Пророки и их Книги
Христиане всегда восторгались пророчествами. В Новом Завете Иисус представлен как исполнение пророчеств о Мессии в Еврейской Библии, и прочтение всех библейских книг с акцентом на пророчествах о грядущем и знаках его скорого пришествия обрело очень большую популярность (особенно среди евангеликов). В число классических мессианских пророчеств входят и строки из Книги пророка Исаии 9:2–7:
Ибо Младенец родился нам —
Сын дан нам;
владычество на раменах Его,
и нарекут имя Ему:
Чудный, Советник, Бог крепкий,
Отец вечности, Князь мира.
В ортодоксальном иудаизме, напротив, Книги пророков читали как своего рода комментарий к Торе и приглушали «предсказывающий аспект» пророчеств, хотя были и другие виды иудаизма, отходящие от главного направления, и вот как раз они сосредотачивались на божественных предсказаниях о грядущем{94}. В давние времена община, создавшая свитки Мертвого моря, как и ранние христиане век или два спустя, расценивали свою жизнь и историю как исполнение древних пророчеств.
В особенности в Евангелии от Матфея пассажи из пророческих книг цитируются после главных событий в жизни Иисуса с такой формулировкой: «да сбудется реченное Господом через пророка». Например, Матфей рассказывает о том, как Дева Мария непорочно зачала Иисуса (Мф 1:22–23): «А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: се, Дева во чреве приимет и родит Сына…» В одном из свитков Мертвого моря{95}, в комментарии на Книгу пророка Аввакума, мы находим формулировку «толкование его таково» (или «истолкованное, это гласит о…»), за которой следует отсылка к чему-то в нынешней жизни общины, создавшей свитки:
Посмотрите между народами и внимательно вглядитесь, и вы сильно изумитесь; ибо Я сделаю во дни ваши такое дело, которому вы не поверили бы, если бы вам рассказывали.
Истолкованное, это гласит о тех, кто был неверен вместе со Лжецом, ибо они не послушали слов, обретенных Учителем Праведности из уст Божиих. И это гласит о неверных нового завета, ибо они не верили в завет Божий и хулили Его святое имя (1QpHab 2){96}.
В стремлении извлечь из пророческих книг предсказания о собственной жизни и временах и Кумранская община, и христиане должны были считать эти книги тайными в самой сути, ведь на первый взгляд пророки говорят совершенно о другом, и мы это увидим. Сами эти произведения можно разделить на Книги великих пророков (более длинные) — это Книги Исаии, Иеремии и Иезекииля; и Книги малых пророков (более краткие). Авторами последних являются двенадцать пророков: Осия, Иоиль, Амос, Авдий, Иона, Михей, Наум, Аввакум, Софония, Аггей, Захария и Малахия. Даниил в понимании христиан тоже относится к великим пророкам, а вот в иудаизме его Книга появляется в другой части Библии, в Писаниях (Ктувим) — о них в главе 9{97}.
Возможно, эти книги окажутся самой сложной частью Библии для современного читателя — как по форме, так и по содержанию. Неудивительно, что их считали тайными: из них нелегко извлечь хоть какое-то ясное послание. Большая их часть кажется хаотичной. Книги малых пророков в особенности выглядят так, словно их располагали, не думая о порядке. Но и Книги великих пророков путаны и туманны. Чуть позже мы рассмотрим главу из Книги пророка Исаии, особенно яркий пример. Более того, смысл часто непонятен, и пророки словно говорят загадками. Отчасти проблема вызвана тем, сколь далеко наше время отстоит от этих книг, и нам нелегко сразу же уловить отсылки, вероятно, очевидные для первых читателей. Но помимо того, книги резко переходят с одной темы на другую, отчего в древние времена их было столь же сложно читать, как нам сейчас. Когда Августин, епископ Иппонийский (354–430), обрел христианскую веру, он спросил у Амвросия, епископа Медиоланского (340–397), что теперь читать, и получил совет начать с Книги пророка Исаии. Августин пишет, что просто ничего в ней не понял{98}.
Прежде чем мы поймем пророческие книги, нужно осознать: пророки не писали длинных и связных текстов. Они произносили краткие, лаконичные реплики, не больше абзаца, и обычно стихами. Эти прорицания, как их часто называли, собирались позже, либо самим пророком, либо — что вероятнее — его последователями, а потом над сформированными собраниями работали писцы, та же самая каста ученых людей, которая редактировала библейские рассказы, законы и изречения и создала книги в том виде, в каком те пребывают сейчас. Они не всегда знали, когда именно в своей жизни пророк изрек эти прорицания, и иногда располагали их в том порядке, какой сочли хронологическим верным, но порой — просто по темам или на основе ключевых слов. Так, в Книге пророка Исаии два на первый взгляд не связанных изречения (Ис 1:9 и Ис 1:10) стоят рядом, поскольку в обоих содержатся отсылки к Содому и Гоморре.
Если бы Господь Саваоф
не оставил нам небольшого остатка,
то мы были бы то же, что Содом,
уподобились бы Гоморре.
Слушайте слово Господне,
князья Содомские;
внимай закону Бога нашего,
народ Гоморрский!
Первое прорицание — о разрушении Содома и Гоморры (см. Быт 19:24–25), второе — об их злодействах. Но они поставлены рядом лишь из-за повторенных имен, даже несмотря на то что первое, вероятно, имеет смысл в контексте позднего периода жизни Исаии, когда Иерусалим был разрушен почти до основания, а второе — в контексте гораздо более раннего времени, когда он порицал грех народа.
И более того, слова тех, кто говорил и писал после, часто располагались рядом с фразами изначального пророка — стремясь либо усилить, либо исправить его слова, либо придать той или иной реплике авторитет, приписав ее пророку. И так возникли те приводящие в замешательство книги, которые мы видим в Библии, и если нам интересны изначальные слова пророка, чье имя носит книга, то без досконального анализа не обойтись — и это единственный путь. (О возможности того, что нам эти слова не интересны, я буду говорить чуть дальше в этой же главе.)
Пророчества — социальный феномен, существовавший на всем Древнем Ближнем Востоке. Из Древней Месопотамии до нас дошло немало текстов о людях, в которых мы бы опознали пророков — особенно много их в архиве, найденном в городе Мари на Евфрате{99}. Пророк или пророчица обладали особыми способностями, из-за которых удостаивались чести прямого доступа к богам. К пророкам обращались правители, планируя какое-нибудь важное предприятие. А порой пророки даже брали на себя инициативу и предостерегали владык, например, от военной кампании — или упрашивали воздержаться от нее. Так, в Письме 7 из архива Мари пророк выступает против того, чтобы царь Зимри-Лим заключал перемирие с городом Эшнунной{100}. Иногда пророки в Мари по своей инициативе предсказывали, что некий образ действия, выбранный правителем, окончится плохо{101}, хотя, насколько нам известно, никто не заходил так далеко, чтобы открыто противиться царю — в отличие от того, чему мы становимся свидетелями в Израиле и Иудее. Один чужеземный пророк, знакомый нам по страницам Библии, Валаам (см. Числа 22–24), упоминается на сирийской настенной надписи{102}.
Израильские пророки, о которых говорят книги Царств{103}, в какой-то мере похожи на пророков из Мари. Но они отличаются в двух важных аспектах. Во-первых, они порой говорят не об исходе определенной битвы или кампании, а о будущем народа или правящей династии в целом:
Тогда сказал Самуил: ныне отторг Господь царство Израильское от тебя и отдал его ближнему твоему [Давиду], лучшему тебя.
Еще важнее то, что иногда они выходят за рамки своей роли советников в делах политики и говорят о нравственности царей Израильских и Иудейских и о тех поступках, которые вершат цари — причем такого нет нигде на Древнем Ближнем Востоке. Классический пример — Илия, использующий свое привилегированное положение пророка, чтобы обвинить и осудить царя Ахава и его жену Иезавель — и он даже рукополагает другого пророка, Елисея, чья задача — помочь уничтожить династию Ахава:
И сказал Ахав Илии: нашел ты меня, враг мой! Он сказал: нашел, ибо ты предался тому, чтобы делать неугодное пред очами Господа [и раздражать Его]. [Так говорит Господь:] вот, Я наведу на тебя беды и вымету за тобою и истреблю у Ахава мочащегося к стене и заключенного и оставшегося в Израиле. И поступлю с домом твоим так, как поступил Я с домом Иеровоама, сына Наватова, и с домом Ваасы, сына Ахиина, за оскорбление, которым ты раздражил Меня и ввел Израиля в грех. Также и о Иезавели сказал Господь: псы съедят Иезавель за стеною Изрееля. Кто умрет у Ахава в городе, того съедят псы, а кто умрет на поле, того расклюют птицы небесные.
И сказал ему Господь: пойди обратно своею дорогою чрез пустыню в Дамаск, и когда придешь, то помажь Азаила в царя над Сириею, а Ииуя, сына Намессиина, помажь в царя над Израилем; Елисея же, сына Сафатова, из Авел-Мехолы, помажь в пророка вместо себя; кто убежит от меча Азаилова, того умертвит Ииуй; а кто спасется от меча Ииуева, того умертвит Елисей.
Возможно, рассказы слишком преувеличивают: о династической борьбе в Израиле в IX веке до нашей эры, – а предполагается, что именно тогда и свершались описываемые события — нам известно очень немногое. Но, видимо, в более поздние эпохи такие истории казались читателям вполне разумными, и это подразумевает, что такие поступки вполне считались правдоподобными там, где шла речь о важных пророках.
Возможно, пророки, подобные Илии, могли представать в столь необычном свете именно из-за того, как запомнились образы поздних пророков, тех, которым приписываются книги: для них типична именно роль порицателей общества и предсказателей несчастий, грозящих всему народу. Возможно, в те времена предполагали, что все пророки были именно такими. Подобный образ мы впервые встречаем в Книге Амоса, самого первого из «малых» пророков, в VIII веке до нашей эры{104}. Как кажется, Амос пророчествовал в то время, когда в Израиле близился к концу период сравнительного процветания и начинался расцвет Ассирии (см. главу 1). К Амосу не обращается никто из владык; он сам, незваным, осуждает Иеровоама II, царя Северного Израильского царства, и пророчит падение его «дома» (иными словами, династии):
И послал Амасия, священник Вефильский, к Иеровоаму, царю Израильскому, сказать: Амос производит возмущение против тебя среди дома Израилева; земля не может терпеть всех слов его.
Ибо так говорит Амос: «от меча умрет Иеровоам, а Израиль непременно отведен будет пленным из земли своей».
Кроме того, Амос не только грозит чужеземным странам (Ам 1:3–2:3), что, вероятно, было для пророков обычным делом, но и самому Израилю (Ам 2:6–8; 3:10; 5:21–24). Он говорит, что социальная несправедливость, царящая в Израиле (угнетение бедных различными уловками закона), в нравственном смысле неотличима от военных преступлений, совершаемых против соседних народов, и предвещает полный крах нации:
Так говорит Господь:
за три преступления Израиля
и за четыре не пощажу его,
потому что продают правого за серебро
и бедного — за пару сандалий.
Жаждут, чтобы прах земной был на голове бедных,
и путь кротких извращают;
даже отец и сын ходят к одной женщине,
чтобы бесславить святое имя Мое.
На одеждах, взятых в залог,
возлежат при всяком жертвеннике,
и вино, взыскиваемое с обвиненных,
Отражает ли это реальный смысл послания Амоса или нет, составители Библии, видимо, решили, что ее подобное представление похоже на правду. Похожую весть мы находим у более ранних современников Амоса — Осии, тоже вершившего свои труды в Северном царстве, и у иудейских пророков Михея и Исаии; в дальнейших столетиях она воплотится в прорицаниях Иеремии, Софонии и Иезекииля. Все они порицают упадок в нравах, который видят вокруг, и пророчат крах народа под натиском ассирийцев — или, позже, вавилонян (см. главу 1).
В VI веке до нашей эры — в эпоху Вавилонского пленения и после него — мы уже встречаем другую весть: пророки предвещают восстановление и мир в иудейском народе. Это часть послания в более поздних прорицаниях Иеремии и Иезекииля (см. такие пассажи, как Иер 31:10–14 и Иез 34). Оба пророка жили в те дни, когда Иерусалим пал, а царь и правящие классы были уведены в плен. Особенно ясно эта весть проявляется в шестнадцати главах книги Исаии (Ис 40–55). Их мы рассмотрим чуть позже. Она очень ясна и в Книге пророка Захарии, вершившего свою миссию в 520-х годах до нашей эры, когда только начинали заново строить разрушенный Храм, и именно Захария предсказал, что духовно возрожденный народ обретет благословление Божье:
Посему так говорит Господь: Я обращаюсь к Иерусалиму с милосердием; в нем соорудится дом Мой, говорит Господь Саваоф, и землемерная вервь протянется по Иерусалиму. Еще провозгласи и скажи: так говорит Господь Саваоф: снова переполнятся города Мои добром, и утешит Господь Сион, и снова изберет Иерусалим.
Так говорит Господь Саваоф: опять старцы и старицы будут сидеть на улицах в Иерусалиме, каждый с посохом в руке, от множества дней. И улицы города сего наполнятся отроками и отроковицами, играющими на улицах его.
Исследователи Ветхого Завета сходятся на том, что прорицания или благословления, явленные в книгах ранних пророков, были внесены позднее: писцы добавили их к изначальному основному тексту, пронизанному пессимизмом. Этого не доказать, и некоторые склонны верить в то, что самые древние пророки действовали скорее по месопотамскому образцу и, как правило, предсказывали народу или царю успех в начинаниях, и лишь впоследствии, когда Вавилонский плен был уже неминуем, им приписали погибельные пророчества{106}. Но большинство ученых полагают, что ранние пророки — особенно Амос, Исаия и Михей — были пророками горестной судьбы, и лишь потом, благодаря поздним добавлениям, их весть стала чуть светлее. Эти поздние труды проявляются в пассажах, подобных тому, что приведен ниже; курсивом в нем выделены слова, которые кажутся добавлениями, смягчающими изначальную весть о гибели:
Вот, очи Господа Бога — на грешное царство,
и Я истреблю его с лица земли;
но дом Иакова не совсем истреблю,
говорит Господь.
Ибо так сказал Господь: вся земля будет опустошена, но совершенного истребления не сделаю.
Восплачет о сем земля,
и небеса помрачатся вверху,
потому что Я сказал, Я определил,
и не раскаюсь в том, и не отступлю от того.
Склонность пророков предвозвещать благие вести — а именно в таком свете их, вероятно, воспринимают христиане, – на самом деле явление поздних эпох. Такого развития мысль достигла уже после Вавилонского пленения — и уже памятуя о ней, ранние пророчества перечитали заново. Некоторые даже считают, что предсказание в любом случае было не столь и важно в древних пророчествах, а преобладало порицание общества, – такое толкование особенно распространено в англоязычном мире, и оно влияло и влияет на то, как ныне воспринимаются слова «пророк» и «пророческий»: они относятся не к предсказателям будущего, а к тем, кто осуждает нынешние грехи общества. Впрочем, вполне может оказаться так, что великие пророки Израиля не столь далеко ушли от обычных «стандартов» древних пророков. Скорее всего, они, благодаря некоему ясновидению, увидели, что надвигается беда — или даже просто поняли, как все обстояло, ведь во всем, что касалось политики, они были осведомлены лучше многих, – и объяснили эту беду как следствие греха народа.
Приходила ли пророкам мысль о том, что погибели можно избежать? Это спорный вопрос. Амос, как кажется, не слишком-то надеется на какое-либо спасение нации{107}, а вот Осия вроде бы предсказывает по крайней мере какое-то возрождение после катастрофы, а возможно, и до нее. Книга Исаии, как мы увидим, сложна настолько, что почти невозможно узнать, чему на самом деле учил пророк. Насчет Иеремии можно, по крайней мере, быть уверенным в одном: когда вавилоняне осадили Иерусалим, пророк говорил об исходах, зависящих от обстоятельств: реши Иудея сдаться, и ей бы несомненно удалось избежать реального разрушения, а если нет, все завершалось неизбежной резней — как и завершилось. И все же дальнейшие прорицания в книге, Иеремии они принадлежат или нет, говорят о славном, блистающем возрождении под властью нового царя из рода Давидова:
В те дни и в то время возращу Давиду Отрасль праведную, и будет производить суд и правду на земле. В те дни Иуда будет спасен и Иерусалим будет жить безопасно.
Иеремия — единственный пророк, который, как утверждают, написал книгу своих прорицаний — или, по крайней мере, сделал так, чтобы ее написали:
В четвертый год Иоакима, сына Иосии, царя Иудейского, было такое слово к Иеремии от Господа: возьми себе книжный свиток и напиши в нем все слова, которые Я говорил тебе об Израиле и об Иуде и о всех народах с того дня, как Я начал говорить тебе, от дней Иосии до сего дня… И призвал Иеремия Варуха, сына Нирии, и написал Варух в книжный свиток из уст Иеремии все слова Господа, которые Он говорил ему.
(Свиток впоследствии уничтожает царь Иоаким, но потом его записывают снова — см.: Иер 36:5–32.) С самого своего появления пророческая книга предстает как нечто замечательное, и можно предположить, что пророки не имели обыкновения писать и даже не нанимали для этого секретарей. И в поисках истока пророческих книг мы снова возвращаемся к вездесущим писцам, которым, в конечном итоге, мы обязаны всей Еврейской Библией. Варух, секретарь Иеремии — один из немногих, кого мы знаем по имени. Если внимательно присмотреться к пророческим книгам, они кажутся итогом нескольких этапов компоновки или редактуры, как правило, направленной на то, чтобы смягчить изначально суровую весть о правосудии, типичную для ранних пророков.
Одним из видов пророчеств, внесенных на этом позднем этапе — возможно, уже после Вавилонского пленения, – были прорицания, подобные тому, что цитировалось выше из Книги пророка Иеремии: о грядущем царе, который вновь утвердит власть Яхве над царством Иуды (и даже над Израилем, давно утраченным Северным царством):
…так говорит Господь Бог: вот, Я возьму сынов Израилевых из среды народов, между которыми они находятся, и соберу их отовсюду и приведу их в землю их. На этой земле, на горах Израиля Я сделаю их одним народом, и один Царь будет царем у всех их, и не будут более двумя народами, и уже не будут вперед разделяться на два царства… А раб Мой Давид будет Царем над ними и Пастырем всех их, и они будут ходить в заповедях Моих, и уставы Мои будут соблюдать и выполнять их.
Этот царь, как и древний Давид, будет помазанником. На иврите это слово звучит как машиах, от глагола со значением «помазывать», «совершать миропомазание», и позже, через греческую транслитерацию μεσσιασ оно прошло к нам в знакомой форме мессия. К приходу новозаветной эры ряд групп в иудаизме развил из этих намеков идею о грядущем Спасителе, который будет править во имя Бога не только над возрожденным Израилем, но и над всем миром. Но именно такого мессианизма почти не увидеть в самой Еврейской Библии, где «новый Давид» — это в прямом смысле новый царь освобожденного, но ограниченного Израильского или Иудейского царства, которое вернется в свои прежние (или чуть расширенные) границы. Нам придется выйти за границы Еврейской Библии и обратиться к более поздним текстам, Псалмам Соломона[13] (это восемнадцать текстов эллинистического периода, созданные во II–I веках до нашей эры), где мы найдем мессианские надежды:
Призри на них, Господи, и восставь им царя их, сына Давидова,
в тот час, который Ты знаешь, Боже, да царит он над Израилем, отроком Твоим.
И препояшь его силою поражать правителей неправедных.
В премудрости и справедливости, да изгонит он грешников от наследия Твоего…
Сокрушит жезлом железным всякое упорство их.
И соберет он народ святой, и возглавит его в справедливости…
И возьмет он народы язычников служить ему под игом его…
И очистит он Иерусалим, освятив его, как был он в начале.
Придут племена от края земли, дабы видеть славу его, неся в дар истомленных сынов…
И сам справедливый царь научен будет Богом о них.
И нет неправедности во дни его среди них, ибо все святы, а царь их — помазанник Господень.
Столь грандиозные ожидания появляются и в другом виде пророчеств — предвещающих конец света, или апокалиптических. Их главным представителем в Еврейской Библии является Книга пророка Даниила. Предсказания скорого и неминуемого будущего (таким оно, по крайней мере, казалось автору) спроецированы на образ из давнего прошлого: почти так же поступали и при редактуре пророческих книг. Например, Книга пророка Даниила несомненно была написана не раньше II века до нашей эры, но сам Даниил представлен как живший во времена Вавилонского плена. Предсказания в ней обретают намного больший масштаб и касаются не только Израиля, а всего известного мира. Скажем, во второй главе мы встречаем распространенный древний троп о четырех мировых империях, последним и окончательно благополучным из которых оказывается — что неудивительно — империя Израиля, которая, как считает автор, возникнет уже в его дни (начало II века до нашей эры). Он приписывает пророчества Даниилу, прекрасно известному в традиции: предполагают, что Даниил был современником Иеремии и Иезекииля, живших в VI веке до н. э. Но подобные апокалиптические тексты отличаются от истинно древних пророческих писаний: причудливые образы, символические звери и странные живописные картины начали появляться в Книге пророка Захарии, но их почти не найти ни в каких произведениях ранних пророков:
Начав речь, Даниил сказал: видел я в ночном видении моем, и вот, четыре ветра небесных боролись на великом море, и четыре больших зверя вышли из моря, непохожие один на другого. Первый — как лев, но у него крылья орлиные; я смотрел, доколе не вырваны были у него крылья, и он поднят был от земли, и стал на ноги, как человек, и сердце человеческое дано ему. И вот еще зверь, второй, похожий на медведя, стоял с одной стороны, и три клыка во рту у него, между зубами его; ему сказано так: «встань, ешь мяса много!» Затем видел я, вот еще зверь, как барс; на спине у него четыре птичьих крыла, и четыре головы были у зверя сего, и власть дана была ему. После сего видел я в ночных видениях, и вот зверь четвертый, страшный и ужасный и весьма сильный; у него большие железные зубы; он пожирает и сокрушает, остатки же попирает ногами; он отличен был от всех прежних зверей, и десять рогов было у него.
И вышел Ангел, говоривший со мною, и сказал мне: подними еще глаза твои и посмотри, что это выходит? Когда же я сказал: что это? Он отвечал: это выходит ефа[14], и сказал: это образ их по всей земле[15]. И вот, кусок свинца поднялся, и там сидела одна женщина посреди ефы. И сказал он: эта женщина — само нечестие, и бросил ее в средину ефы, а на отверстие ее бросил свинцовый кусок. И поднял я глаза мои и увидел: вот, появились две женщины, и ветер был в крыльях их, и крылья у них как крылья аиста; и подняли они ефу и понесли ее между землею и небом.
Кроме того, в апокалиптических книгах острее, чем в других произведениях пророков, чувствуется, что все предопределено Богом. Царства сменяют друг друга в заранее установленном порядке следования, и никто и никак не может ускорить или замедлить божественный план. Иногда считают, что это соотносится с происхождением литературы: ее создавали уже не люди, способные влиять на целый народ, как некоторые из древних пророков, а маленькие и угнетаемые секты, осознающие свою беспомощность{108}. Но, как бы там ни было, в новозаветную эпоху от пророчеств ждали именно апокалиптического стиля; когда же читались пророческие книги, в них усматривали именно такую суть. Мы знаем: если бы кто-то, кто угодно, чьи мысли формировались по таким лекалам, вдруг ощутил, что на него снизошел пророческий дух, он создал бы текст лишь одного рода — Книгу Откровения. Она описана как «книга слов сего пророчества» или «слова пророчества книги сей» (Откр 22:18–19) — мешанина странных событий, происходящих на Небесах, с ангелами, странными зверями и старцами в белых одеждах, павших ниц перед Богом и Агнцем Его. Это величественная картина — но не это Амос или Илия имели в виду под пророчеством. Для них пророческая весть могла быть какой угодно, только не тайной. И предназначалась она для того, чтобы те, кто услышит или прочтет ее, утратили свои иллюзии, а не ломали головы над тем, как решить загадку.
Развитие Книги Исаии{109}
Возможно, Книга пророка Исаии — это произведение, составление которого заняло больше всего времени среди всех пророческих книг. Нет причин сомневаться в том, что отчасти она действительно восходит к пророку Исаии, который вершил свои труды в Иерусалиме в дни царей Иоафама, Ахаза и Езекии (Ис 1:1), начав их в 742 году до нашей эры, в год смерти Озии (см. Ис 6:1) и продолжая по меньшей мере до 701 года до Р. Х., когда Иерусалим осадили войска ассирийского царя Сеннахирима. Рассказ об осаде приводится в Ис 36–39, и он либо заимствован из Книги Царств (4 Цар 18–19), либо перенесен туда, но это ясный фон для Ис 30–31. Кажется, что Исаия был вовлечен в ряд политических кризисов и играл двойную роль: как пророк и как царский советник или чиновник.
Первый кризис пришел в 730-х годах до нашей эры, когда Северное Израильское царство и арамеи из Дамаска создали альянс против Ассирии — и принуждали Иудею присоединиться. Против нее выступили Ризон II (Рецин), царь Арама, и Факей, сын Ремалиин, в Израиле («земле Ефремовой», как говорит Исаия), и план состоял в том, чтобы возвести на престол Иудеи своего ставленника-марионетку, кого-то, кто известен нам лишь под именем «сына Тавеилова». На этом фоне происходят события, о которых говорится в Ис 7–8. Ахаз, царь Иудейский, поддался соблазну воззвать к ассирийцам и просить у них помощи в отражении угрозы с севера, и Исаия решительно этому воспротивился. Очевидно, он уверял, что ассирийцы в любом случае уничтожат коалицию, и Иудее незачем привлекать их внимание какими-либо дипломатическими обращениями. Ахаз не послушал, обратился к ассирийцам, и те в должный час сокрушили альянс. Только теперь Иудее пришлось расплачиваться: ассирийцы начали проявлять к ней повышенное внимание — хотя, возможно, это произошло бы и так, поскольку они все равно стремились расширить свое царство на запад (см. главу 1).
И сказал Господь Исаии: выйди ты и сын твой Шеар-ясув навстречу Ахазу, к концу водопровода верхнего пруда, на дорогу к полю белильничьему, и скажи ему: наблюдай и будь спокоен;
не страшись и да не унывает сердце твое от двух концов этих дымящихся головней, от разгоревшегося гнева Рецина и Сириян и сына Ремалиина.
Сирия, Ефрем и сын Ремалиин умышляют против тебя зло, говоря: пойдем на Иудею и возмутим ее, и овладеем ею и поставим в ней царем сына Тавеилова.
Но Господь Бог так говорит: это не состоится и не сбудется… Если вы не верите, то потому, что вы не удостоверены[16].
Горький урок — крах коалиции и последующая гибель Северного Израильского царства в 720-х годах до нашей эры — не пошел впрок другим: примерно лет через десять маленькие государства, соседствующие с Иудеей, все еще продолжали политиканствовать против Ассирии, вовлекая филистимлян и живших еще дальше к западу египтян. Исаия вновь советовал не вмешиваться и уверял царя (уже Езекию), что Египет — «переломленный тростник»:
Здесь он ссылается на древний миф о чудовище, которого убил Яхве. Но пророк вновь говорил впустую, и в 701 году до нашей эры ассирийцы вторглись в Иудею и подошли к стенам Иерусалима. Что там произошло, до конца неясно. С одной стороны, Езекии явно пришлось платить дань ассирийскому царю Сеннахириму, и он утратил львиную долю своей независимости (4 Цар 18:13–16). С другой стороны, город не разграбили и ассирийская армия отступила. Со временем стали рассказывать о том, что Бог вмешался и изничтожил армию ассириян, – см. 4 Цар 18:17–19:37 и параллельный рассказ в Ис 36–37. Этот сюжет пересказан в поэме Джорджа Байрона (1788–1824) «Поражение Сеннахирима», которая начинается со строк: «Ассири́яне шли, как на стадо волки́»:
…
Ангел смерти лишь на ветер крылья простер
И дохнул им в лицо — и померкнул их взор,
И на мутные очи пал сон без конца,
И лишь раз поднялись и остыли сердца.
…
Вот и всадник лежит, распростертый во прах,
На броне его ржа и роса на власах;
Безответны шатры, у знамен ни раба,
И не свищет копье, и не тру́бит труба.
И Ассирии вдов слышен плач на весь мир,
И во храме Ваала низвержен кумир,
И народ, не сраженный мечом до конца,
Весь растаял, как снег, перед блеском Творца![18]
Равно так же неясна во всем этом и роль Исаии. Советовал ли он сдаться, предсказал ли несчастье, если царь откажется слушать? Или он (верно) предсказал великое освобождение? Был ли он пророком горя и погибели, как считали поколения ученых, исследующих Ветхий Завет, или просто обычным пророком Древнего Ближнего Востока, предвозвещавшим (по крайней мере условное) спасение? Ответы зависят от того, какие из приписываемых пророку изречений, произнесенных в дни несчастья, мы сочтем принадлежащими именно ему, а какие — позднейшей вставкой редакторов с их собственными идеями. Но эти же ответы и определят наше решение.
Скажем как есть: текст в Книге пророка Исаии очень запутан. В дни первого кризиса, когда возник союз Израиля и Арама, мы видим, что Исаия упоминает символическое имя, которое дал сыну — Шеар-ясув, на древнееврейском — «остаток возвратится». Здесь слово «возвратится» может означать многое: «покается», «вернется домой (из плена)» или, возможно, «пребудет». Добрую ли весть несет это имя — или злую? Это зависит от того, чего в большинстве своем ожидали люди. Если они полагали, что политика Ахаза — обратиться за помощью к Ассирии — приведет к миру и процветанию, тогда это имя, скорее всего — отзвук зловещего знамения: «…только остаток народа продолжит существовать», – сравните с Ис 6:13: «И если еще останется десятая часть на ней и возвратится, и она опять будет разорена…» Но если везде царил страх, тогда, возможно, Исаия давал хоть какое-то утешение — «выживет хотя бы остаток» — хотя утешение это в лучшем случае сурово. И мы видим две сопредельных возможности в Ис 10:20–23:
И будет в тот день: остаток Израиля и спасшиеся из дома Иакова не будут более полагаться на того, кто поразил их, но возложат упование на Господа, Святаго Израилева, чистосердечно. Остаток обратится, остаток Иакова — к Богу сильному. [Надежда и утешение]
Ибо, хотя бы народа у тебя, Израиль, было столько, сколько песку морского, только остаток его обратится; истребление определено изобилующею правдою; ибо определенное истребление совершит Господь, Господь Саваоф, во всей земле. [Угроза]
Некоторые из тех изречений, которые приписаны Исаии, поистине обретают смысл в контексте этих разнообразных несчастий — как и его нравственное обличение единоплеменников, которое продолжается в духе Амоса.
Горе вам, прибавляющие дом к дому,
присоединяющие поле к полю,
так что другим не остается места,
как будто вы одни
поселены на земле.
В уши мои сказал Господь Саваоф:
многочисленные домы эти будут пусты,
большие и красивые — без жителей.
Так осудить богачей, угнетающих бедный люд, Исаия мог в любой момент своей жизни, но, скорее всего, эти слова произнесены еще до начала кризиса, когда Иудея, как и Израиль, наслаждалась сравнительным процветанием.
Если подвести итог всему вышесказанному, то можно предположить, что в главах 1–8 и 28–31 есть изречения, действительно принадлежащие пророку Исаии. Но остальная книга составлена из текстов, которые порой могут восходить к последователям Исаии (если допустить, что те у него были) или к деятельности писцов, стремившихся приукрасить книгу, – иногда написав продолжения к словам Исаии, а иногда добавляя целые блоки изречений неизвестного происхождения. К первой категории — иными словами, к расширенным текстам — вероятно, относятся стихи, добавленные для того, чтобы придать изначально негативной вести Исаии более положительную направленность, как это делалось и с книгами других пророков:
И будешь унижен, с земли будешь говорить,
и глуха будет речь твоя из-под праха,
и голос твой будет, как голос чревовещателя,
и из-под праха шептать будет речь твоя.
Множество врагов твоих будет, как мелкая пыль…
Во вторую категорию входят несколько сводов прорицаний, все вместе составляющие более чем две трети книги. Они весьма разнообразны.
Во-первых, в главах 13–23 мы встречаем феномен, присутствующий и в других пророческих книгах: прорицания против иноземных народов. Их уже целое собрание в Книге пророка Амоса (Ам 1–2), но у Исаии они выходят за пределы ближайших соседей Израиля и обращены к Вавилону, ставшему угрозой лишь в конце VII века до нашей эры, иными словами, спустя много десятилетий с тех дней как жил пророк, давший книге свое имя. Да, книга стала очень важной в дальнейшем развитии мысли. В ней содержится насмешка над царем Вавилона, которого сравнивают с богом утренней звезды (по-латыни lucifer), упавшим с небес, и в сочетании с другим ветхозаветным и более поздним материалом, связанным с сатаной и различными демонами, это привело к появлению христианской идеи о падении дьявола. Но, тем не менее, предсказание о падении Вавилона в главе 13–14 вряд ли восходит к самому пророку Исаии. А Исаия 13–23 — это собрание разнородных прорицаний, ряд которых, возможно, основан на изречениях, действительно принадлежащих Исаии, но большинство отражает более поздние события.
Во-вторых, главы 24–27 давно признаны собранием пассажей, пронизанных апокалиптическим тоном, и получили название «Апокалипсис Исаии». Эти фрагменты могли появиться довольно поздно, может быть, в III столетии, или даже во II веке до нашей эры: в них отражены идеи, некое подобие которых мы находим в Книге Даниила — о суде, который свершится и на небесах, и на земле, – и даже намеки на жизнь после смерти, весьма запоздавшие в литературе Израиля:
И будет в тот день: посетит[19] Господь
воинство выспреннее на высоте
и царей земных на земле…
И покраснеет луна, и устыдится солнце,
когда Господь Саваоф воцарится
на горе Сионе и в Иерусалиме,
и пред старейшинами его будет слава.
Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела!
Воспряни́те и торжествуйте, поверженные в прахе:
ибо роса Твоя — роса растений[20],
и земля извергнет мертвецов.
О том, являются ли эти строки пророчеством о реальном воскресении, ведутся споры. Как и знаменитая «долина сухих костей» (Иез 37), это, возможно, лишь символический способ сказать о духовном возрождении народа. Но может быть, это и правда мысль о воскресении мертвых, как в Книге Даниила: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся…» (Дан 12:2).
В-третьих, вся Книга пророка Исаии после сороковой главы имеет смысл лишь в тот период, когда евреи, пребывая в плену Вавилонском, ожидали, когда же Кир II, царь персов, придет, одолеет Вавилон и разрешит им вновь поселиться в Земле Обетованной. Имя Кира упоминается в Ис 44:28 и 45:1 (эти стихи следуют друг за другом), а в главах 46–47 приводится пространная насмешка над вавилонянами: их боги высмеиваются как ничто, как истуканы из дерева и камня, которые сделались «бременем для усталых животных», и этих богов сравнивают с Яхве, который, напротив, «носит» Израиль (Ис 46:1–4). Среди ученых царит согласие в том, что вторая часть Книги пророка Исаии состоит из двух основных сводов (и, возможно, оба добавлены писцами позднейших эпох) — это главы 40–55 и 56–66. Первый из них обычно называют Второисаией, а второй — Тритоисаией. В названиях подразумевается то, что это не просто расширение слов Исаии, а изначально полноправные и независимые книги, «привинченные» к главам 1–39.
Второисаия — это значительная часть Еврейской Библии, и тому есть несколько причин. Эта книга говорит почти исключительно об одном: о благословлениях, которые прольются на Израиль, – и тем представляет новую отправную точку после мрачной в сути своей вести древних пророков, прорицавших в эпоху до Вавилонского плена — всех до Иеремии, считая и его. И Второисаия не преуменьшает пророческую идею, согласно которой ссылка была наказанием за грехи Израиля — но просто говорит о том, что теперь она в прошлом:
Воспряни, воспряни,
восстань, Иерусалим,
ты, который из руки Господа
выпил чашу ярости Его,
выпил до дна чашу опьянения, осушил…
Тебя постигли два бедствия,
кто пожалеет о тебе? —
опустошение и истребление, голод и меч:
кем я утешу тебя?..
Так говорит Господь твой,
Господь и Бог твой, отмщающий за Свой народ:
вот, Я беру из руки твоей чашу опьянения,
дрожжи из чаши ярости Моей:
ты не будешь уже пить их.
Второисаия предсказывает не только возвращение изгнанников из Вавилонии, но и собирание иудеев, рассеянных по всем краям земли, приток столь великий, что стены Иерусалима не смогут сдержать новых жителей — в этом книгу можно назвать первой манифестацией сионизма в Библии:
Распространи место шатра твоего,
расширь покровы жилищ твоих;
не стесняйся, пусти длиннее верви твои
и утверди колья твои;
ибо ты распространишься направо и налево,
и потомство твое завладеет народами
и населит опустошенные города.
И, что невероятно важно для более позднего богословского мышления в иудаизме и христианстве, Второисаия содержит первые ясные формулировки иудейского монотеизма, веры в то, что Бог Израиля есть истинный Бог и что все остальные ложные боги суть ничто: не соперники, даже не бессильные соперники единого Бога — их просто не существует:
Так говорит Господь, Царь Израиля,
и Искупитель его, Господь Саваоф:
Я первый и Я последний,
и кроме Меня нет Бога.
Это поразительное заявление: Яхве, которого, как можно было бы подумать, победили вавилонские боги, на самом деле — единственный существующий Бог, и именно Он властвует и над вавилонянами, и над Киром, окончательно завоевавшим Вавилон. Именно в этом свете с тех пор мыслили о природе Бога в иудаизме и христианстве. Все пророки — безоговорочные монотеисты, в том смысле, что они не признают никакой иной силы, имеющей право действовать во вселенной, кроме Бога Израиля. Но Второисаия впервые формулирует это столь откровенно и недвусмысленно. Изначально ли его произведение отличалось от сборников прорицаний (в том их виде, в каком они предстали в VI веке до нашей эры), или его сознательно создавали для добавления к основному тексту Книги пророка Исаии — до конца не ясно. Можно достойно обосновать вторую теорию, поскольку в Ис 1–39 есть места, в которых видны признаки редактуры в духе Второисаии. Например, Ис 12 по тону очень похожа на Ис 40–55{110}. Но и в том, и в ином случае Ис 40–55 представляет собой крупный блок текстов Еврейской Библии, благодаря которому богословская мысль сделала большой шаг вперед. (Стоит заметить, что откровенно выраженный здесь монотеизм — примерный современник философии досократиков в Греции, которые приближались к тем же самым идеям. И ни в том, ни в другом случае неясно, что стало причиной столь характерного развития.)
Тритоисаия — не столь единый свод прорицаний, как Второисаия, и его можно разделить на множество малых сборников. Некоторые из них (скажем, Ис 57:1–3) возвращаются к древнему пророческому стилю порицания, делая замечания по поводу религиозных обычаев и практик (детали их подробно не раскрыты), которые, как кажется автору, уродуют современный ему иудаизм — вероятно, это происходит вскоре после переселения в Землю Обетованную в 530-х годах до нашей эры. Другие (например, Ис 60–62) продолжают и даже усиливают восторженный тон Второисаии — и говорят не только об изгнанных евреях, но и о чужеземцах, притекающих в Иерусалим и полагающих начало новой Израильской империи, где царит мир и счастье для всех:
Возведи очи твои и посмотри вокруг:
все они собираются, идут к тебе;
сыновья твои издалека идут
и дочерей твоих на руках несут[21].
Тогда увидишь, и возрадуешься,
и затрепещет и расширится сердце твое,
потому что богатство моря обратится к тебе,
достояние народов придет к тебе.
Множество верблюдов покроет тебя — дромадеры
из Мадиама и Ефы;
все они из Савы придут, принесут золото и ладан
и возвестят славу Господа.
К этому тексту есть параллель в знаменитом пассаже из Первоисаии (Ис 2:2–4), который, возможно, тоже создан в этот поздний период — он появляется и в Книге пророка Михея (Мих 4:1–4):
И будет в последние дни,
гора дома Господня
будет поставлена во главу гор
и возвысится над холмами,
и потекут к ней все народы.
И пойдут многие народы и скажут:
придите, и взойдем на гору Господню,
в дом Бога Иаковлева,
и научит Он нас Своим путям
и будем ходить по стезям Его…
И будет Он судить народы,
и обличит многие племена;
и перекуют мечи свои на орала,
и копья свои — на серпы:
не поднимет народ на народ меча,
и не будут более учиться воевать.
Сион (Иерусалим) как средоточие для спасения целого мира — это видение, характерное для эпохи, наступившей почти сразу вслед за Вавилонским пленением, когда надежды окрыляли и приземленная реальность повседневной жизни в малозначительной провинции державы Ахеменидов еще не осознавалась так сильно.
И опять же, мы не знаем, существовал ли Тритоисаия отдельно от остальных. Возможно, эту книгу сознательно добавили в конец Второисаии, а возможно, сборник уже сформировался в своем нынешнем виде еще до того, как писец пригвоздил его к растущему свитку с Книгой пророка Исаии.
Изучение одной только Книги пророка Исаии может потребовать всей жизни — столь сложны возрастание и развитие этого произведения. Но того, что уже сказано, хватит, чтобы показать: оно может стать малоразмерной иллюстрацией к тому, как сводились воедино книги пророков. Другие длинные пророческие книги — Книга пророка Иеремии и Книга пророка Иезекииля — являют схожие свидетельства дополнений и добавления. Вероятно, каждая пророческая книга проходила ряд редактур на пути к своему нынешнему облику: это справедливо даже для Книги пророка Авдия, самой короткой из всех: она состоит лишь из одной главы, но и ту, как кажется, писал не один автор.
Редактура книг
И теперь, когда мы принимаем как факт то, сколь разнообразны составляющие элементы произведений, подобных Книге пророка Исаии, возникает вопрос: как именно их сводили? Ученые, и особенно немецкие библейские критики, часто считают, что имел место некий сложный процесс, подразумевающий неоднократную редактуру каждой книги, и иногда это рождает гипотезы до того запутанные, что они просто обречены на провал. Что касается Пятикнижия, то, видимо, лучше всего предположить, что оно прошло лишь несколько редактур, хотя каждый раз, когда книгу переписывали, писец мог внести небольшие изменения в те или иные отдельные стихи. Большинство из тех, кто изучает книги пророков, считает, что первое издание каждой из ранних пророческих книг собирали последователи самого пророка, а второе издание сделали в эпоху Вавилонского плена, когда стало ясно, что мрачные предсказания этих пророков свершились, и забрезжила надежда на новое будущее. Подобное происходило с большей частью текста, который мы находим в Книгах Амоса, Осии, Михея, Исаии, Иеремии и Иезекииля. Что же касается поздних пророков, явившихся уже по завершении эпохи Вавилонского пленения — это Аггей, Захария и Малахия — то, возможно, мы с самого начала имеем дело не с произнесенным, а с записанным пророчеством, и в любом случае сами предсказания уже не грозят абсолютной погибелью — хотя все трое пророков очень язвительно порицают тех, к кому обращаются.
Но даже здесь немало признаков поздней доработки. В Книге пророка Захарии главы 9–14 столь отличаются от остального текста — и отражают ситуацию из столь позднейших эпох, – что их часто называют Второзахарией. В Книгу пророка Исаии, как мы уже видели, текст добавляли не только в эпоху Вавилонского пленения и почти сразу после нее (Ис 40–66), но, возможно, и еще позднее: в Ис 24–27, где говорится об апокалипсисе, мы можем встретить прорицания из эллинистического периода. Так что мы просто должны предположить, что книги пророков, живших до эпохи Вавилонского плена, редактировались не только в период пленения: примерно так же их дополняли и пересматривали в кругах писцов после освобождения из Вавилона — и даже вплоть до эпохи Второго Храма. Обновление книг пророков было для писцов важным делом. Можно предположить, что они служили при Иерусалимском Храме, где больше не было царского двора, или же работали в администрации провинции Йехуд.
В какой-то момент ко многим книгам пророков были добавлены указания на то время, когда свершались описываемые в них события. Их добавляли в форме заглавий — скажем, так:
Видение Исаии, сына Амосова, которое он видел о Иудее и Иерусалиме, во дни Озии, Иоафама, Ахаза, Езекии — царей Иудейских.
Слова Иеремии, сына Хелкиина, из священников в Анафофе, в земле Вениаминовой, к которому было слово Господне во дни Иосии, сына Амонова, царя Иудейского, в тринадцатый год царствования его, и также во дни Иоакима, сына Иосиина, царя Иудейского, до конца одиннадцатого года Седекии, сына Иосиина, царя Иудейского, до переселения Иерусалима в пятом месяце.
Окончательная форма
Тот вид анализа, который мы только что описали, иногда, как кажется, вредит религиозному пониманию и применению книг пророков — равно как критика источников Пятикнижия взволновала и лишила покоя многих читателей — как иудеев, так и христиан. Например, такое впечатление, что воссозданный образ Исаии делает его совсем непохожим на пророка любой веры: он не был учителем Торы, он не предвозвещал пришествие Мессии — он просто был политическим игроком, и его глубоко тревожили катастрофы, которые в дни его жизни произошли в Израиле и Иудее. Даже добавления в книгу, а их немало, не особо сосредоточены на Мессии (возможно, единственными исключениями станут Ис 9:2–7 и Ис 11:1–9), но необычайно озабочены событиями в современном пророку мире и влиянием этих событий на народы Израиля и Иудеи. То же самое справедливо не только для большинства книг пророков, но и для образов самих пророков, стоящих за этими книгами. Эти люди — часть истории иудаизма и христианства, но то, чему они учили, не близко ни той, ни другой вере в тех формах, в каких они известны нам.
Впрочем, анализ компонентов, лежащих в основе пророческих книг, не дает нам изучить их в полной мере, поскольку в какой-то момент их, должно быть, сшили воедино, и книги обрели тот облик, в котором мы читаем их в наши дни. Уже больше века минуло с тех пор, как книги «разобрали по кирпичикам», желая увидеть, из чего они состоят, и в последние десятилетия библеисты снова стали проявлять интерес к «окончательной форме», как ее обычно называют — иными словами, к той, в которой книги представлены в Библии. В печатной Библии (или, в данном случае, в Еврейской Библии, написанной от руки) нет ни Второисаии, ни Тритоисаии, ни Апокалипсиса Исаии, ни Прорицаний против народов — есть только Книга пророка Исаии. Так не заслуживает ли ее существующий облик такого изучения, какое подобает ему по праву?
Побуждение пересмотреть окончательную форму пророческих книг шло с двух сторон. Литературные исследования, проведенные в конце XX века, поставили под сомнение «археологическую модель» анализа библейских текстов — как ее называет Роберт Альтер. В этой модели различные текстовые слои определяются и тщательно рассматриваются, можно сказать, процеживаются сквозь сито. Сейчас вместо такой модели в большей степени проявляется тяга к эстетике — и к тому, как тексты предстают перед нами. Некто предназначил их к тому, чтобы мы читали их именно в такой форме; или, даже если никто и не имел такого намерения, книги в их нынешнем облике приглашают нас прочесть и воспринять их целостно. Об этом повороте к окончательной форме мы скажем больше в главе 17. Но с этой формой связана и богословская проблема, и ее источник — то, что порой называют «каноническим подходом» к Библии: это интерес к текстам как к части канона христианского или иудейского Священного Писания. Он придает всему богословский смысл, согласно которому библейские книги — это нечто большее, чем просто сумма частей, собравшихся воедино, если говорить в историческом плане, и создавших тексты, которыми мы теперь располагаем. С каждой из этих точек зрения, и литературной, и богословской, имеет смысл вновь подойти к текстам в их нынешнем облике и спросить, согласуются ли они с иудейской или христианской верой, даже если этого не делают их компоненты.
Тот, кто желал бы защитить традиционное мессианское толкование Книги пророка Исаии, мог бы, допустим, сказать, что книга глубоко связана с царствованием. Она проявляет интерес к поступкам царей Иудейских и содержит прорицания, в которых предвидится пришествие новых владык (опять же сошлемся на Ис 9:2–7 и Ис 11:1–9). Да, в главах 40–66 не говорится ни о каком новом царе, хотя Кир, царь Персидский, описан в них как помазанник Яхве (Ис 45:1). Но у пророчеств, согласно которым вернутся изгнанники и соберутся чужеземцы, есть связь с более поздними представлениями иудеев и христиан о мессианской эре, даже пусть Мессия как таковой здесь и не упомянут. В таком духе можно воспринять и понять всю книгу как связанную с поздним мессианизмом, – в котором тексты из книги использовались несомненно ради поддержки идей, что мы видели на примере типично мессианских текстов из «Псалмов Соломона», процитированных выше. И равно так же можно поспорить, что Книга Исаии в своем нынешнем облике дает нам ряд этических учений, которые все еще могут оказаться уместными для приверженцев религии в ее поздней форме: пророк Исаия порицает грех — и дает нам увидеть за этим соответствующие добродетели.
Горе тем, которые храбры пить вино
и сильны приготовлять крепкий напиток,
которые за подарки оправдывают виновного
и правых лишают законного!
Впрочем, в обоих случаях такие прочтения, как кажется, идут против самой сути книги. Цари интересны Исаии в большей мере, нежели другим пророкам, но книга не предвещает прихода одного Мессии. На самом деле, если воспринять ее как целое, она выглядит еще менее мессианской, чем когда мы «разбираем ее на атомы» и вчитываемся лишь в определенные тексты, скажем, в Ис 9:2–7. В общем и целом, Книга пророка Исаии главным образом посвящена Иудее, Иерусалиму и их истории, их несчастьям и торжествам, – и это впечатление устраняется только аллегорическим толкованием, в свете которого Иерусалим преобразится в Небесный Град Божий (см. главу 15). Книга также содержит ряд ценных повелений, предписывающих читателю, как поступать, и ее можно рассмотреть как наставление в Торе — но только если наложить Тору поверх, превратить ее во внешние рамки и поставить условие, по которому Книгу пророка Исаии надлежит читать именно в этих рамках: никаких внутренних черт, способных нас к этому склонить, мы просто не сможем заметить. Книгу пророка Исаии можно обратить и в мессианское пророчество, и в этическое наставление, но лишь насильственно исказив то впечатление, которое она производит на читателя. Да, если сосредоточиться на окончательной форме, книга и правда воспринимается по-другому, чем если думать лишь о мельчайших деталях «кирпичиков», ее составляющих, – но это не делает ее хоть сколь-либо ближе ни к иудейскому, ни к христианскому пониманию Священного Писания.
И пророческие книги, и даже их отдельные части — это по сути своей ниспровергатели. Они подрывают и фундамент государственной религии, особенно религиозных культов древнееврейских царств, в эпоху, предшествующую Вавилонскому плену, а незадолго до пленения бьют по самим основам политических махинаций. Это можно скрыть, если выборочно подбирать цитаты, но стоит прочесть книги в целом, и перед нами проявится ясное осуждение того, что считалось религией в обществах, к которым обращались пророки. Возможно, их погибельные предсказания были чуть смягчены, когда добавились прорицания, внушавшие надежду — но они не были отменены: пророк Исаия говорит о том, как Бог «утешит народ Свой» (Ис 40:1), но только после того, как на них пало божественное воздаяние. И вряд ли можно сказать, будто он хотя бы намекает на то, что такого воздаяния можно избежать. Пророки бичуют грех народа, их удары ни на мгновение не ослабевают, и они не проявляют ни сочувствия, ни понимания того, что могло толкнуть людей на столь плохие поступки. Они всегда суровы и непреклонны. В них нет любезности, и в их книгах ее тоже нет: они не говорят «Мир, мир», когда мира нет (см.: Иер 6:14). Но в Еврейской Библии есть не только их слова — а другие тексты, как мы видели, ободряют намного сильнее. Поздний иудаизм принял близко к сердцу некоторые черты пророческой вести, особенно осуждение многобожия и поклонения кумирам, но и слегка смягчил голоса пророков, превратив их из обличителей в учителей: примерно так же христианство прислушивалось к голосам своих критиков, но главным образом видело в них глашатаев Благой Вести, предвозвещавших пришествие новой эры. Но при всей их изначальной суровости пророки дают нам ясное, четкое и характерное свидетельство, и, как мы увидим, его нелегко встроить ни в одну из религиозных систем, притязающих на пророческие книги как на часть своего Священного Писания.