспомнив слова священника, почувствовал безотчётный страх. Побродив по храму, он нашёл небольшой чуланчик, заперся там и вскоре заснул.
Среди ночи его разбудил страшный грохот, который сопровождался звуками борьбы и пронзительными воплями. Мальчик испугался и побоялся даже нос высунуть из своего закутка, чтобы посмотреть, кто там дерётся. Так он и лежал, затаив дыхание от страха.
Свет погас, но ужасные звуки продолжались, более того, нарастали, и весь храм начал трястись. Наконец всё стихло, но мальчик по-прежнему боялся пошевелиться. Так и лежал в оцепенении, пока утреннее солнце не пробилось сквозь щели в маленькой двери.
Тогда он осторожно вышел из своего укрытия и огляделся. Пол в храме заливала кровь, а посреди самой большой лужи лежала огромная крыса чудовищных размеров, больше коровы. Настоящий демон! Но кто же мог убить такого монстра? Мальчик не видел ни человека, ни животных. И тут он заметил, что морды у всех кошек, нарисованных им накануне вечером, измазаны кровью. Мальчик понял, что именно они убили демона. И одновременно ему открылся смысл слов старого священника: «Избегай по ночам больших пространств; ищи маленькое убежище».
Прошли годы. Мальчик стал известным художником, и некоторых нарисованных им кошек до сих пор можно увидеть в Японии.
Пожиратель снов
Мидзика-йо я!
Баку но юмэ кю
Хима мо наси!
[Ночь так коротка!
Не сумеет Баку забрать
Мои сновиденья.]
Е го зовут ба´ку, или сирокинакацуками, и его основное занятие – пожирать сны. Каких только описаний он не удостоился! В одной моей старой книге говорится, что у самцов баку тело лошади, морда льва, хобот и бивни слона, лоб носорога, хвост коровы, а лапы тигра. Самки выглядят совсем иначе, но в чём именно состоит различие, манускрипты умалчивают.
Во времена древнекитайской культуры изображения баку висели во многих японских домах. Предполагалось, что они наделены той же благотворной силой, что и оригинал. О таком влиянии изображений баку в одной моей старой книге приводится следующая легенда:
В «Сёсэй-Року» рассказывается, что Котэй, охотясь на восточном побережье, однажды встретил баку, у которого было тело животного, но говорил он по-человечьи. Котэй сказал:
– Мир в наши дни тихий и спокойный – зачем нам всякие невероятные твари? Если баку всё-таки нужен для уничтожения злых духов, то пусть лучше висит в домах на картинках. Если и появится какое-то злое предзнаменование, оно уже не сможет причинить никакого вреда.
Затем следовал длинный список злых предзнаменований и признаков их обнаружения:
«Если курица снесла мягкое яйцо, имя демона – Тайфу.
Если найдёшь переплетённых змей, имя демона – Джинзу.
Если собака бежит с вывернутыми ушами, имя демона – Тайё.
Если лиса говорит человеческим голосом, имя демона – Гвайшу.
Если на мужской одежде заметна кровь, имя демона – Юки.
Если горшок с рисом заговорил человеческим голосом, имя демона – Кандзё.
Если ночью приснился кошмар, имя демона – Рингецу».
А в другой книге было указано следующее:
«Всякий раз, когда происходит одно из этих ужасных чудес, надлежит призывать баку, и злой дух тут же уйдёт на три фута под землю».
Но я не могу рассказывать вам о злых предзнаменованиях: они относятся к страшной и малоизвестной сфере китайской демонологии и, по правде говоря, имеют мало общего с японским баку.
Японский баку наиболее известен как пожиратель снов. Примечательно то, что поклонение ему обычно выражалось в написании золотыми линиями китайского иероглифа, соответствующего его имени, которое обычно писали на лакированных деревянных подушках высокопоставленных сановников и принцев. Этого было достаточно, чтобы защитить спящего от дурных снов. До наших дней дошло совсем мало таких подушек; да и сами изображения баку (или хакутаку, как его иногда называют) нынче стали редки. Но среди простого народа сохранилось старинное заклинание: «Баку кураэ! Баку кураэ!» – «О баку, сожри мой дурной сон!» Чтобы избавиться от кошмара или другого неприятного видения, надо трижды быстро повторить это заклинание. Баку поглотит дурной сон и превратит несчастье и ужас, которые он сулит, в радость и удачу.
В последний раз я видел баку одной особенно жаркой ночью.
Я проснулся в час быка, испытывая отчаянье. Баку вошёл в окно и спросил меня:
– У тебя есть что-нибудь поесть для меня?
Я с благодарностью воскликнул:
– Конечно! Послушай, добрый баку, я расскажу тебе свой сон!
Я стоял в большой комнате с белыми стенами. Горели лампы, но на голом полу я не видел своей тени. Зато на железной койке лежало моё бездыханное тело. Как наступила моя смерть и когда? Я не помнил. Возле кровати сидели шесть или семь незнакомых женщин в чёрной одежде. Не знаю, были они молодыми или старыми. Почему-то я решил, что они должны охранять меня. Они сидели молча и не двигались: не было слышно ни звука, но я знал, что уже поздно.
А ещё я чувствовал тяжесть; что-то подавляло мою волю, какая-то безликая сила, которая постоянно нарастала. Женщины, охраняющие меня, начали украдкой посматривать друг на друга, и я понял, что они напуганы. Одна из них молча встала и вышла из комнаты. За ней последовала другая, а потом ещё одна. В конце концов вышли все. Двигались они легко, как бесплотные тени, и я в конце концов остался наедине со своим собственным телом.
Лампы горели ярко, но ощущение ужаса в комнате становилось всё нестерпимее, и я понял это почти сразу после побега женщин. Мне казалось, что у меня ещё есть время, поэтому я медлил, думая, что не будет никакой опасности, если мне придётся остаться ещё ненадолго. Причина задержки крылась в моём чрезмерном любопытстве: мне хотелось повнимательнее рассмотреть свой труп, увидеть его поближе… Я подошёл, стал смотреть на него и удивился, когда мне показалось, что он стал неестественно длинным, а затем у него задрожало веко… впрочем, наверное, причиной тому был мерцающий свет лампы.
Я наклонился, внимательно и очень осторожно рассматривая тело, опасаясь, как бы не открылись глаза.
«Это я, – подумал я, склоняясь над койкой. Но – как странно! – тело как будто стало ещё длиннее. – Нет, наверное, это всё же не я… Но тогда кто же?»
Страх, который невозможно было описать словами, сковал меня по рукам и ногам, и я боялся, что глаза вот-вот распахнутся.
И так и произошло! Какой ужас! А тут ещё тело заревело и бросилось ко мне, его челюсти клацнули и вцепились в меня, вцепившись, оно потянуло меня на себя. О, что это было за безумие! Глаза существа, его стоны, прикосновения… Моё сердце не выдерживало, ужас объял меня целиком. Сам не знаю, каким чудом мне удалось нащупать топор. Я бил это кричащее создание, рубил его, раскалывал на части, пока оно не рухнуло к моим ногам бесформенной, отвратительной, дымящейся кучей. Какой ужасной смертью я погиб!
– Баку кураэ! Баку кураэ! Баку кураэ! Сожри, о-баку, поглоти этот страшный сон!
– Нет, – ответил баку. – Я не ем счастливых снов, а этот приносит счастье и снится тем, кого ждёт большая удача… Топор Доброго Закона уничтожает чудовище, которым являешься ты сам. Лучше этого сна и быть не может! Друг мой, я верю в учение Будды!
И баку вылетел в окно. Я проследил за ним взглядом и увидел, как он уносится над залитыми лунным светом крышами, перепрыгивая с фронтона на фронтон странными безмолвными прыжками, словно большая кошка…
Фарфоровая лавка ненависти (Икирё[6])
Когда-то в Эдо, в районе Рэйгандзима, стояла большая лавка богатого торговца фарфором по имени Кихэй. У Кихэя много лет служил приказчик по имени Рокубэй. Под его руководством дела шли замечательно; в конечном итоге торговые интересы Кихэя стали простираться так далеко, что Рокубэю понадобилась помощь в делах. Он испросил и получил разрешение нанять способного помощника и пристроил на эту должность одного из своих племянников, молодого человека двадцати двух лет, изучавшего ремесло в Осаке.
Он оказался отличным работником, иногда даже превосходившим в делах дядю, несмотря на весь опыт Рокубэя. Торговый дом процветал, Кихэй был в восторге.
Однако примерно через семь месяцев после вступления в должность здоровье молодого человека серьёзно ухудшилось, и он оказался на грани смерти. Призвали лучших врачей Эдо, однако никто из них не знал природу его недуга. А раз непонятно было, чем юноша заболел, то и лекарств не назначали, но высказывали мнение, что подобную болезнь могло вызвать только скрытое горе.
Рокубэй предположил, что племянника гнетёт любовная тоска, поэтому он сказал ему:
– Ты ещё очень молод. Я думаю, у тебя появилась какая-то тайная привязанность, которая приносит тебе несчастье и может разрушить здоровье. Доверься мне. Твои родители далеко; я здесь вместо них и, если тебя терзает какое-то беспокойство или душевная боль, готов сделать то же, что и твой отец. Если тебе нужны деньги – не стыдись, скажи мне, даже если речь идёт о приличной сумме. Я помогу, а если не хватит, уверен, Кихэй с радостью сделает всё возможное, чтобы ты был здоров и счастлив.
Это доброжелательное предложение, казалось, смутило молодого человека. Некоторое время он молчал, но наконец заговорил:
– Я навсегда сохраню в сердце твоё щедрое предложение. Моя болезнь не из тех, с которой могут справиться врачи, и деньги тут ничем не помогут. Дело в том, что здесь я подвержен такой напасти, что мне жить не хочется. Днём и ночью, в лавке и в моей комнате, в одиночестве или на людях меня преследует и мучает призрак женщины. Стоит мне закрыть глаза, как он хватает меня за горло и душит. Как же давно я не вкушал сладостного ночного отдыха. Я не могу спать!..