В итоге за несколько последующих месяцев из-за таких опрометчивых колебаний цены акции Turp заметно подмочили свою репутацию. Немало видных операторов Уолл-стрит из-за этого не принимали их во внимание даже при самых замечательных отчетах. Разместить удалось менее 35 тысяч этих бумаг. Правление «Скипидарного шкурдиката», как теперь его нередко стали называть, вынуждено было согласиться с тем, что они виртуозно организовали траст и отлично провернули дела с облигациями, но как манипуляторы провалились. Еще восемь месяцев они шли тем же путем, сумев продать часть акций. Но прибыль их была – кот наплакал. Они не постеснялись облапошить даже собственных хороших друзей, сбыв им то, стоимость чего равнялась нулю.
Спекуляции на бирже – врожденный талант. И он еще шлифуется годами. Главный принцип тут – манипулировать, но так, чтобы никто этого и не заметил. Торговать ценными бумагами может всякий. Но не всякому дано продавать акции и умело скрывать, что сам же и являешься покупателем (что в итоге ведет к подъему курса). Для этого нужны отвага, тонкий расчет, понимание рыночного тренда и его принципов, а также невероятная скорость реакции и находчивость. Не обойтись здесь и без знания психологии и человеческих слабостей. Манипулятору требуется богатый опыт работы на фондовой бирже и понимание образа мысли типичного американца. Еще необходимо уметь определять таланты и возможности брокеров, с которыми имеешь дело. Виртуозное владение искусством манипулирования дается непрерывным трудом, тренировкой выдержки и немалыми финансовыми издержками. Опытный трейдер с Уолл-стрит поделится с вами: «Лента рассказывает всю историю от начала до конца». Тонкая бумажная полоска словно придумана именно для того, чтобы выдавать публике все данные так, как этого желает манипулятор. Он организует некоторые пассажи, чтобы избежать способных помешать делу событий и реакций. Здесь не подходят бесхитростные и заведомо прогнозируемые пути.
Спекуляции на бирже – врожденный талант. И он еще шлифуется годами. Главный принцип тут – манипулировать, но так, чтобы никто этого и не заметил.
Блестящий манипулятор – стопроцентно уверенный в себе мастер притворства.
Компаньоны Гринбаума могли похвастать некоторыми подобными чертами, но ни один не подходил полностью на эту роль. И они прекрасно сознавали это. Тогда было принято решение воспользоваться услугами самого искусного манипулятора Уолл-стрит – Сэмюэля Уимблтона Шарпа. Гринбаум взял ведение переговоров на себя.
Шарп был известен как независимый финансист и вольная птица, не терпящая ограничений. Свой капитал он сколотил на аризонских рудниках. Но там было мало простора для человека его размаха, и Шарп переехал в Нью-Йорк, где можно было явить свои таланты во всей красе. Все черты блестящего манипулятора были в нем ярко выражены. Он появился на Уолл-стрит как бесстрашный воин, пугая и настораживая крупных операторов. «Мое оружие прямо перед вами, а вы держите свои кинжалы за спиной, – говорил он им. – Не хотелось бы навредить себе в попытках выглядеть честным. Я ни за что не отступлю перед такими, как вы». Брошенный вызов был принят. Вражда между Шарпом и крупными операторами была постоянной. Он сам ничем не владел. Шарпу нечего было предложить наивной публике, обернув в красивый фантик и нажившись на этом, как поступали его неприятели. По этой причине они презрительно звали его мошенником, а он их с тонкой иронией – филантропами.
Когда Шарп видел, что акции не стоят запрашиваемой цены, он продавал их бойко и напористо. Если замечал, что их недооценили, – приобретал решительно, охотно принимая предложения купить еще. Вступив в игру, он порой брал тайм-аут, останавливаясь на день, неделю или месяц. Но это не мешало ему доходить до финиша. И какой это бывал финиш! Такого манипулятора на Уолл-стрит еще не видывали. Торгуя в «бычьих» рядах, он давал рынку настолько мощный толчок вверх, что мелким игрокам не стоило и надеяться перехватить у него инициативу – так безудержно взлетали цены. Взявшись за «медвежью» операцию, Шарп подсекал рынок так, что цены мчались вниз, словно за ними гналась нечистая сила. Акции казались пожираемыми каким-то неизлечимым недугом. Атмосфера на бирже была раскалена до предела – всех терзали тревожные предчувствия. Над Уолл-стрит летал угрожающий предвестник паники, вынуждая обычную публику терять остатки прибыли в предчувствии «судного дня». В такие моменты даже владельцы крупных солидных банков с опаской поглядывали на телеграфные аппараты в своих кабинетах.
Шарп не заставил Гринбаума ожидать в приемной. В его офисе был полумрак – на окнах висела сетка, мешающая зевакам увидеть его клиентов или тайных брокеров. Участие этих людей в его кампаниях не подлежало огласке. Сам фельдмаршал Уолл-стрит мерил кабинет размашистыми шагами, лишь изредка замирая, чтобы бросить взгляд на ленту телеграфа. Тикерная лента была единственной ниточкой, связывающей его с миром за стенами конторы. По ней он судил о шагах союзников и происках неприятелей. Крошечный кусочек ленты был необозримым полем битвы, а каждая котировка – залпом тысячи орудий. В Шарпе проглядывали повадки крупной кошки: бесшумная походка, заостренное книзу лицо, слегка встопорщенные усы. И даже взгляд великого манипулятора был по-тигриному холодным и оценивающим. Гринбаум подумал даже: не бьется ли сердце этого человека в едином ритме с телеграфным аппаратом, выстукивая пульс биржевых сводок.
– Приветствую, Гринбаум.
– Добрый день, мистер Шарп, – поздоровался скипидарный король. – Как ваши дела?
Он внимательно взглянул на хозяина кабинета и, подтверждая свои выводы, кивнул:
– Полагаю, что все в порядке. Рад видеть вас таким полным сил.
– Помилуйте, Гринбаум. Вы же явились ко мне не затем, чтобы поделиться этим наблюдением? Что там с вашим скипидаром? А, – протянул он, будто только что осознав цель визита своего гостя, – вам надо, чтобы я взялся за ваше дельце!
Шарп хохотнул, его голос прокатился по стенам, будто львиный рык. Посетитель восхищенно окинул его взглядом и слегка лукаво воскликнул:
– Вы разоблачили меня!
Юмор – незаменимая черта американцев, она убирает любые различия между ними, выводя на разговор на равных. И в деловых переговорах без юмора никуда. Реши Шарп дать Гринбауму от ворот поворот, весь их разговор можно было рассматривать как, возможно, не самую удачную, но тем не менее шутку.
– Итак? – Шарп мгновенно перешел на серьезный тон.
– Что насчет выделения вам доли?
– Какого размера?
– Вполне солидного, – прохладно ответил гость.
– Надеюсь, не весь основной капитал в ваших руках?
– Допустим, 100 тысяч акций, – чуть с меньшим апломбом предложил Гринбаум.
– Кого желаете привлечь?
– Да все ту же старую добрую толпу.
– Вот как. Старая добрая толпа, – повторил Шарп. – Не поздновато ли вы ко мне явились? Ваша репутация так себе. Надо время, чтобы она забылась. И какова доля каждого?
– Мы решим это сразу, как только вы дадите согласие, – улыбнулся Гринбаум. – На руках у нас больше ста тысяч акций. Нам не жалко уступить кусок пирога, мы же не аферисты какие-нибудь!
– А какие мысли у самих скипидаропромыш-ленников по этому поводу?
– Большая часть их акций у меня, и они не кинутся продавать их, пока я не дам отмашку.
Широкий лоб Шарпа пересекли морщины, выдавая глубокие раздумья. Наконец виртуоз манипуляций произнес:
– Жду вас вместе с друзьями сегодня у себя. И еще кое-что…
– Я слушаю.
– Чтобы никаких фортелей.
– О чем вы, мистер Шарп?
– Даже не думайте устраивать какие-нибудь выкрутасы во время игры без моего ведома. Жду вас в четыре.
И Шарп вновь, будто тигр в клетке, заходил из угла в угол. Гринбаум засомневался в правильности своего выбора, но вышел, не промолвив ни слова. Шарп нашел на ленте «скипидарные» акции. 29,5. Он вновь отправился в обход своих владений. Когда рынок «играл против него», великий манипулятор мерил комнату шагами, погрузившись с головой в свои мысли. Если происходило нечто интересное, он замирал у телеграфного аппарата. Нервы Шарпа, словно у хищника, увидевшего аппетитную добычу, были натянуты как струна.
К четырем в его контору прибыли главные лица компаний Greenbaum, Lazarus & Сº, I. & S. Wechsler, Morris Steinfelder’s Sons, Reis & Stern, Kohn, Fischel & Сº, Silberman & Lindheim, Rosenthal, Shaffran & Сº и Zeman Bros. Но их пригласили не в его личный кабинет, а в великолепно меблированный зал, где на стенах висели великолепные картины со скаковыми жеребцами. Бизнесмены расселись за массивным дубовым столом. Вскоре в зал вошел Шарп.
– Добрый день, господа! Прошу – не вставайте. Он не пошел к гостям, чтобы пожать им руки, но Гринбаум вышел из-за стола и сам протянул ему широкую ладонь. Шарп пожал ее.
– Вот мы собрались, как и договаривались, – скипидарный король повел рукой в сторону своих компаньонов.
На Шарпе сосредоточились все взгляды присутствующих. Он вгляделся в лицо каждого. Его пронзительный и непримиримый взгляд вызывал у пожилых ощущение дискомфорта, а у тех, что помоложе, – раздражение.
Если происходило нечто интересное, Шарп замирал у телеграфного аппарата. Нервы его, словно у хищника, увидевшего аппетитную добычу, были натянуты как струна.
– Гринбаум пришел с предложением поручить мне управление вашими объединенными скипидарными акциями.
Все согласно закивали, кое-кто вслух подтвердил «да-да», а самый молодой, двадцатисемилетний Линдхейм вызывающе бросил: «Вот именно».
– Отлично. И каковы будут доли?
– Я составил список, Шарп, – ответил Гринбаум. Он не добавил к фамилии манипулятора «мистер», показывая остальным, что они с Шарпом накоротке. Шарп и ухом не повел, хоть и не мог не заметить этого. Он заглянул в список и зачитал его всем:
Greenbaum, Lazarus & Сº 38 000 акций
I. & S. Wechsler 14 000 акций
Morris Steinfelder’s Sons 14 000 акций
Reis &