Итак, пункт первый: сговор Беловодского храма и морского народа с целью навредить человечеству.
Это невозможно доказать без предъявления записи сговора и глупо отрицать то, что нельзя предъявить. Однако отодвинем формальности в сторону и попытаемся говорить на основе взаимного доверия. Заверяю суд и уважаемого обвинителя в том, что нет никакого сговора и даже предварительной договорённости о создании подводных сооружений, если продукт жизнедеятельности организмов можно назвать сооружением. С другой стороны, исследуя жизнь Белого моря, как и всех прочих океанов, Беловодский храм не мог не заметить роста коралловых отложений на определённых участках морского дна, если даже специалисты Атлантиды это заметили, хотя по договору с морским народом исследование Белого моря разрешается только Беловодскому храму. У Атлантиды есть своё море и Мировой океан – успевайте исследовать.
– Белое море омывает и наши границы! – воскликнул Великий Атлант. – Договор неправильный!
– Вы нарушаете ход судебного разбирательства, обвинитель! – строго пресёк его хуанди. – При повторном случае такого поведения суд прервёт работу, вас обвинят в клевете на Великого Наставника и вы не сможете занимать должность Великого Атланта.
– Больше не повторится, – потупившись, заверил атлант.
– Продолжайте, Наставник, – разрешил хуанди.
– Великий Атлант нарушил ход судебного разбирательства, что плохо, но тем самым он показал, насколько заблуждается руководство Атлантиды, считая западное побережье Белого моря своей территорией. Посмею напомнить всем, что западное побережье Белого моря – это территория Западного Беловодья, находящаяся под управлением Беловодского храма. Там расположены поселения рыбаков, снабжающих и Атлантиду, и Беловодье дарами моря, и храмы, занимающиеся как исследованием Белого моря, так и распространением духа единства всего живого на планете и бережного отношения к Матушке-Земле, детьми которой мы все являемся. И нет среди нас ни лучших, ни худших, ни более любимых, ни менее. Другое дело, что мы не возводим границ и допускаем проживание на нашей территории всех желающих, в том числе и атлантов. Ибо, по сути, нет на Матушке-Земле своих и чужих территорий – все её. Но каждое живое существо хочет иметь своё место на планете, а каждый народ – среду своего обитания, с которой он сживается. Это понятно и естественно, но не должно стать камнем преткновения. Тем более что мы недавно обсуждали динамичность изменения и климата, и зон, пригодных для обитания человека. Неужто начнём убивать друг друга за клочок или даже за большой кус земли? Который, кстати, через век-другой может перестать быть пригодным для жизни. А говорю я о принадлежности территорий Беловодью, чтобы напомнить: исследователи Атлантиды нарушили договор с морским народом. Правильный он или нет – отдельный вопрос, но пока он есть, соблюдать его дело нашей человеческой чести.
Теперь далее по сути обвинения. Естественно, наблюдая за жизнью Белого моря, беловодские учёные не могли не заметить того же, что заметили атлантические, то есть небывалого роста коралловых сооружений. Это тем более удивительно, что кораллы и сопутствующие им организмы наилучшим образом развиваются в тёплых водах. Беловодский подвид кораллов имеет свои особенности, а именно пресноводность или малую солёность водной среды и весьма низкие её температуры, при которых продолжается их жизнедеятельность. Тем не менее наиболее интенсивное строительство наблюдается на севере Белого моря. Хотя и на юге, неподалёку от южной оконечности Пояса Беловодья зарастает подводный относительно узкий будущий проток для воды. А он может сыграть свою роль при понижении уровня Белого моря, не допустив перетока западной его части в восточную, дно которой существенно ниже, чем в западной части, и потому больше подвержено возможному обмелению. Но в последнем случае мы не удивлялись – для южных частей моря это обычное явление. Когда же мы просчитали возможные последствия изменения рельефа дна Белого моря, то пришли к выводу, что оно может существенно повлиять на процессы стока пресных вод в Ледовитый океан, а значит, и на процессы изменения климата.
– Я ж говорил, – проворчал под нос Великий Атлант.
– Да, мы поняли, что происходит, – продолжил я, – но ни в малейшей степени не прогнозировали и тем более не способствовали этому процессу. То есть никакого умысла, доброго или злого, с нашей стороны не было и потому не могло быть и сговора.
Великий Атлант вскочил, явно желая получить слово и возразить мне, но хуанди мановением руки посадил его на место. И правильно: все его резоны были очевидны и суду, и мне.
– Прежде чем сообщить об открытии всем, дабы не вызвать кривотолков, мы должны были выяснить истоки и характер происходящего с морским народом. Кривотолки пошли, но только потому, что толкователи нарушили договор и занялись тем, чем заниматься не должны.
Далее продолжать разговор без участия представителя морского народа считаю неправильным, потому что могу неточно передать их мнение и оценку ситуации. Поэтому предлагаю на короткое время прервать заседание суда и перейти в трапезную, дабы утолить голод и успокоить чувства. Я же, тем временем, вызову представителя морского народа, и если он сочтёт возможным присутствовать, то суд пополнится свидетелем.
Хуанди кивнул, поднялся, и я на правах принимающей стороны провёл высоких гостей в соседнее помещение, где проходили и храмовые трапезы, и гостевые приёмы, когда число гостей невелико. Там гостей объял своими заботами главный храмовый трапезник, а я не знал никого, кто бы устоял перед его заботами.
В трапезной также на стенах работали экраны, показывающие ход гонки, и гости могли отвлечься от забот государственных.
Сам же я отправился в свои покои, прихватив со стола изрядный кус рыбного пирога, голод не камень – в воде не утонет. А покои были частью природы естественной, только огороженной стенами да прикрытой крышей раздвижной. Если надобно душе, то и на звёзды полюбоваться можно, да и побеседовать с ними о сути мироздания и о душе человеческой. Особо я любил общаться с Большой Белой Медведицей – протяну ладонь к её острой опущенной морде и представляю, что она из ладони моей лакомство какое-нибудь слизывает. И бормочу про своё, про духовное.
Жена моя Морейна, Морейнушка уже ждала меня с гуслями в руках возле водоёма с беломорской водой, вроде озера малого.
– Я предполагал именно тебя пригласить как свидетеля, – удивился я гуслям в руках Морейны, которые имели, кроме музыкального, и специальное назначение.
– Уж если суд, то по всем правилам: жена и муж – один гуж, – ответила она медленно, речь человеческая давалась ей с трудом.
Большая часть морского народа ею вовсе слабо владела за ненадобностью. Хотя обучали всех с малькового возраста, потому что встречи на море были возможны, а без взаимопонимания всякое могло случиться. Впрочем, морской народ прекрасно объяснялся и образами-картинками даже с музыкальным, только нутром слышимым, сопровождением, но многие люди пугались с непривычки и считали, что морены морок наводят, на дно завлекают.
– Женский ум лучше мужних дум, дело не дело, коли жена не велела, – улыбнулся я и взял в руки гусли яворчаты.
В народе их чаще называют почему-то «яровчаты», хотя сделаны они из древесины явора. Ну не любит народ официальных названий, и ничего с этим не поделаешь и делать не надобно – пусть называет, как нравится. Играть-то всё равно мне и моим коллегам приходится, ибо гусли – инструмент храмовый, для духовной музыки предназначенный. Истинная причина описана в древней былине:
А и пошёл Садко к морю Белому,
А к морю Белому, ко ледяному.
А и садился он на бел-горюч камень,
А и начал играть в гусельки во яровчаты.
А играл с утра и до вечера,
А и в море Белом-то вода всколебалася,
Да волна с волной и сходилася.
Показался царь морской да над волнами,
Вышел он со дна моря Белого,
Сам говорил таковы слова:
– Ай же ты, Садко, славный гусельник!
Уж не знаю, чем тебя жаловать
За игру твою за великую,
А и за твою-то игру да за нужную.
Ох, порадовал ты народ морской
Да игрой своей – песней гусельной.
Отложил Садко звонки гусельки
Да на бел-горюч камень истинный,
А и бил поклон перед волнами –
Пред морским царём да с почтением.
– Пуще всех даров слово доброе, –
– отвечал Садко морю Белому, –
За него тебя благодарствую!
А даров других мне не надобно
Подари лишь мне дружбу верную…
С тех пор и пошла дружба народа морского и народа беловодского. Садко и был устроителем нашего храма, который тысячи лет стоит и миру Слово Доброе несёт. И всем настоятелям его это имя даётся, а в миру не допускается. Вроде бы сказочка, на первый взгляд, но если глубже копнуть, ох, и раскопаешь, когда вспомнишь, что бел-горюч камень – символ и воплощение Верховного Божества, создателя жизни, метафора солнца и центра мироздания в сознании древнего человека… Не время сейчас в глубины эти погружаться. Но важно вспомнить, что звук гусельный оказался созвучным духовным струнам народа морского и говорил им гораздо больше, чем речь человеческая, если, конечно, гусельник на них душу свою изливал. Впрочем, иных гусельников в храмах не было.
За тысячелетия выработался и язык гусельный, прочим, кроме гусляров и народа морского, неведомый.
Сел я на бел-камень у озера (не горюч он – мрамор белый от ближайшего склона отваленный при строительстве), приладил на коленях гусли и коснулся струн пальцами. Морейна кивнула, мол, давай и добавила:
– Я уже позвала батюшку, он скоро будет.
Я закрыл глаза, прислушался к себе, и заговорили гусли-самогуды. Мне казалось, что и в самом деле они сами переводят на свой гулкий язык то, что я чувствую, думаю и нашёптываю им пальцами.
Батюшка и сам бы нашёл путь к нам – при его-то мощном ультразвуковом эхолокаторе это нетрудно, тем более что водный путь из моря в пещерные озёра внутри гор, а из них в наше озерцо, не отличался большим разнообразием, да и благоустроены давно эти пути общими стараниями. Но гусли помогут ему понять, для чего его позвали, и настроиться. Да и традиции нарушать негоже.