Эми ЭвингИстория Эша
Я сижу на задворках класса мисс Флорет («Женская анатомия и понимание») и мечтаю находиться в каком — нибудь другом месте.
Я уже дважды прошел FAA. Не просто прошел, а отличился. Я обратился к мадам с просьбой освободиться от всех последующих занятий, но она считает, что компаньон похож на прекрасный клинок — он всегда должен быть заточен.
— Практика, — говорит она. — Так мы создаем и поддерживаем совершенство.
Я не думаю, что в ближайшее время забуду уроки, которые я выучил здесь, с практикой или без.
Мисс Флорет стоит между новой девушкой Дома и сложной детализированной диаграммой женской анатомии. С помощью указки она отмечает различные разделы на диаграмме, описывая идеальный способ правильного обращения с ними.
Класс был бы немного более терпимым, если бы здесь был Рай. Но он находится в Жемчужине уже два месяца, служа дочери дома Пера. Или, если быть точным, служа Леди дома Пера. Меня никогда не нанимал этот конкретный дом, но, насколько я слышал, у Леди Пера довольно экзотические вкусы.
Мне на стол попадает маленькая записка. Я переворачиваю и прочитываю: «Новая ДД горяччча». Я закатываю глаза, когда Трэк, смотря на меня, играет своими бровями за столом рядом со мной.
В компаньонском доме Мадам Кюрьо есть два основных типа классных комнат: комфортные и учебные. Комната мисс Флорет включает в себя смесь обеих — два плюшевых дивана в передней части комнаты с большими пушистыми подушками и толстыми теплыми одеялами. И опрятные ряды гладких деревянных столов, располагаются напротив них.
Здесь все очень красиво. Все чисто, отполировано и дорого.
Особенно мы.
Трэк шипит на меня, чтобы привлечь мое внимание. Я качаю головой. Трэк хорош собой (что ни о чем не говорит, потому как мы все хороши собой), с лохматыми светлыми волосами и голубыми глазами, в которых всегда мерцает озорство. Но его безрассудная натура может довести его до беды, а у меня сегодня нет желания попадать в неприятности. Я просто хочу отсидеть этот класс и вернуться в библиотеку. Я нахожу утешение в книгах. И там со мной никто не разговаривает.
Я все еще ощущаю на себе взгляд Трэка, поэтому незначительно киваю. Честно говоря, я даже не взглянул на девушку, только отметил, что она новенькая. По блеску их платьев можно догадаться, кто из Девушек Дома недавно здесь появился.
Я смотрю на нее теперь. Она выглядит не старше 15 лет. Каштановые волосы, бледная кожа, темные глаза. Красивая, я полагаю, хотя прошло довольно много времени с того момента, когда я чувствовал искреннюю симпатию к кому-либо; сейчас мое тело и мой ум работают независимо друг от друга. Ее платье прозрачно-серое, и через него можно легко увидеть контуры ее тела. Внизу она голая. Девушки Дома не носят нижнего белья.
Ее нагота меня никак не возбуждает. Единственная эмоция, проявившаяся во мне — жалость.
Должно быть, она очень напугана. Новенькие всегда такие. Интересно, это её первый класс?
— Мистер Локвуд, — говорит мисс Флорет, — Не будете ли вы так любезны произвести нам демонстрацию?
Я едва скрываю гримасу. Подозреваю, что мисс Флорет имела какое-то отношение к нежеланию Мадам давать мне разрешение пропускать классы. Она любит выбирать меня для демонстраций.
Она любит смотреть на тебя, брат, как-то сказал мне Рай. Сначала я насмехался над этой мыслью, но он был прав.
Мне нравится, что Рай называет меня братом, хотя мы разные, словно день и ночь. Приятно иметь брата, который не мучает тебя днями напролет, как это делали Рип и Панэл. Но сейчас я бы с удовольствием принял пытки Рипа и Панэла, если бы это означало, что мне не нужно проводить демонстрацию на этой бедной девушке в комнате, полной компаньонов и мисс Флорет. Мои ноги тяжелеют с каждым шагом к передней части комнаты. В первом ряду есть несколько новых мальчиков — один из них явно обратил внимание на обнаженную форму Девушки Дома, судя по выпуклости в штанах. Когда я прохожу мимо них, они переглядываются друг с другом и затем наклоняются вперед, готовые учиться.
Кажется, моя репутация опережает меня. Я ненавижу ее.
Девушка Дома дрожит. Как бы я хотел, чтобы в этой комнате были только мы вдвоем, а она была бы мне не безразлична, и мы бы выполняли эти действия, удовлетворяя наши желания и прихоти, потому что мы любим друг друга.
Но это глупая мечта, которую я давно забыл. Компаньонам не предназначено любить и быть любимыми. Мы вынуждены быть использованными, выброшенными и забытыми.
Я стою спиной к комнате и дарю ей одну из моих самых теплых улыбок.
— Все в порядке, — говорю я очень тихо, пытаясь игнорировать мисс Флорет, которая находится рядом. — Ложись. Закрой глаза. Представь, что ты в другом месте. Я обещаю, что не причиню тебе вреда.
Это, по крайней мере, правда. Я не тот компаньон, который злоупотребляет Девушками Дома. Не тот, кто режет себя, как Трэк, или получает удовольствие от вида напуганных и подавленных девушек, как Майлз. Я тот компаньон, который яростно ненавидит себя, но все же слишком труслив, чтобы что-то сделать.
Девушка кивает и опускается на красный бархатный диван, когда открывается дверь в класс.
— Мистер Локвуд.
Я поворачиваюсь, и я никогда в свое жизни не был так счастлив видеть Биллингса. Он ужасный человек, самодовольный и напыщенный, и я не выношу вида его тонких, как карандаши, усов. Но если это означает, что я обойдусь без этой демонстрации, я с радостью переживу одну из его лекций о великих родословных Домов Основателей.
— Да, сэр, — отвечаю я.
— Мадам Кюрьо хочет тебя видеть.
Выражение лица мисс Флорет становится кислым, как забродившее молоко, но никто не может возражать вызовам Мадам. Хотя я могу догадаться, почему она хочет меня видеть, и это заставляет мой желудок сжаться.
— Прошу прощения, — говорю я мисс Флорет. Я дарю девушке Дома, как я надеюсь, одобрительную улыбку и следую за Биллингсом в коридор.
— Мне очень жаль забирать вас с демонстрации, — говорит Биллингс. Бьюсь об заклад, он хочет быть на моем месте. Биллингс печально известен за свою похотливость, особенно с Девушками Дома.
— Даже не думайте, — говорю я. — Мы не должны заставлять Мадам ждать.
Правило Дома № 1: Никогда не заставляйте Мадам ждать.
Ее офис находится в другом здании.
Яркие солнечные октябрьские лучи сияют сквозь деревья и сверкают на поверхности пруда, когда мы проходим мимо. Посреди дорожек гравия разбросаны здания из красного кирпича, некоторые с плющом, ползущим по стенам, другие с каменными ступенями, ведущими к полированным дубовым дверям. Можно практически представить, что это всего лишь простая школа-интернат для мальчиков. Но ее внутренности прогнили.
Офис Мадам находится в здании, наиболее близком к входным золотым воротам компаньонского дома. Дверь здесь бледно-зеленая с венком осенних листьев на ней — кольцо бордового, оранжевого и тусклого желтого. Биллингс стучит, и дворецкий мадам, Старый Уайт, открывает.
— Мистер Локвуд, как было приказано, — говорит Биллингс с презрением. Биллингс уже давно завидует роли Старого Уайта в доме Мадам. Ему не нравится, что изо всех людей Мадам с огромным доверием полагается на простого слугу. Наверное, это единственное качество Мадам, которое мне нравится.
Старый Уайт едва смотрит на Биллингса.
— Вам сюда, молодой человек, — говорит он, и я могу оставить Биллингса позади и пройти по коридору с зеленой ковровой дорожкой к кабинету Мадам. Уж лучше идти по этому коридору. Когда Старый Уайт поднимает вас наверх, ну… это встреча совершенно другого сорта.
Никто не знает истинного имени Старого Уайта. Он старый и белый, с морщинистыми руками, ярко-голубыми глазами и широкой, теплой улыбкой, которую он редко использует. Его голова выбрита, и он всегда носит один и тот же выполненный в строгом стиле двубортный костюм. Он стучит в дверь офиса Мадам.
— Войдите, — говорит она изнутри. Голос Мадам умеет быть одновременно сладким и острым.
— Эш Локвуд, — говорит Старый Уайт, вводя меня внутрь.
— Спасибо, Уайт, — отвечает Мадам. — На этом всё.
Мадам, должно быть, уже за 50, хотя у нее были процедуры, чтобы ее реальный возраст невозможно было угадать — подтяжка здесь, подкладка там. Она всегда носит плотно облегающие платья, которые подчеркивают ее пышную грудь, а волосы и макияж безупречны. Сегодня на ней синий бархат и колье из бриллиантов. Одно только ожерелье стоило, по крайней мере, моей годовой зарплаты. Я всегда задавался вопросом, не начинала ли Мадам с работы в публичных домах Ряда, захудалой улицы, полной обычных проституток, наркоманов и воров. И теперь она делает всё возможное, чтобы стереть эту часть своей жизни.
Я не могу винить ее. Если бы я мог стереть эту часть своей жизни, я бы сделал это в одно мгновение.
— Присаживайся, — говорит она, указывая на один из двух стульев с твердой спинкой перед своим столом.
В офисе приятно пахнет кожей и кофе. Единственное огромное окно выходит на золотые ворота. На её столе из красного дерева лежит перьевая ручка, промокательная бумага, стоит маленькая лампа с декоративными кисточками на абажуре и стопка файлов. Она открывает один из них, когда я присаживаюсь.
— Вы сегодня выглядите прелестно, — говорю я. — Этот цвет хорошо сочетается с вашей кожей.
Она отмахивается от комплиментов.
— Я очень надеюсь, мисс Флорет не вывело из себя то, что ей пришлось отпустить тебя со своего урока, — говорит она. Её пристальный взгляд прожигает меня в поисках какой-либо реакции — она знает, что я ненавижу этот класс. Я тепло улыбаюсь.
Правило дома № 2: Никогда не показывай свои настоящие чувства.
— Я уверен, она оправится, — говорю я. — Ведь будут следующие уроки, которые я смогу посетить.
— Не так скоро, — говорит мадам, переходя к делу. Она морщит губы, покрашенные в глубокий красный цвет, и берет маленькую карточку из стопки рядом с перьевой ручкой. Это карточка для комментариев. Каждая королевская женщина заполняет одну из них после того, как компаньон прекращает ей служить, чтобы мадам увидела, что нам нужно улучшить.