В транскрипции собственных имен как иностранных, так и местных, встречаемых у нашего автора, мы придерживались так называемого араратского произношения, которое, как известно знакомым с армянским языком, резко отличается от произношения турецких армян.
Названия городов, земель и пр., как библейские, так и небиблейские, изложили на русском языке, следуя примеру армянских переводчиков Священного Писания. Собственные армянские имена мы передали в нашем переводе, строго придерживаясь армянского произношения, имея в этом случае в виду удержать тот вид, в котором представляет нам эти имена язык армянский, и вместе с тем правильным их изображением заменить искаженную форму, в которой обыкновенно появляются они у греческих и римских писателей, а впоследствии и у новых европейских народов. Так, например, вместо Тиридат, Хозрой или Хозроес, Арзас, Сумбат, Валарсак, Арзациды и пр. мы пишем: Трдат, Хосров, Аршак, Смбат, Вахаршак, Аршакуни и пр.
Равным образом выдержана нами форма, в которой являются у Моисея Хоренского персидские собственные имена. Так, например, мы пишем: Шапух, Дарех, Парс, Аждахак, Бюрасп, Хруден, Зрадашт, Атрпатакан, Стахр и пр. вместо – Сапор, Дарий, Перс, Астиаг, Пейверасп, Феридун, Зороастр, Азербейджан, Истахар и пр. Поступая таким образом, мы думали удержать для ученых произношение этих собственных имен у персов V века; к тому же в филологическом отношении весьма важно иметь перед собой вместо искаженных имен, не представляющих никакого смысла, такие имена, этимологический состав которых явственно выступает перед нами, и вдобавок в ясных грамматических формах.
На этом же основании имя ассирийской царицы мы пишем не Семирамида, а Шамирам. Нет сомнения, что армянская форма этого имени если не тождественна с ассирийской, то, по крайней мере, ближе к ней, нежели греческая – Семирамида.
Н.О. Эмин
Книга перваяРодословие Великой Армении
1. Моисей Хоренский, в начале своего труда о нашем [народе][7], Сааку Багратуни радости желает
Неиссякаемое излияние на тебя божественной благодати и постоянное наитие Духа на твои помыслы узнал я по прекрасной [твоей] просьбе. Не зная тебя лично, [по ней] я получил понятие о твоей душе. [Просьба эта] мне по сердцу и вполне соответствует моим обычным занятиям. За нее надлежит не только хвалить тебя, но и молиться, чтобы ты всегда был таковым.
Если по разуму, как говорится, мы – образ божий, и если [отличительное] свойство словом одаренного [существа] – ум, то ты, прекрасными размышлениями поддерживая огонь умственной твоей деятельности пламенеющим – а это постоянное твое желание, – украшаешь разум и не перестаешь быть образом [божиим]. Этим услаждаешь Первообраз разума ты, который с таким прекрасным и умеренным влечением преследуя, питаешь подобные [мысли].
При этом усматриваю и то: если династы и князья земли Армянской, бывшие до нас и живущие в наше время, не приказывали ни находившимся в их распоряжении и бывшим при них ученым – приводить в строй воспоминания о событиях, ниже подумали извне пригласить на помощь [мужей] науки; то ясно, что ты, совершающий теперь это, стоишь выше всех до тебя бывших и достоин высочайших похвал и что подобающее тебе место – в этом памятнике событий.
Поэтому, приняв с удовольствием твою просьбу, я постараюсь исполнить ее и оставить этот [труд] бессмертным памятником тебе и грядущим твоим потомкам, [тебе, происходящему] из рода древнего, доблестного, богатого не только умом и полезными мыслями, но и многими величайшими достославными деяниями: о чем упомянем в продолжении этой «Истории», при общем изложении генеалогии происхождения сынов от отцев, с кратким [в то же время] указанием – откуда и как возникли все нахарарства1 в Армении; [и все это] на основании достоверных известий некоторых греческих историков2.
2. Почему мы захотели [повесть] о событиях нашего [отечества] заимствовать из греческих [источников], тогда как желательнее было б [черпать ее] из халдейских и ассирийских книг
Пусть не удивляются, что при существовании писателей у многих народов, как всем известно, в особенности у парсов и халдеев, которые упоминают о многих событиях нашей истории, мы говорим только о греческих историках, из которых и обещали приводить указания на нашу родословную. Греческие цари, по устройстве домашних дел своих, позаботились передать грекам не одно только касающееся их завоеваний, но и плоды мудрости: так, Птолемей Филадельф заботился о переводе на греческий язык книг и эпических сказаний всех народов.
Но пусть не считают нас за неуча и не порицают как [человека] необразованного и несведущего за то, что бывшего египетского царя мы называем теперь греческим: он, покорив также и греков, был назван царем александрийским и греческим – ни один из Птолемеев, господствовавших над египтянами, никогда так не именовался. Он, как большой друг греков, всю свою заботу сосредоточил на греческом языке. Кроме того, есть еще много других причин, почему мы его называем греческим царем, но, чтобы не слишком распространяться, ограничимся вышесказанным.
К тому же многие знаменитые мужи Греции, посвятившие себя мудрости, радели о переводе на греческий язык памятников, находившихся в храмовых и царских архивах других народов, как то сделал склонивший на такое [дело] халдея Бероза, мужа сведущего во всех отраслях знания. Много великого и достойного удивления в искусствах, с [большим] трудом найденное в разных местах, они также перевели на греческий язык, как айб на ке и за и то на пьюр, кьен на еч и ша на сэ3. Мужи, имена которых и мы достоверно знаем, собрав все это, посвятили гелленскому миру на славу. Достойны похвал ученые за любовь свою к мудрости и старание находить произведения других [ученых], но достойнее их те, кои, приняв, почтили научные их приобретения. Поэтому смело называю Грецию матерью или кормилицей наук.
Сказанное нами достаточно доказывает необходимость указаний на греческие источники.
3. Нелюбознательность прежних царей и князей наших
Не хочу оставить без порицания также нелюбознательность наших предков: и здесь в самом начале нашего труда да падут на них слова моей укоризны. Мы воздали должную хвалу царям, кои описали время [своего царствования] с перечислением мудрых деяний, чем и увековечили свои подвиги в сказаниях и летописях; мы не оставим без похвального отзыва и тех тружеников-летописцев, которые в архивах посвящали себя подобным же занятиям. Читая их творения, мы узнаем гражданские законы и учреждения человеческих обществ. Изучение ученых творений и сказаний халдеев, ассириян, египтян и гелленов рождает и в нас желание идти по следам этих мудрых мужей, принявших на себя подобные [труды].
Нам же всем хорошо известны царей и предков наших нерадение о мудрости и неразвитость их ума. Мы хотя народ небольшой, весьма малочисленный, слабосильный и часто находившийся под чужим господством; однако и в нашей стране много совершено подвигов мужества, достойных внесения в летописи, – [подвигов], которые ни один из них не позаботился передать письму. Не кстати ли наши упреки, обращенные к тем, кто не подумал ни о собственной пользе, ни о том, чтобы оставить по себе память в мире? И если они этого не сделали, можем ли мы требовать от них большего [сохранения памяти] о совершившемся во времена древнейшие?
На это, может, скажут: тому причиной неимение письмен и письменности в то время и различные войны, беспрерывно сменявшие одна другую.
Мнение несправедливое, ибо были же между этими вой нами промежутки и были же у нас в употреблений парсийские и греческие письмена, которыми написаны бесчисленные сборники сказаний, тяжб и договоров между деревнями, областями и отдельными семействами и в особенности [дела] о наследстве земельной собственности между дворянскими родами4. А мне кажется: как теперь, так и [прежде] у древних армян не было любви к науке и сборникам устно передававшихся песен. И потому излишне говорить о людях неразумных, слабоумных и диких.
Но я не могу надивиться находчивости твоего ума: от начала возникновения наших [нахарарских] родов до нынешних [нахараров] лишь один ты принимаешься за подобное великое дело и предлагаешь нам наследовать в обширном и полезном труде историю нашего народа, царей и нахарарских родов и племен; определить с точностью их происхождение с указанием на деяния каждого из них; [показать], какие из этих отдельных родов свои, одного с нами племени5 и какие из них пришлые, освоившиеся, ассимилировавшиеся с нами [и получившие у нас право гражданства]; описать все эпохи со всеми событиями, начиная от беспорядочного построения башни6 до нашего времени – это доставит тебе прекрасную славу и наслаждение без труда.
При этом скажу одно: «разве книга мне предстоит», как говорит Иов, или анналы твоих предков7, помощью которых я бы мог, подобно еврейским историкам8, безошибочно низводить от начала до тебя; или, отправляясь от тебя и от других, возводить до начала? – Но начну, хотя и не без малого труда: были бы только благодарны нам за наше старание. И начну, с чего начинали другие – церковные и христианские [историки], считая излишним повторять легенды языческих писателей о начале9, [за исключением] разве того, что касаться будет последующих времен и мужей известных, о которых упоминает Божественное бытописание, – пока вынужденно дойдем до языческих сказаний, из которых позаимствуем, впрочем, то, что покажется нам достоверным.
4. Несогласие других историков относительно Адама и прочих патриархов
Следует нам слегка коснуться корня, или, если угодно, вершины всего человечества, и упомянуть в немногих словах, почему другие историки – я имею в виду Бероза10