§ 20. «Камеркнехты» во время Фридриха II (до 1250 г.)
Положение евреев в Германии XIII века отличалось от положения их во Франции в той мере, в какой отличались между собой обе страны по своему политическому строю. В Германии глава государства носил титул «римско-германского императора» и при Гогенштауфенах действительно простирал свою власть на значительную часть Италии. Императоры и папы, то дружно работая, то враждуя между собой, творили европейскую политику. Это отвлекало внимание императоров от внутреннего управления, которое дробилось в Германии между светскими и духовными феодалами и городскими бюргерскими властями. По отношению к евреям германские императоры еще не проявляли ни церковного фанатизма французского короля Людовика Святого, ни грабительских наклонностей Филиппа Красивого. Установившийся после крестовых походов принцип королевской опеки над евреями понимался различно во Франции или Англии и в Германии: там король, считая своей собственностью личность и достояние еврея, грубо эксплуатировал этого крепостного торговли, а по миновании надобности изгонял его; в Германии евреи также считались принадлежностью «императорской казны», и в XIII веке звание «слуг империи» или «камеркнехтов» (Reichsknechte, servi сатегае) было узаконено в официальных актах, но здесь оно обозначало больше обязанность верховной власти опекать и защищать евреев, чем право эксплуатации их труда. В немецком обществе того времени была распространена идея, что самый титул римско-германского императора налагает на своего носителя историческую миссию — быть опекуном народа, некогда покоренного Римской империей. В тогдашнем германском судебнике «Sachsenspiegel» эта идея объяснялась историческим преданием: император Веспасиан обещал покровительство евреям после того, как Иосиф Флавий излечил от тяжкого недуга его сына Тита, покорителя Иерусалима. В «Schwabenspiegel» прибавлено, что после взятия Иерусалима Тит забрал в плен многих иудеев и отдал их с потомством в собственность римскому двору, и с тех пор они стали имперскими рабами («des Reiches Knechte»). Отсюда вытекало, что германские императоры, унаследовавшие свою власть через Карла Великого от древнеримских предшественников, являются законными владельцами и опекунами всех рассеянных в империи евреев.
Действительно, со времени крестовых походов императоры официально защищают евреев от нападений христианских масс, обеспечивают их скудные права и самоуправление их общин, взимая за эту защиту определенные подати. Не имея возможности, по упомянутым выше причинам, вникать во все дела внутреннего управления, императоры во многих местах уступают свою «еврейскую регалию» феодалам, преимущественно епископам тех городов, где сосредоточены еврейские общины; епископ-владетель в таких случаях уплачивает императору огульную сумму причитающихся с данной общины податей за известный срок и затем получает с нее доходы с лихвою. Часто император или его заместитель, нуждаясь в деньгах для покрытия военных издержек, «закладывает» еврейскую общину местному епископу, т.е. берет у него взаймы деньги под обеспечение доходов от общины, но потом долго не выкупает «залога», и феодал-кредитор становится полным хозяином местного еврейского населения. На таких же условиях уступается опека над евреями (Juden-schutz) городским властям, представителям христианского бюргерства, которое все более становится политической силой в Германии той эпохи. Городам опека передается либо непосредственно от императора, либо от епископа данной епархии. В автономных провинциях судьба евреев зависит от герцогов, ландграфов и маркграфов, и здесь император вмешивается только в случаях больших катастроф, когда нужно защищать евреев от массовых эксцессов.
Таким образом, в Германии опека над евреями дробилась между императорской, феодальной и городской властью в то время, когда во Франции начался уже процесс сосредоточения власти в руках короля. Но у всех трех опекунов положение опекаемого было незавидно. Оттесненные на дно общественной жизни, евреи располагали только теми правами, которые получались в виде остатка от суммы прав и привилегий, забранных высшими и средними сословиями христианского населения. Это был очень скудный остаток, состоявший в праве заниматься торговлей вне защиты купеческих гильдий и особенно ссудой денег. Такая ограниченность промыслов, стесняемых еще произвольными пошлинами и поборами, обрекала евреев на экономическое прозябание. Тяжесть положения усугублялась необеспеченностью личности и имущества евреев от насилий, которые в Германии, в отличие от Франции, возникали не сверху, а снизу. Погромы на почве религиозного фанатизма стали обычным явлением в германских городах; судебные процессы по делам о мнимых ритуальных убийствах и осквернении церковных даров приводили к массовым казням невинных. Официальный защитник евреев, император, обыкновенно являлся на помощь после того, как злое дело уже совершилось и он мог только кое-где покарать зачинщиков погрома. Епископы-феодалы в своих интересах часто обуздывали фанатизм своей паствы, но им приходилось лавировать между этим личным интересом и клерикальной политикой. Наименее надежными покровителями были городские магистраты, представители христианского мещанства, относившегося недружелюбно к евреям как торговым конкурентам. А между тем время было неспокойное: кроме внешних войн, Германия тогда страдала от периодических гражданских войн в моменты междуцарствия. Династические распри после смерти каждого императора, бесконечная борьба Штауфенов и Вельфов, соперничество феодальных князей — все это питало смуту и поддерживало режим кулачного права, при котором самыми беззащитными жертвами являлись евреи.
С такой смуты начался XIII век. Во время долгой борьбы за императорскую корону между Штауфенами и Вельфами (1198-1212), предшествовавшей воцарению Фридриха II Гогенштауфена, опека над евреями часто переходила к епископам, и сановникам церкви приходилось защищать «неверных» от эксцессов возбужденных христианских масс. В 1207 году мещане в Галле (Halle) подожгли еврейский квартал и прогнали его обитателей, но архиепископ Альбрехт из Магдебурга наказал мещан, наложив на них штраф в размере тысячи марок серебром. Даже после успокоения страны при императоре Фридрихе II (1212-1250) имперская власть продолжала уступать епископам свою опеку над еврейскими общинами. Этот прославленный император, в котором соединялось столько умственных и нравственных противоречий — вольнодумный поклонник арабско-еврейской философии и по временам фанатик церкви, гуманист и жестокий деспот, — был изменчив и в своих отношениях к евреям, но в общем он старался защищать их как своих «камеркнехтов». В 1216 году он выдал «своим верным евреям» (fidelibus nostris judaeis) в Регенсбурге грамоту, которою подтвердил полученную ими от Фридриха I привилегию и гарантировал им полную неприкосновенность личности и имущества. А в 1236 году Фридрих II, издавая общую хартию для всех германских евреев, именует их уже «слугами нашей казны» («servi camerae nostrae») и дважды отмечает непосредственную принадлежность их к императорской «камере» (omnibus judaeis ad cameram nostram immediate spectantibus»). Новая хартия распространила на всех германских евреев действие тех статутов, которые издавались для отдельных общин при Фридрихе Барбароссе, но в ней резче формулирован принцип подданства евреев: в титуле «слуги казны» выражалось одновременно и пренебрежение, и милостивое попечение. Как понимал сам император этот титул: в том ли смысле, что евреи — личные его слуги или что они вообще обречены на рабство? В полной противоречий политике Фридриха II можно найти подтверждение и тому и другому. Отняв в 1237 году город Вену у австрийского герцога Фридриха Воинственного, император в благодарность за преданность венеких горожан выдал им привилегию, в силу которой евреи лишались права занимать должности, дающие им возможность «притеснять христиан». При этом император объяснял свою меру совершенно в стиле Иннокентия III: «ибо с древнейших времен императорская (римская) власть, в отмщение за совершенное иудеями преступление (против Христа), обрекла их на вечное рабство (perpetuam servitutem)». А в следующем году Фридрих выдал венским евреям особую грамоту, в которой возвестил, что принимает их, как «слуг нашей камеры», под свое императорское покровительство.
Старания двуликого императора доказать на словах свою верность канонам церкви не могли скрыть от зоркого глаза стражей церкви в Риме, что на деле каноны о евреях плохо соблюдаются в Германии и что в небрежности тут повинны и многие епископы. В 1233 году пана Григорий IX, поощрявший инквизицию и сожжение Талмуда во Франции, обратился к германскому духовенству с посланием, полным упреков по поводу вольностей, предоставленных евреям в стране вопреки решениям церковных соборов. Папа «со скорбию и стыдом» отмечает следующие «ужасные» факты: германские евреи владеют рабами-христианами и обращают их в свою веру, а некоторые вольные люди добровольно «иудействуют»; «хулители Христа» иногда в качестве должностных лиц имеют власть над христианами; христианские кормилицы и прислуги служат в еврейских домах, где совершаются вещи, о коих нельзя говорить «без отвращения и ужаса»; в некоторых областях Германии евреи не отличаются в своей одежде от христиан, отчего иногда происходит нежелательное смешение. Папа требует от духовенства всех германских епархий, чтобы оно не допускало таких нарушений церковных правил, а в особенности запрещало религиозные диспуты между евреями и мирянами из христиан, так как души простых людей могут быть уловлены в сети иудейства. Для обуздания еврейства следует прибегать к содействию светской власти (auxilio brachii saecularis), а нарушителей-христиан карать «церковной цензурой». Папе вторили местные церковные соборы. В 1227 году собор епископов в Трире запретил христианам диспутировать с евреями, принимать от них лекарства и врачебные советы, а также отдавать свои деньги «Каверчинам» (caorsini — итальянские ростовщики) и евреям для получения через них прибыли. В том же самом году, когда появилось грозное послание Григория IX к духовенству, состоялся областной собор в Майнце, который постановил отлучать от церкви христиан, служащих у евреев. Конечно, все эти решения плохо исполнялись. Те епископы, которые были непосредственными опекунами еврейских общин, редко соблюдали невыгодные для обеих сторон соборные постановления. Борьба с такими легальными репрессиями была возможна. Гораздо опаснее была нелегальная работа темных сил, распространявших в народе самые дикие суеверные представления о евреях. В то время по Германии из каких-то смутных источников (вероятно, в связи с учреждением ордена доминиканцев и «sanctum officium» инквизиции) разлилась отрава «кровавого навета»: в разных местах распускались слухи об убиении евреями христианских детей для каких-то ритуальных целей. Слухи о мнимых убийствах приводили к действительным казням невинных. Пошла новая полоса мученичества.
§ 21. Ритуальные наветы и протест папы
В 1235 году в разных местах Германии возникли, как будто по предварительному уговору, обвинений против евреев в убийстве христианских детей[24]. В двух соседних городах Лауда и Бишофсгейм (в Бадене) было казнено по такому поводу несколько представителей еврейских общин. Конец того же года ознаменовался особенно мрачной трагедией. В окрестностях города Фульда жила семья мельника. В вечер Рождества Христова, когда мельник с женой ушел в церковь, дом его сгорел и пятеро детей погибло. В городе тогда шаталась шайка крестоносцев, в которой, может быть, и находился виновник преступления. Но суеверная молва направила обвинение против евреев: им нужна христианская кровь для лечения своих болезней, они, следовательно, и убили детей мельника и подожгли дом для сокрытия следов; молва прибавляла, что кровь увезена злодеями в кожаных мешках. Тридцать два человека из местной еврейской общины были схвачены и подвергнуты допросу с пыткой; двое, желая избавиться от мучительной пытки, сознались в не содеянном преступлении, и через три дня все арестованные с женами и детьми были убиты разъяренными крестоносцами. Император Фридрих II находился тогда в городе Гагенау. Туда привезли к нему вырытые трупы детей мельника, чтобы наглядно представить злодейство евреев и оправдать расправу над ними. Христианское население волновалось, взирая на тела «святых мучеников», но император-скептик, взглянув на трупы, брезгливо сказал: «Закопайте их, они ни на что более не годны». Тем не менее он, для успокоения взволнованных масс, повелел расследовать дело в особой комиссии из светских и духовных сановников. Перед комиссией поставлен был принципиальный вопрос: сколько правды в народном поверии, будто евреи убивают христианских детей и употребляют их кровь для религиозных и других целей? Мнения в комиссии разошлись: одни признавали, другие отвергали поверие. Тогда Фридрих заявил, что, хотя он лично, на основании прочитанных им книг, убежден в невиновности евреев, он готов пригласить на совещание крещеных евреев, которые не станут скрывать вредных сторон отвергнутого ими вероучения. Вызванные из разных мест выкресты, сведущие в еврейской письменности, свидетельствовали, что в этой письменности нет никаких указаний на употребление человеческой крови, а Тора и Талмуд запрещают есть даже мясо с кровью. Выслушав такой отзыв, члены совещания — епископы, монахи, герцоги и графы — постановили и подписали следующее решение: евреев Фульды признать невиновными в убийстве детей мельника и объявить во всеобщее сведение, что такого рода обвинение является клеветой и что никого из германских евреев нельзя на этом основании привлекать к суду. Решение совещания было подтверждено императором в особом декрете (июль 1236 г.), приложенном к вышеупомянутой генеральной привилегии германских евреев, изданной в том же году. Об этом просили встревоженные евреи, которые, вероятно, оплатили императорскую милость щедрой данью, как оплачивались все привилегии и охранные грамоты. Церковные летописцы не преминули сделать отсюда злостный вывод, что в фульдском деле «императорская строгость была смягчена полученной от иудеев большой суммой денег».
Однако как императорский вердикт не мог вернуть к жизни невинно казненных фульдских евреев, так не мог он остановить распространение дикой кровавой легенды, грозившее новыми расправами. По-прежнему случайное обнаружение какого-нибудь трупа христианина давало повод к нападениям на местных евреев, к самосуду с употреблением пыток, к убийствам и грабежам. Нередко в дом еврея подбрасывали труп убитого христианина, чтобы взвалить на домовладельца чужую вину, а местные власти пользовались этим для вымогательства денег у запуганной еврейской общины. Измученные постоянными тревогами немецкие евреи обратились через депутатов к папе Иннокентию IV с просьбой взять их под свою защиту и разъяснить христианскому миру всю лживость направленного против них суеверного обвинения. Папа, находившийся тогда и Лионе, снизошел к ходатайству евреев. 5 июля 1247 г. была издана и разослана архиепископам и епископам Германии замечательная папская булла следующего содержания:
«Мы получили слезную жалобу евреев Германии на то, что некоторые церковные и светские сановники, а равно прочие благородные и власть имущие особы в ваших городах и епархиях изобретают против них безбожные обвинения, изыскивая поводы, чтобы грабить и несправедливо присваивать себе их имущества. Эти люди забывают, что из древних писаний иудейства вытекают доказательства веры христианской. В то время, как Священное Писание велит: «Не убий!» и запрещает им в праздник Пасхи даже прикасаться к мертвечине, против евреев поднимают ложное обвинение, будто они едят в этот праздник сердце убитого младенца. Если находят где-либо труп неизвестно кем убитого человека, его по злобе подбрасывают евреям. Все это служит предлогом, чтобы яростно преследовать их. Без суда и следствия, не добившись ни улик против обвиняемых, ни собственного их сознания, наконец, вопреки милостивым привилегиям, которые предоставлены евреям апостольским престолом, у них безбожно и неправосудно отнимают имущество, морят их голодом, подвергают заточению и пыткам и осуждают на позорную смерть. Положение евреев под властью таких князей, дворян и потентатов гораздо хуже, чем положение их предков в Египте под властью фараона. Из-за этих преследований несчастные вынуждены покидать те места, где предки их жили с незапамятных времен. Боясь конечного истребления, они теперь прибегают к защите апостольского престола. Не желая, чтобы несправедливо мучили евреев, обращения коих еще ждет милосердный Бог, мы приказываем вам, чтобы вы обращались с ними дружелюбно и доброжелательно. Если вы услышите о подобных незаконных притеснениях со стороны прелатов, дворян и вельмож, старайтесь ввести дело в границы закона и не допускайте, чтобы евреев так или иначе несправедливо отягощали».
В этой булле Иннокентия IV нашли отзвук те ужасы, которые творились на почве ритуального обвинения в Германии и во Франции (булла была послана и французским епископам). Заступничество папы за евреев вызвано было не только состраданием, но и верой, что еврейский народ когда-нибудь доставит церкви торжество своим обращением «на путь истины». До наступления этого блаженного часа необходимо, однако, изолировать евреев от христиан, дабы охранить последних от влияния иудейства. Тот же папа Иннокентий IV, узнав, что в городе Констанце и его епархии евреи не отличаются от христиан в покрое одежды, предписал в 1254 г. местному епископу строго следить, чтобы евреи, согласно решению Латеранского собора, носили отличительный знак (signum) на одежде, для того, чтобы не было общения между евреями и христианами, в особенности между лицами разных полов.
В 1241 г. евреи в некоторых городах пережили очень тревожные дни по необычайному поводу. Восточные области Германии (район Бреславля) подверглись нашествию монгольских орд, опустошивших тогда Россию и часть Польши. В народе распространилась молва, что вторгшиеся азиатские племена находятся в родстве с евреями и призваны ими в Германию для того, чтобы с их помощью избавиться от власти христианских народов. Христианская летопись (Матвея Парижского) утверждает, будто еврейские купцы, везшие бочки с вином, были схвачены у одной из таможен, причем обнаружилось, что в бочках спрятано оружие, назначенное для монголов. Народная молва имела, по-видимому, связь с мессианским брожением, происходившим тогда среди европейских евреев. Многие верили, что с 1240 года, совпавшего с 5000 годом еврейского летосчисления, наступит время избавления Израиля, ибо по талмудическому преданию в шестое тысячелетие от сотворения мира наступит «время мессианское». Нашествие неведомых азиатских племен, завоевавших Восточную Европу, внушало евреям веру в близость воссоединения с Восточными братьями и в возможность освобождения Святой Земли от христианско-мусульманского ига. Это глухое брожение было замечено христианами, и в одной из немецких летописей («Gesta Trevirorum») была отмечена «великая радость евреев, ожидавших своего мессию и освобождения в 1241 году от воплощения нашего Господа». Горькая действительность, однако, беспощадно разбила эти иллюзии. В том же году еврейская община имперского города Франкфурта-на-Майне почувствовала свою беззащитность. По случайному поводу (еврейский юноша, пожелавший принять крещение, встретил препятствия со стороны родителей и друзей) между евреями и христианами произошло столкновение, которое на другой день привело к погрому: разъяренные христиане врывались в еврейские дома и убили около 180 человек. Евреи в отчаянии сами поджигали свои дома, и огонь, перекинувшись на соседние улицы, истребил полгорода. Некоторые евреи, особенно женщины, спаслись от смерти тем, что приняли крещение. Тем временем монголы ушли в Венгрию, слухи о еврейской измене затихли, и Фридрих II потребовал франкфуртских бюргеров к ответу за избиение его камеркнехтов. Занятый делами в Италии, он поручил своему юному сыну Конраду, номинальному правителю Германии, произвести расследование о виновниках погрома. Следствие тянулось несколько лет и кончилось тем, что Конрад помиловал всех обвиняемых.
Нет сомнения, что во всех этих столкновениях играли роль и экономические мотивы, но в Германии XIII века экономическое соперничество не было еще тем главным регулятором христианско-еврейских отношений, каким оно стало в следующие века. Рост городов и бюргерства в феодальной Германии шел очень медленно, и конкуренция еврея-торговца еще не так остро чувствовалась. Возникавшие замкнутые организации ремесленных цехов и торговых гильдий постепенно оттесняли евреев в область денежной торговли, но и здесь германские евреи не развернули своих кредитных операций так широко, как их богатые соплеменники во Франции или Англии. Они давали денежные ссуды обыкновенно под залог вещей и на короткое время, что уменьшало риск кредитора и размер процентов. Этот размер определялся постановлениями феодальных и городских властей. Съезд представителей городов в Майнце (1255 г.) разрешил евреям-кредиторам взимать не больше двух пфеннигов с фунта (240 пфеннигов) в неделю для краткосрочных ссуд, при годовом же расчете нельзя было брать больше 33 процентов. При тогдашней дороговизне кредита это считалось умеренной прибылью на капитал, и впоследствии сами власти принуждены были повысить ее размер. Во всяком случае, о крупных столкновениях на почве денежных споров еще не слышно в ту эпоху в Германии. Главной причиной антиеврейского движения в массах был тогда религиозно-национальный антагонизм в связи с политической смутой, достигшей грозных размеров во второй половине XIII века.
§ 22. Власть феодалов и бюргеров в годы междуцарствия (1250-1273)
Время великого междуцарствия (1250-1273), последовавшее за смертью императора Фридриха II, не могло не отразиться на судьбе евреев. Ослабление центральной власти и господство «кулачного права» ставили евреев в полную зависимость от местных феодальных и городских властей, которые охотно брали на себя опеку над населением, приносящим обильную дань. Во многих городах епископ и магистрат соперничали между собой за право владеть евреями. Кельнский архиепископ Конрад всячески старался привлечь в свою резиденцию еврейских переселенцев из других мест. Еще в 1252 году он издал конституцию для евреев, живущих и желающих поселиться в Кельне. За уплату определенной подати (tributum, servicium), вносимой дважды в год, в день Иоанна Крестителя и на Рождество, архиепископ обязывается оказывать евреям полное покровительство. Предоставляя еврейской общине самоуправление, он оставляет за собой только право судить членов ее за уголовные преступления. Община свободно избирает своего «иудейского епископа» (episcopus judaeorum, т.е. раввина), за что каждый раз вносит пять марок в казну католического архиепископа. Объявляя эту хартию, кельнский владыка просит бургомистров и членов местного городского совета строго охранять предоставленные евреям права для того, чтобы «привязать к городу живущих там евреев и привлечь туда переселенцев из других мест». Кельнекие бюргеры, однако, не мирились с единоличной властью архиепископа над евреями и требовали доли ее и для себя. В 1258 году этот спор разбирался третейским судом, пред которым архиепископ доказывал, что бюргеры не вправе вмешиваться в его отношения к евреям, которых он получил как феод от империи (tenet ipsos judaeos in feudo ab imperio). Суд решил, что евреи причисляются «к камере архиепископа», но в то же время подчинены власти магистрата, вследствие чего подати с еврейских домов должны делиться в равных долях между обеими властями, под условием сохранения «привилегий» опекаемых. Преемник Конрада, кельнский архиепископ Энгельберт II дал евреям, ввиду их обеднения, ряд новых льгот; между прочим, он запретил жительство в Кельне приезжим менялам — «Каверчинам» и другим ростовщикам-христианам, подрывавшим ссудные операции евреев. Свою грамоту он велел вырезать на камне и выставить в публичном месте, дабы о «вольностях» евреев знали и современники, и потомки (1266).
Папа Иннокентий IV вмешался однажды в спор между епископом Вюрцбурга и бюргерством из-за юрисдикции над евреями. Подтвердив юрисдикцию епископа, папа запретил магистрату обременять их податями и напомнил, что святая церковь, «как добрая мать», терпит евреев среди своих сыновей и позволяет им жить по своим обычаям, в надежде на конечное их обращение в христианство (1253). Вюрцбургские бюргеры наконец обязались не вмешиваться в отношения между епископом и еврейской общиной и не отягощать ее никакими поборами без согласия епископа. В других местах, однако, бюргерство взимало произвольные налоги с еврейских общин, состоявших под епископской юрисдикцией, и страсбургский епископ также сильно жаловался на нарушение своей регалии (1261). Среди церковных феодалов попадались иногда и хищники, которые не только стригли порученных их попечению еврейских овец, но и сдирали с них шкуру. Так поступал магдебургский архиепископ Роберт (или Рупрехт). Возвратившись из Рима, где он потратил много денег на приобретение своего духовного сана, этот образцовый пастырь решил возместить свои расходы на счет подчиненных ему евреев. В один из дней праздника Кущей 1261 года он напал с отрядом своих слуг на еврейское предместье Магдебурга, называвшееся Judendorf, награбил в домах массу денег, серебряной и золотой посуды, а богатейших людей арестовал, чтобы вымогать у них выкуп. Такой же налет он совершил на евреев города Галле, принадлежавшего к магдебургской епархии. Но здесь против епископа-грабителя выступили бюргеры и заявили, что не позволят нарушить договор, обязывающий городское управление защищать евреев. Архиепископ призвал на помощь своих родных, графов Мансфельдов, и осадил город, а на сторону горожан стал герцог Альберт из Брауншвейга. В происшедшем сражении герцог был взят в плен, и город был отдан на расхищение епископу. Добыча этого хищного рыцаря в поповской рясе составляла в обеих общинах около ста тысяч марок.
В ту эпоху «кулачного права» евреям приходилось не только платить городским и феодальным властям чрезвычайные налоги за защиту от нападений, но и лично участвовать в обороне городов против наездов диких феодалов. В Регенсбурге они снаряжали отряды для охраны городских укреплений во время междоусобицы 1251 и 1252 годов. В Вормсе они давали значительные суммы бюргерству на наем солдат для защиты города (1259 и 1271 гг.). За это еврейские общины включались во все договоры о «земском мире» (Landfrieden), которые в то смутное время заключались между феодалами и городскими властями для охраны общественной безопасности. В 1254 году образовавшийся для взаимной защиты Рейнский союз городов (Майнц, Вормс, Кельн, Шпейер, Страсбург, Базель и др.), к которому примкнули местные епископы и графы, обязался распространить действие земского мира не только на знатных людей, но и на всех обывателей, в том числе и на евреев. За то в расходах по поддержанию земского мира должны были участвовать и еврейские общины на Рейне. В 1265 году, в разгар смуты «великого междуцарствия», архиепископы и графы вместе с представительством горожан Франкфурта, Фридберга и Вецлара заключили между собой на три года договор, где, между прочим, говорилось: «Так как во многих городах, вопреки воле Бога, на память о муках которого святая церковь сохраняет евреев, и в ущерб империи, к камере (казне) которой они причислены, необузданные люди производят беспорядки и наносят евреям оскорбления, а иногда бесчеловечно убивают их, постановлено, что всякий виновный в таких беспорядках или издевательствах подлежит наказанию как нарушитель общественного спокойствия». В те годы действительно возобновились погромы в еврейских общинах. Между годами 1264-1267 отмечены в синагогальных мартирологах имена многих еврейских мучеников в Кобленце, Зинциге и некоторых других городах. Особенно ужасна была резня в Зинциге: здесь были сожжены в синагоге 72 еврея. Предлогом для кровавых расправ часто являются ритуальные обвинения. Так, в эльзасском городе Вейсенбурге были казнены колесованием семь евреев под предлогом убийства христианского младенца (1270); среди мучеников были двое обратившихся в иудейство христиан, из которых один до обращения состоял «приором босоногих», то есть монашеского ордена нищенствующих. Возможно, что весь этот процесс был затеян инквизиторами для расправы с двумя отступниками от церкви и что ритуальная басня была только прикрытием этого истинного намерения.
На почве дикого поверия народная фантазия разыгралась тогда в баденском городе Пфорцгейме. Сказка, которую простодушные люди принимали за факт, гласила: какая-то старуха, подружившись с евреями, продала им семилетнюю девочку-сироту Маргариту; евреи окутали девочку в холст со многими складками, поранили тело жертвы во многих местах и пропитали холст ее кровью, а затем бросили тело в реку. Там нашли его рыбаки. «Народ стал кричать, что такое преступление могли совершить только нечестивые иудеи». Скоро явились «доказательства». Когда маркграф Баденский приблизился к трупу ребенка, последний простер к нему руки, как будто умоляя о чем-то; когда же мимо трупа провели евреев, раны на нем вскрылись и из них потекла кровь. Народ был так возбужден этим зрелищем, что потребовал немедленной казни виновных, каковые скоро и нашлись: старуха созналась и назвала лиц, купивших у нее девочку; евреев колесовали и вместе со старухой повесили (1267). Это летописное известие основано на рассказе двух «братьев-проповедников», то есть доминиканцев, «очевидцев происшествия», а может быть — и его изобретателей.
Чему учили народ доминиканцы, видно из проповедей германского монаха Бертольда, произнесенных в Регенсбурге в те тревожные годы (1250-1272). Евреи, еретики и язычники суть дети дьявола, император и феодальные власти должны всячески охранять христиан от их тлетворного влияния. «Христианин по имени и еврей по делам» — такова обычная характеристика дурного человека в устах этого монаха. С евреями не нужно сближаться, а тем более говорить с ними о делах веры, ибо они очень ловки в приведении таких доказательств из Писания, которые расшатывают основы церковных верований. О взаимном отчуждении евреев и христиан усердно заботились провинциальные церковные соборы. Собор Майнцской епархии (1259) напомнил о необходимости клеймения евреев особым знаком на одежде. В двухмесячный срок евреи и еврейки всех городов и сел Майнцского округа обязаны облечься в одежду такого покроя или с таким знаком, по которым их «без колебания» можно было бы отличить от христиан. В тех местах, где власти не примут мер к исполнению этого решения, должно быть приостановлено богослужение в церквах до тех пор, пока князья и нотабли, на чьей территории живет это «неверное и жалкое» племя (gens perfida et misera), не принудят его к исполнению соборного канона. Если в Страстную пятницу какой-нибудь еврей покажется на улице, даже у дверей или окон своего дома, он должен уплатить штраф в пользу местного епископа. Евреям, не соблюдающим относящихся к ним канонов, должны быть запрещены всякие сношения с христианами. Все священники обязаны оглашать эти правила для сведения прихожан в церквах во время воскресного богослужения.
Народ, слушавший в церквах такого рода оглашения, проникался соответственным правосознанием. В тогдашнем народном кодексе права «Schwabenspiegel» повторены церковные каноны: христиане не должны устраивать совместные трапезы с евреями, приглашать их в гости или на свадьбы, купаться с ними в одной бане. От четверга Вербной недели до Пасхи евреи не должны показываться на улицах и обязаны держать закрытыми двери и окна своих домов. Евреи должны носить остроконечные шапки, чтобы их можно было отличить от христиан; христианская прислуга не должна служить в еврейских домах. На суде еврей должен присягать, стоя на свиной коже и держа правую руку на Пятикнижии Моисея. За сожительство христианина с еврейкой или еврея с христианкой полагается сожжение обоих виновных в столь «тяжком разврате». Евреев нельзя принуждать к принятию крещения, но уже принявший, хотя бы по принуждению, обязан остаться в христианской вере; отпадение выкреста от церкви карается сожжением, как всякая ересь. Все эти законы увековечены в кодексе, который в общем не чужд нормального правосознания: в других пунктах там говорится, что евреи должны пользоваться безопасностью и неприкосновенностью, установленной в силу «Kaiserfrieden» для всех безоружных жителей — женщин, священников и купцов, а за убийство еврея следует такое же наказание, как за убийство христианина и т.п. На деле строгие канонические предписания соблюдались не очень строго, как с другой стороны плохо соблюдались и гарантии безопасности.
§ 23. Гнет при Габсбургах и резня Риндфлейша (1298)
Кончилась смута междуцарствия и начался гнет императоров. Добившись власти после долгих войн с соперниками, победившие императоры нуждались в деньгах для покрытия своих военных займов. Доход с евреев, составлявший значительную часть имперского бюджета, приобретал теперь особое значение, и в непрерывном увеличении этого дохода проявлялось искусство управления. Большими виртуозами в этом деле были новые повелители Германии из династии Габсбургов, сменившей Гогенштауфенов. Царствование императора Рудольфа Габсбурга (1273-1291), при котором вся Германия стонала под тяжестью непомерных налогов, было особенно тягостно для евреев. Громадные суммы взимались за «покровительство», за подтверждение прежних прав и «привилегий» еврейских общин Германии и Австрии, объединеных под властью Габсбургов. Система закладывания тех или других общин императорским кредиторам практиковалась все чаще; нередко вымогались деньги у отдельных богатых евреев. Во время отсутствия Рудольфа из Германии надзор за поступлением «еврейских доходов» в имперских владениях поручался архиепископу Майнцскому, который считался канцлером империи; за это десятая часть всех поступлений шла в казну архиепископа, который таким образом был заинтересован в увеличении доходов. Давление податного пресса чувствовалось так сильно, что из многих городов евреи начали эмигрировать в Польшу и в более отдаленные «заморские страны». Тогда Рудольф распорядился (1286), чтобы все земли, дома и движимое имущество эмигрантов, уезжающих без его разрешения, конфисковались в пользу императорской казны. «Все евреи вместе и каждый в отдельности, — так мотивировал он свой приказ, — суть рабы нашей короны и принадлежат вместе со своим имуществом исключительно нам или тем князьям, которым мы их уступили по феодальному праву; следовательно, если иные евреи убегают без нашего особого разрешения и переселяются за море, отчуждая себя от законного господина, то все их добро, движимое и недвижимое, должно быть передано нам».
В связи с податным гнетом и запретом эмиграции находилось трагическое происшествие, героем которого был духовный вождь германских евреев, рабби Меир из Ротенбурга. Странствуя долгое время по еврейским умственным центрам Германии и Франции, этот представитель германских тосафистов пережил многие печальные события своего века. Он был в Париже, в качестве ученика р. Иехиеля, участника религиозного диспута 1240 года, когда сжигались на площади экземпляры Талмуда. Юный талмудист спел тогда свою элегию «Спроси, спаленная огнем» и вскоре вернулся в Германию, где стремился восполнить убыль, понесенную талмудической наукой во Франции. В небольшом франконском городе Ротенбурге-на-Таубере основал Меир свою талмудическую школу, рассадник раввинов для Германии. Отсюда во все общины рассылались авторитетные разъяснения по вопросам религиозной практики и гражданского права; здесь была и высшая инстанция для решения судебных споров. Не будучи официальным верховным раввином Германии, р. Меир был таковым фактически. И вдруг над старым духовным вождем стряслась беда. Во время вышеупомянутой эмиграции р. Меир также решил переселиться в заморскую страну (по-видимому, в Палестину). Вместе со своей семьей он выехал из Ротенбурга, не замеченный властями, и прибыл в Ломбардию. Здесь он остановился, дожидаясь партии переселенцев, с которой должен был отправиться дальше на корабле; но в это время через ломбардский город проезжал из Рима базельский епископ, в свите которого находился крещеный еврей, знавший р. Меира в лицо. Узнав от выкреста о «бегстве» раввина, епископ сообщил об этом местным властям, а те арестовали р. Меира и затем выдали его императору Рудольфу. Беглец был заключен в замке эльзасского города Энзисгейм (1286). Еврейские общины предложили Рудольфу двадцать тысяч марок за освобождение раввина, но император требовал более крупного выкупа. Говорили, что сам заключенный запретил общинам платить много за его освобождение, опасаясь, что власти возведут в систему такой способ вымогательства денег путем ареста раввинов. Он оставался в заключении семь лет, продолжая там свою научную работу и переписку с общинами; некоторые верные ученики оставались около него и облегчали ему тяжесть неволи. Он умер в 1293 году. Власти не разрешили выдать евреям для погребения труп их духовного пастыря. Только спустя 14 лет одному благочестивому человеку, Зискину Вимпфену, удалось выкупить тело рабби Меира и предать его земле на еврейском кладбище в Вормсе, с тем чтобы после своей смерти самому быть похороненным рядом с этим святым человеком.
Ритуальные процессы и кровавый самосуд на этой почве не прекращались во все время царствования Рудольфа. Около Пасхи 1283 г. найденный труп христианского ребенка послужил поводом к нападению на евреев в Майнце. Молва гласила, что кормилица продала этого ребенка евреям. Какой-то рыцарь, родственник убитого младенца, носил его трупик на плечах по улицам города и взывал к мести. Напрасно старался успокоить возбужденную толпу Майнцский архиепископ, обещая расследовать дело и передать виновных суду. Разъяренные христиане бросились на еврейских соседей на второй день своей Пасхи и убили десять человек. Убийцы впоследствии были помилованы императором. В ту же весну пали жертвами гнусного навета 26 евреев в Бахарахе. В 1285 г. толпа изуверов в Мюнхене сожгла синагогу и находившихся там евреев. В Обервезеле распространилась молва, что найденное там тело убитого христианина, «доброго Вернера», будто бы замученного евреями, испускает лучи и творит чудеса. Бюргеры расправились самосудом с мнимыми виновниками, а ко гробу «святого» Вернера потянулись толпы чающих чуда. Убедившись в ложности народной молвы, Рудольф по жалобе евреев оштрафовал бюргеров, а труп мнимого святого велел сжечь (1288).
В это время в народе стала распространяться суеверная сказка о «чудотворной гостии» (hostia mirifica), имевшая свой корень в христианской догме евхаристии: евреи будто бы из ненависти к Христу прокалывают церковную гостию или хлебную облатку для причастия, как символ тела Распятого, и тогда из проколотой облатки течет кровь, которая творит чудеса исцеления больных[25]. Такая чудотворная гостия была обнаружена в 1287 г. в городе Прицвалк (Бранденбург), и местный епископ велел построить на месте, где она была найдена, женский монастырь, куда стекались для исцеления массы больных с приношениями. От обильных даров монастырь процвел, а епископ и прочее духовенство той епархии богатели. Благочестивые пастыри убедились, как выгодно даже инсценировать прокалывание гостии для получения «чудотворной крови» и больших доходов, а вдобавок для укрепления веры в народе. С тех пор фабрикация чудотворных гостий вошла в практику ловких служителей церкви, умевших морочить темную массу.
В 1298 году дикая фантазия об оскверненной гостии послужила в Баварии поводом для массовой резни евреев, напоминавшей по своим размерам времена крестовых походов. Это было к концу семилетней гражданской войны, возникшей после смерти Рудольфа между его сыном Альбрехтом Австрийским и другим претендентом на императорскую корону, Адольфом Нассауским. В Германии вновь господствовало «кулачное право». Одичавшие от непрерывной смуты немецкие массы были удобным орудием в руках фанатиков или хищников, стремившихся к истреблению или ограблению евреев. Пущен был слух, что в городке Ретинген, во Франконии, евреи с целью надругаться над символом тела Христова похитили из церкви гостию и толкли ее в ступе до тех пор, пока из нее не потекла кровь. Один местный дворянин, а может быть, и простой мясник, носивший подходящее для такой профессии имя Риндфлейш (бычачье мясо), собрал вокруг себя массу христиан и объявил, что ему свыше приказано отомстить за святотатство и стереть евреев с лица земли. В апреле 1298 г. банда Риндфлейша перебила евреев в Ретингене и двинулась дальше. По пути к ней примкнуло много других бандитов, и армия убийц разлилась по всей стране. Покраснел от крови сотен еврейских мучеников «красный город» Ротенбург («ha’ir ha’aduma mi’dam», как говорится в написанной тогда синагогальной элегии). Трижды врывались в эту общину разбойные шайки и каждый раз продолжали начатое дело истребления и разрушения (июнь-июль). Из больших общин особенно пострадали Вюрцбург и Нюрнберг. Первая была почти вся уничтожена; спаслись немногие, принявшие притворно крещение, или насильно окрещенные дети. В Нюрнберге несколько сот евреев забрались в крепость и пробовали защищаться, но не устояли и погибли все до единого. Здесь погиб и знаменитый раввин Мардохай б. Гилель, автор талмудического компендиума «Мардохай». Число самоубийств, или «принесений себя в жертву», как тогда выражались, было так же велико, как в год первого крестового похода. Целые семьи, родители с детьми, бросались в огонь или воду, чтобы не попасть в руки мерзких насильников; матери привязывали к груди малых детей и бросались в пламя. Городские власти не могли или не хотели заступиться за евреев, но в некоторых городах бюргеры спасли еврейские общины от разгрома (напр., в Аугсбурге и Регенсбурге).
В течение полугода, от весны до осени 1298 года, свирепствовали шайки Риндфлейша в Баварии и соседней Австрии. За это время было разорено ими до 140 еврейских общин и поселков[26]. Погромы утихли только после смерти Адольфа Нассауского, когда имперскую корону получил его соперник Альбрехт Габсбургский (1298-1308), восстановивший порядок после нескольких лет смуты. Новый император заступился за преследуемых, наложил денежные штрафы на города, допустившие резню и грабеж, и разрешил бежавшим евреям возвратиться в прежние места, а насильно окрещенным — исповедовать прежнюю веру. Он делал это не столько из человеколюбия, сколько ради личных интересов, в силу того же расчета, который заставил императора Рудольфа принимать меры против еврейской эмиграции: истребление камеркнехтов и их имущества было убыточно, как уничтожение «казенной собственности». До чего свыклись с мыслью, что евреи составляют собственность императора, видно из наивного рассказа немецкого летописца-стихотворца (Оттокара Горнека) о причинах тогдашнего изгнания евреев из Франции (1306). Альбрехт I, по рассказу летописца, потребовал от своего политического противника, французского короля Филиппа Красивого, чтобы тот признал верховную власть римско-германского императора и над французскими евреями как потомками пленников Веспасиана и Тита; Филипп созвал своих законоведов и спросил их, вправе ли германский император предъявить такое требование, а когда те признали основательность претензии, он велел отобрать у французских евреев все их деньги и имущество и выгнать их из страны так, чтобы они явились к своему господину Альбрехту голыми и нагими. Эта легенда характерна для средневековых взглядов на социальное положение еврейства и в Германии, и во Франции.
§ 24. Евреи в Австрии, Богемии и Венгрии
Из коренных земель Германии, из Баварии и рейнских провинций, шла в XIII веке постоянная эмиграция в восточные области — в Герцогство Австрийское. Туда гнали евреев не только катастрофы: их привлекали столица Дуная, Вена, и другие города, лежавшие на большом торговом пути между германскими и славянскими землями. В первой половине XIII века австрийские герцоги из династии Бабенбергов относились к евреям так же благожелательно, как их предшественники. Еврейские финансисты и откупщики пользовались влиянием при венском дворе, но деятельность их агентов по сбору податей возмущала христиан, помнивших, что церковный канон запрещает назначать евреев на должности, дающие им власть над христианами. Мы уже видели, как реагировал на эти «христианские» чувства двуликий император Фридрих II, когда он при оккупации Вены в 1237 г. счел нужным задобрить жителей заявлением, что обреченным на рабство евреям не подобает занимать общественные должности. Герцог Фридрих Воинственный освободил от германской оккупации Вену и другие австрийские области, но для поддержания своей независимости он нуждался в финансовых услугах евреев. Это побудило его в 1244 году издать весьма льготный для еврейского населения статут, который послужил образцом для подобных конституционных актов, последовавших вскоре в Богемии, Венгрии, Силезии и Польше.
Австрийский статут 1244 года обеспечивал евреям полную безопасность жизни и имущества. За убийство еврея установлена была смертная казнь с конфискацией имущества убийцы, а за поранение — высокий штраф. Строго возбранялось разрушение еврейских кладбищ и синагог, даже бросание камней в «еврейские школы» (scolas judaeorum), а также увод еврейских детей для крещения. Обвинение против евреев со стороны христианина признавалось доказанным, если оно подтверждалось и свидетелем-евреем. Все такие дела были подсудны не общему государственному или городскому суду, а «еврейскому судье» (judex judaeorum), назначаемому герцогом из чиновников-христиан. Споры же между самими евреями могут разбираться по желанию сторон либо у этого герцогского судьи, либо в еврейском общинном суде. Евреям предоставляется полная свобода передвижения, жительства и торговли во всей Австрии, причем особенно поощряется денежная торговля. В австрийском статуте установлены такие льготные для заимодавцев правила кредитных операций, что желание законодателя направить деятельность еврейских капиталистов именно в эту сторону бросается в глаза. Установленный здесь максимум законной прибыли на капитал (еженедельно 8 пфеннигов с фунта в 240 пфеннигов, что в год составляет 173%) выше, чем в большей части других европейских стран. Надо полагать, что правящие круги получали от евреев дешевый кредит и поэтому не заботились о нуждающихся в мелком кредите. Покровители денежной торговли не думали о ее печальных последствиях для «привилегированных ростовщиков», нелюбимых населением. В то время как путь для кредитных операций был широко открыт для евреев, пути к товарной торговле и промышленности постепенно закрывались перед ними растущими организациями бюргерства: купеческими гильдиями и ремесленными цехами.
Герцог Фридрих Воинственный, которому евреи-финансисты верно служили во время его военных походов, погиб в войне с венгерским королем Белой IV (1246). Австрийское герцогство досталось по выбору сословий маркграфу Моравии, впоследствии богемскому королю Оттокару II (1251 г.). В Богемии евреи давно уже оправились от бедствий первых крестовых походов, и общины их в Праге и других городах увеличивались притоком переселенцев из Германии. Попытки случайных банд крестоносцев громить евреев встречали отпор со стороны короля Венцеля I (1235-1253); во время одного из таких нападений король снабдил евреев оружием, и они храбро отразили нападение буянов. Сын Венцеля, Оттокар II (1253-1276), ставший герцогом Австрии еще при жизни отца, сделался после его смерти властителем обширного государства, включавшего Богемию, Моравию, Австрию и Штирию. Великодержавность обязывала к воинственности: нужно было защищать границы от соседей — Венгрии, Германии и Польши. Оттокар поэтому еще больше, чем его австрийский предшественник, нуждался в услугах еврейских кредиторов и податных откупщиков. Следствием этого было то, что он в 1254 году выдал евреям подвластных ему стран еще более льготную хартию, чем герцог Фридрих (повторена затем в 1255 и 1268 гг.). К привилегиям прежней хартии Оттокар прибавил еще несколько льготных пунктов, из которых наиболее важным для того времени был пункт, гласивший: «Согласно постановлениям папы, именем святого отца, мы строжайше запрещаем обвинять отдельных евреев, живущих в нашем государстве, в том, что они употребляют человеческую кровь, так как в силу предписаний их закона все иудеи вообще обязаны воздерживаться от всякой крови». Ссылаясь в данном случае на известную буллу Иннокентия IV от 1247 года, король в других пунктах своей грамоты совершенно не считался с требованиями пап и церковных соборов, направленными против евреев. Ни один из соборных канонов не был включен в грамоту Оттокара, даже тот, которым запрещалось евреям занимать должности или исполнять поручения, дающие им власть над христианами. В действительности Оттокар широко пользовался услугами еврейских откупщиков податей и финансовых агентов. В 1257 году упоминаются в актах еврей Люблин и его брат Неколо в звании «камерграфов австрийского герцога» (comites сатегае illustris ducis Austriae); они владели поместьями и, по-видимому, исполняли какие-то важные финансовые поручения при венском дворе. Это превращение из камеркнехтов в камерграфов было, конечно, не обычным явлением, но, как видно, социальное положение евреев в Австрии и Богемии вообще значительно улучшилось при либеральном режиме Оттокара.
К этому не могли равнодушно относиться ревнители церкви. Папе Клименту IV доносили, что в государстве Оттокара II совершенно не соблюдаются решения Латеранского собора: евреи начальствуют над христианами, держат в своих домах христианских слуг, не отличаются в одежде от христиан. В 1265 г. папа отправил кардинала Гвидона в качестве легата в Восточную Германию, Австрию и Польшу с инструкцией, взятой в виде готовой цитаты из книги пророка Иеремии (1, 10): «Искоренять, вырывать, удалять, уничтожать, а также строить и насаждать». Кардинал-легат исполнял свою миссию с чрезвычайным рвением: везде созывал он областные соборы духовенства и проводил там желательные Риму резолюции, как общецерковные, так и касающиеся еврейства. В 1267 году были созваны два таких собора: в Бреславле для епархий Польши и Силезии, а в Вене — для Австрии и Богемии. В венском соборе участвовали епископы Вены, Праги, Регенсбурга и других городов и многочисленные священники. После обсуждения общих вопросов собор перешел к «еврейскому вопросу» и принял ряд резолюций, представляющих собой сгу!ценный экстракт всех старых и новых юдофобских канонов. Резолюциям предпослано боевое вступление: «Так как дерзость евреев дошла до того, что у многих христиан осквернена чистая и святая католическая вера, то мы предписываем: чтобы евреи, обязанные в одежде своей отличаться от христиан, как решено на вселенском соборе (1215), вновь стали носить шапку с рогами (pileum cornutum), которую они некогда носили в этих краях и по дерзости своей перестали носить, дабы они явственно отличались от христиан. Всякий еврей, который выйдет на улицу без этого знака и будет задержан, должен быть наказан денежным штрафом по распоряжению местного правителя». Далее повторены известные каноны, запрещающие семейное общение между евреями и христианами, а тем более сожительство мужчины и женщины (за сожительство еврея с христианкой еврей карается большим денежным штрафом, а христианка подвергается публичному бичеванию и изгнанию из города). Нельзя покупать у евреев мясо и другие пищевые продукты во избежание отравы. Евреев нельзя допускать к сбору пошлин и ко всяким публичным должностям. За взимание чрезмерных процентов по ссудам еврею-кредитору следует запретить деловые сношения с христианами, пока он не вернет лихву. Евреям запрещается вести диспуты с христианами-простолюдинами о католической вере. Новые синагоги запрещается строить, а построенные должны быть снесены; старые синагоги можно ремонтировать, но не так, чтобы они стали выше и великолепнее, чем прежде. Еврей-землевладелец обязан платить десятинный налог местному священнику, как платил бы христианин на его месте. К соблюдению всех этих канонов церковные власти могут понуждать евреев угрозой запретить христианам деловые сношения с ними, князей же собор убеждает, чтобы они лишили своего покровительства тех евреев, которые будут нарушать каноны, — иначе самим князьям и их чиновникам будет запрещено входить в церковь и участвовать в богослужении.
В ответ на эти требования и угрозы король Оттокар II в следующем году (1268) торжественно подтвердил свою хартию вольностей евреям всех частей своего государства, подчеркнув в новой грамоте, что евреи «принадлежат королевской камере и нуждаются в особой нашей защите и помощи». Спустя несколько лет (1273) епископ Бруно из Ольмюца жаловался в своем донесении папе Григорию X, что евреи по-прежнему держат христианок-кормилиц, занимают должности по сбору пошлин и чеканке монет, отдают деньги в рост так, что проценты по истечении года превышают капитал, причем берут в залог церковную утварь, вопреки запрету. Очевидно, не соблюдались и все остальные пункты венской церковной конституции. Зальцбургский епархиальный собор 1274 года жаловался, что миссия кардинал-легата Гвидона не имела успеха.
Благополучие евреев кончилось после смерти Оттокара II, когда Австрией завладел германский император Рудольф Габсбург (1276) и втянул ее в курс общегерманской политики. Рудольф подтвердил фридриховскую (а не более льготную оттокаровскую) грамоту для австрийских евреев, но в то же время старался ладить с их противниками из бюргерства и духовенства. В привилегии городу Вене он, по примеру императора Фридриха II, решительно запретил евреям занимать публичные должности и таким образом уничтожил влияние еврейских финансистов при дворе. Преемник его Альбрехт I должен был уже считаться с разраставшимся в стране антиеврейским движением. Это движение усиливалось вместе с ростом еврейских общин в Австрии (Вена, Винер-Нейштадт, Пельтен, Креме и др.), куда направлялся поток переселенцев из Германии. Бюргерский стихотворец того времени, Зигфрид Гельблинг, выражал злобное настроение своего круга, когда писал в своих виршах на старонемецком языке: «Слишком много иудеев в этой стране, от них всякий грех и позор. Стоит появиться тридцати евреям в городе, чтобы наполнить его зловонием и неверием. Будь я князем, я приказал бы всех вас сжечь, иудеев. Ведь недаром император Веспасиан и его брат (?) Тит, разрушив Иерусалим, продавали ваших пленных по тридцать штук за один пфенниг». Духовенство настраивало суеверную толпу против евреев дикими легендами о ритуальных убийствах и осквернении гостий. Лживое обвинение против евреев в Кремсе, будто они убили христианина для получения крови (propter capiendum sanguinem) стоило жизни двум еврейским мученикам; другие обвиняемые отделались штрафом в пользу Альбрехта I (1293).
В 1298 году в Австрию проникли из Баварии кровожадные шайки Риндфлейша и, разжигая толпу слухами об оскверненных евреями гостиях, разгромили несколько еврейских общин. Вскоре в Австрии появились свои «чудотворные гостии» в церквах и часовнях, куда стекался темный люд. В городе Корнейбурге устроители таких чудес постарались, чтобы на пороге дома одного еврея была обнаружена часть церковной гостии, растоптанная и «испускавшая кровь»; возбужденные горожане сожгли семью еврея, а прочих евреев изгнали из города (1305 или 1306 г.). Хлебная облатка, «тело Христа», была перенесена в церковь и стала «творить чудеса» перед одураченной толпой. Скоро обнаружилось, что священники иногда фабрикуют такие гостии, пропитывая их кровью, и поэтому местный епископ запретил поклонение гостиям. Этого потребовал и герцог Альбрехт, который старался прекратить самосуд на почве дикой легенды.
Это, однако, не помешало изуверам в другом городе, Пельтене, изобрести еще одну историю об оскверненной гостии. Бюргеры, враждовавшие с местными евреями на почве денежных споров, воспользовались слухами о святотатстве, набросились на евреев, некоторых убили, а прочих ограбили. Тогда Альбрехт, возмущенный систематическим разорением его камеркнехтов, решил круто расправиться с погромщиками. Его войско окружило город и грозило сровнять его с землею, но по просьбе епископа-владельца Альбрехт удовлетворился получением контрибуции от духовенства и бюргеров. Благочестивые христиане проклинали покровителя евреев, и, когда вскоре Альбрехт I был убит (1307), народ усмотрел в этом кару Божию за защиту неверных против сынов церкви.
Борьба из-за евреев между светской и духовной властью шла и в соседней с Австрией стране, где в XIII веке впервые ярко выявились черты средневекового строя. В Венгрии, где среди христианского населения жили значительные массы иноверцев-мусульман, евреев и даже язычников, противоположность интересов государства и церкви должна была проявиться резче, чем в странах с менее пестрым составом населения. Трезвая государственная политика заставляла венгерских королей относиться терпимо к иноверцам и пользоваться их экономическими услугами в интересах государства, духовенство же (кроме нескольких епископов-феодалов, лично заинтересованных в защите евреев в своих городах) и конкурирующие христианские сословия обычно поднимали крик об опасности для веры по поводу всякой льготы, данной иноверцам. Так как крестовые походы не задели венгерских евреев, то число их непрерывно росло путем иммиграции, и в XII веке они представляли собой внушительную хозяйственную силу, без которой правители обойтись не могли. Венгерские короли из арпадской династии, подобно королям Кастилии и Арагонии, находились в денежной зависимости от своих еврейских финансовых агентов, откупщиков или сборщиков податей, арендаторов соляных копей и «монетариев» (заведующих чеканкой монеты). При короле Андрее II (1205-1235) некоторые из этих финансистов играли роль должностных лиц и титуловались, как в Австрии, «камерграфами». Один из таких сановных банкиров Теканус владел поместьями в Венгрии и Австрии, имел дом в Вене и являлся посредником по финансовым делам между венгерским королем и австрийским герцогом.
Влияние титулованных евреев при дворе возмущало венгерских дворян, монополистов всяких должностей и титулов, и духовных особ, видевших в этом нарушение догмы о вечном рабстве евреев, недавно провозглашенной папским собором 1215 года. Против либерального короля поднялась такая агитация, что он вынужден был выдать дворянству «золотую буллу» (1222), в которой обязался охранять привилегии дворянского сословия и не отдавать евреям и мусульманам в откуп ни сбора податей и пошлин, ни права чеканки монет, насколько это дает им права должностных лиц. Король, однако, не мог исполнить эти обещания: без способных еврейских финансистов он бы остался без финансов. Вскоре ему опять пришлось уступить сбор податей еврейским откупщикам. Король не мог также препятствовать богатым мусульманам владеть в своих поместьях крепостными-христианами, вопреки церковному канону. Тогда венгерский архиепископ отправил папе Григорию IX грозное донесение; евреи и сарацины забирают в стране власть, сближаются с христианами и даже сожительствуют с христианками, совращают христиан в свою веру и т.п. Папа предписал архиепископу, чтобы он запретил священникам допускать к церковному причастию и другим религиозным обрядам всех, виновных в попустительстве иноверцам (1231). Король снова должен был покориться, но, как видно из дальнейших обращенных к нему папских увещаний, продолжал грешить против святых канонов.
Как видно из свидетельства современника, главной причиной недовольства еврейскими сборщиками податей было то, что они строго взимали налоги также с привилегированных дворян, которые любили брать из государственной казны, но не давать ей. Интересы казны властно требовали восстановления откупной системы, и новый король Бела IV (1235-1270) возбудил перед папой ходатайство разрешить ему отдавать королевские доходы в откуп евреям, которые выдают откупную сумму вперед, иногда даже с риском убытка. Григорий IX, принимая во внимание финансовую нужду короля, дал ему просимое разрешение (1239), и евреи-откупщики могли продолжать свою деятельность. Они оказали королю важные услуги в бедственное время нашествия монголов (1241), когда страна была разорена и пострадало также еврейское население. Однако противодействие высших сословий все более вытесняло евреев из области государственных финансов в область частного кредита. Изданный в 1251 году королевский статут поощряет мелкие кредитные операции евреев. Почти тождественный по содержанию с упомянутыми австрийскими хартиями, статут Белы IV показывает, что и еврейская колония в Венгрии втянулась в общий строй средневековой жизни. Обещание короля защищать евреев от нападений свидетельствует, что и в Венгрии было неспокойно в то буйное время. Уступкой церковным канонам является тот пункт статута, по которому еврей, давший ссуду венгерскому дворянину под залог поместья, имеет право при неуплате денег получать доходы с заложенного имения, но не управлять живущими там христианами. Эти уступки, однако, не удовлетворяли тех ревнителей церкви, которые желали бы видеть в «еврейской конституции» антиеврейские каноны соборов. И вот здесь, как и в Австрии, духовенство противопоставляет светской конституции свою, католическую.
В 1279 году в венгерской столице Буда (Офен) заседал большой собор епископов и священников под председательством папского легата. Главная цель собора состояла в усилении власти духовенства в Венгрии, где тогда на очереди стоял вопрос о крещении татар-куманов. Попутно был разрешен здесь и еврейский вопрос: евреям, как вообще некатоликам, запрещается арендовать дворянские поместья, а дворяне, отдающие землю в аренду иноверцам, отлучаются от церкви до тех пор, пока не уничтожат арендного договора; епископы, получающие доходы от таких арендаторов, лишаются своего сана; во избежание соседского сближения с христианами евреи и еврейки должны носить на своей верхней одежде, с левой стороны груди, круглый лоскут из красной материи (для мусульман был установлен такой же знак из желтой материи). Венгерский король Владислав IV был крайне недоволен решениями собора и распустил его до окончания работ, но впоследствии он смирился и обещал исполнять каноны. Исполнял ли он эти обещания — вопрос другой: там, где заседавшие в соборе епископы должны были грозить лишением сана епископам же, отдающим землю в аренду евреям, светская власть едва ли могла добросовестно соблюдать соборные каноны. До падения арпадской династии (1301 г.) евреи в Венгрии пользовались покровительством королей и могли еще противостоять стремлениям клерикалов низвести их до положения париев. Но в XIV веке их, как и всех европейских евреев, ждали тяжелые испытания.
§ 25. Общинный строй и раввинизм
В германском законодательстве XIII века права и обязанности еврейской общины не определены с такой точностью, как в тогдашних испанских законах. Германские правители не додумались еще до превращения еврейских общинных советов в орудия своего фиска и финансовой политики. Общинный совет, неся ответственность перед властями за платеж обычных и чрезвычайных податей в пользу короля или феодала, занимался раскладкой этих податей[27], внутренними же делами автономной общины правители не интересовались. Они только считались с фактом существования особых еврейских кварталов, «юденбишофов» или раввинов, их автономного суда и других учреждений. Евреям предоставлялось судиться по гражданским делам либо в раввинском суде, либо у назначенного для них королевского судьи по еврейским делам («judex judaeorum»), а по соглашению сторон раввинский суд мог даже разбирать имущественные споры между евреями и христианами.
Из раввинской письменности того времени можно почерпнуть некоторые сведения о внутреннем строе общин в Германии. Представители общины или члены совета избирались всеми ее членами, платящими подати. При выборах происходила борьба партийных кандидатов, которая иногда приводила к расколу; в редких случаях слабейшая партия искала поддержки у местных христианских властей — это считалось изменой по отношению к принципу автономии и резко осуждалось как доносительство. Когда однажды кельнский архиепископ пожелал утвердить одного из кандидатов в должности хазана синагоги, кандидат ответил: «Я не приму от тебя полномочия служить нашему Создателю». Функции общинных собраний и советов определяются следующим образом в послании современного раввина (Меира из Ротенбурга): «избирать старшин и канторов, назначать «габаим» (администраторов), учреждать благотворительные кассы, строить или ремонтировать синагоги, нанимать помещения для свадеб и для мастерских (общественных)».
Синоды раввинов и представителей общин, организованные во Франции в XII веке, созывались также в Германии в течение следующего столетия. Сохранились сведения о таких синодах в прирейнской области, в группе общин Шпейер, Вормс, Майнц. Раввины съезжались для урегулирования религиозных, семейных и общинных дел, а также отношений евреев к христианскому обществу. Майнцский синод 1220 года, в котором участвовало больше двадцати делегатов и между ними несколько авторитетных раввинов, обратил внимание на следующее общественное зло: состоятельные евреи, имеющие связи при дворах императоров или феодальных князей, добывали себе увольнение от податей, вследствие чего вся тяжесть налогов падала на бедную массу; поэтому синод постановил, что евреи, имеющие связи с высшими властями, обязаны нести бремя налогов наравне с прочими соплеменниками. Синод грозил также херемом всякому, кто исходатайствует себе у правительства назначение на какуюлибо должность в общине, помимо свободного выбора ее членов. Одна из резолюций гласила, что евреи должны соблюдать строгую честность в денежных делах с христианами и не употреблять фальшивых или обрезанных монет. Запрещались взаимные доносы, составляющие обычное явление во всякой порабощенной среде. Кредитор-еврей мог давать денежную сумму другому еврею не с условием взимания роста, а с обязательством делить с должником как прибыль, так и убыток от предприятия, для которого взята ссуда.
Собравшиеся раввины разрешили еще ряд вопросов семейного права и позаботились о соблюдении наружных отличий еврея от христианина: нельзя стричь волосы по христианской моде или носить длинные волосы, а тем более брить бороду. В резолюции одного из тогдашних съездов прибавлено, что еврей не должен выходить на улицу в нееврейском одеянии, — что, вероятно, имело связь с церковным законом об отличительной одежде. Ослушникам угрожали единственной карой, бывшей в распоряжении раввинов: херемом, который не ограничивался исключением виновного из общины, но доходил до личного бойкота и преследования. Ввиду тяжести этой кары было постановлено, что херем не может быть объявлен по единоличному усмотрению «Парнаса», или раввина, а должен быть предварительно одобрен общим собранием представителей общины; в таком же порядке решается вопрос о снятии херема с осужденного в случае его раскаяния. Постановления рейнских областных съездов или синодов были известны под названием «Правила Шпейера, Вормса, Майнца», по имени трех старейших окружных общин, посылавших туда своих делегатов (сокращенно: תקנות שו״ם). Обыкновенно съезды происходили в Майнце.
В центре еврейского самоуправления стоял раввинат как орган духовный и судебный. Раввин-законовед, часто глава талмудической «иешивы», был одновременно и толкователем закона на практике. Вследствие этой тесной связи с жизнью талмудическая наука продолжала интенсивно развиваться в Германии. В ней господствовал казуистический метод французских тосафистов, не только как школьный прием «для изощрения ума», но и как способ практического толкования закона в запутанных вопросах права и ритуала. Ответы ученых раввинов на юридические и религиозные вопросы наполнены этой сложной казуистикой школы тосафистов. К этой школе примыкали в Германии три крупнейших раввинских авторитета XIII века: Исаак Ор-Заруа из Вены, Меир бен-Барух из Ротенбурга и Ашер бен-Иехиель или Рош, переселившийся потом из Германии в Испанию.
Рабби Исаак (около 1180-1260) вел жизнь ученого странника. Уроженец Богемии, питомец талмудических школ Праги и Регенсбурга, он занимался также в иешивах рейнских и северофранцузских тосафистов (ок. 1220 г. жил в Париже), а затем состоял раввином в Вюрцбурге, Регенсбурге и Вене. Отсюда то всестороннее знакомство с жизнью и обычаями евреев разных стран, которое составляет самое ценное качество его большого труда «Ор-Заруа» («Свет пролитый»), ставшего настолько популярным, что потомство назвало самого автора по имени этой книги. Книга представляет собой нечто среднее между сводом галах и комментарием к Талмуду. Текст ее расположен по порядку трактатов Талмуда, но автор стремится везде из своих толкований делать определенный вывод для религиозной или судебной практики. Местами в текст вплетена научная переписка автора с раввинами Германии, Австрии, Франции и Италии. Часто упоминает рабби Исаак о своей родной стране «Кенаан», под которой подразумевает славянскую Богемию; он переводит много еврейских слов на «ханаанский» или славянский язык, на котором, вероятно, говорило еврейское население Богемии; он упоминает также о еврейских общинах соседней Польши и России. Таким образом, Исаак Ор-Заруа является одним из первых просветителей славянского еврейства, распространявший среди них «свет» западного знания. Занимая в последние годы жизни пост раввина в Вене, р. Исаак мог оттуда руководить и еврейскими общинами Богемии, которая в то время, при Оттокаре II, объединилась с Австрией.
Таким же авторитетом пользовался ученик его, знакомый нам р. Меир из Ротенбурга (1215-1293), жертва алчности императора Рудольфа Габсбурга (§ 23). Его академическая деятельность и ученые труды («Тосафот» ко многим трактатам Талмуда и многочисленные «Тешувот» или решения по вопросам еврейского права) сделали его духовным вождем своего поколения. В «Тешувот» р. Меира попадаются иногда отклики на ужасы той эпохи. Во время погрома, сопровождавшегося насильственным крещением, одна еврейская семья решила покончить самоубийством: муж зарезал жену и детей, но сам остался в живых; он явился к р. Меиру и просил, чтобы тот наложил на него тяжелую эпитимию для искупления греха, но получил ответ, что он свободен от покаяния, ибо уже принес тяжелую жертву, подавив в себе любовь к семье ради любви к Богу. В другом городе доминиканцы загнали еврейских женщин в монастырь, где монах-проповедник приготовлял их к крещению; когда узниц выпустили и возник вопрос, могут ли мужья жить с «пленницами», Меир разрешил, так как жены не осквернились делом, а только слушали проповедь.
Судьба наиболее выдающегося ученика р. Меира Ротенбурга, Ашера б. Иехиеля или Роша, была также связана с катастрофой. Пережив резню Риндфлейша (1298), он не мог справиться с непосильной работой по восстановлению порядка в опустошенных общинах, вдобавок обремененных податями в пользу императора Альбрехта I. В качестве ответственного представителя общин Рош имел основание опасаться, что и его постигнет участь учителя, и поэтому решил покинуть Германию. В 1303 г. он прибыл в Савойю, где рассчитывал занять пост раввина, но, узнав, что савойский герцог состоит феодалом германского императора и может выдать ему беглого подданного, он поспешил уехать в Южную Францию, а оттуда переселился в Испанию, где сделался раввином в Толедо. Здесь он, как известно, попал в огонь культурной борьбы между консерваторами и свободомыслящими и примкнул к первой из этих партий. Другой ученик р. Меира, нюрнбергский раввин Мардохай бен-Гилель, как уже указано, пал мучеником за веру во время резни Риндфлейша. Он был автором талмудического сборника «Mardochaj», изложенного по системе компендиума Альфаси, но приправленного обычной в германских школах казуистикой. Плохая стилистическая обработка этого труда дает повод думать, что он не был закончен вследствие преждевременной ужасной смерти автора.
§ 26. Антирационализм, мистицизм и мартирология
В такой атмосфере не могло, конечно, развернуться свободное творчество в различных областях знания. В XIII веке, как и раньше, германское еврейство стояло в стороне от умственного движения Испании и Южной Франции. Замкнутые в узкой об л асти талмудизма, как в своих тесных и темных городских кварталах, германо-еврейские ученые относились либо равнодушно, либо враждебно к светским наукам и философии. Презрительный отзыв Роша об этих «посторонних науках» характерен для всех его соотечественников. Тогдашний германский раввин Моисей Тако (жил в Регенсбурге в Винер-Нейштадте во второй половине XIII века) вздумал открыть кампанию против философии Маймонида в стране, где она не имела ни одного защитника. В своем сочинении «Ketaw tamim» («Писание правоверного») он резко нападает на рационалистов, которые отрицают в Боге всякие человеческие свойства, между тем как в Библии просто говорится о «руке Божией», «Лике Божием», «Бог разгневался», «Бог пожалел» и т.п. Такие выражения, по мнению Моисея Тадо, следует понимать не фигурально, а буквально: Бог действительно обладает материальными свойствами, эмоциями и чувствами — иначе он был бы пустой абстракцией и не мог бы управлять материальным миром и родом человеческим с его чувствами и страстями. «Кто отнимает у Бога всякий материальный образ, — говорит Моисей Тако, — отрицает самую основу веры». В действительности Бог есть «существо с определенным образом, свойствами и настроениями, как гнев и милость, любовь и ненависть, печаль и радость. Сомневающийся в этом есть еретик и эпикорос». Этот защитник наивной детской веры не может простить первому еврейскому философу Саадии Гаону, что тот внес рационализм в область веры и впервые превратил Бога в отвлеченность безличную и безвольную, а библейские рассказы — в идейные аллегории. Виноват и Авраам ибн-Эзра, который осмеливается отрицать существование чертей, вопреки рассказам талмудической Агады. По тому же ложному пути пошел Маймонид. Против этой ереси надо бороться: иначе от личного Бога и от святых легенд ничего не останется.
Вызов Моисея Тако остался без ответа в стране, где противниками рационализма были и талмудисты, и мистики. В Германии еще не было той грани между «явным» и «тайным учением», как в Испании при возникновении каббалы. Германские раввины были вообще более или менее мистически настроены. То был мистицизм особого рода, та смесь аскетизма и суеверия, которая в популярной форме была представлена в «Книге благочестивых», а в более ученой — в «Рокеах». Так как в Германии не было свободной религиозной философии, то не было и стимула для той теософии или умозрительной каббалы, которая была создана в Испании как противовес рационализму. Была только общая тяга к потустороннему, было устремление исстрадавшейся души из земной юдоли плача к тем таинственным высотам, где нет ни печали, ни воздыхания. Зато в Германии процветал один литературный жанр, который был слабо развит в тогдашней Испании: поэзия мученичества, мартирология.
Продолжалось то, что начато было в XII веке. Снова лилась еврейская кровь на улицах, и снова полились слезы в синагогах. Все дикие эксцессы XIII века, ритуальные процессы с пыткой и казнями и, в довершение, резня Риндфлейша в конце века вызывали бурные протесты и вопли к Богу в форме синагогальных «Kinot» или элегий. Вождь того поколения, р. Меир из Ротенбурга, оплакивает сожжение книг Талмуда в Париже в своей элегии «Спроси, сожженная». Но в Германии приходилось оплакивать сожженных людей. Гекатомба 1235 года к Фульде исторгла из груди неведомого элегиста страстный упрек: «Кто подобен тебе среди немых, о Боже: Ты видишь и: молчишь!» Другой поэт призывает суд Божий на германский Содом: «Сожги всю их землю лавой серы и соли, воздай за меня народу мерзкому и противному... за торжество разбоя, за пролитую кровь невинных, смешавшуюся с грязью улицы!» Скорбной иронией звучит начало элегии на смерть мучеников в Зинциге: «Как много благ сохранил ты, о Боже, для идущих по путям твоим, отдающих себя в жертву на твоем алтаре!» Эта элегия была написана вышеупомянутым автором раввинского компендия «Мардохай», который через тридцать дет сам погиб смертью мученика в Нюрнберге, во время резни Риндфлейша. Не безропотно умирали жертвы этого внутреннего крестового похода, залившего Баварию кровью во имя хлебной лепешки, символизирующей тело Христа. Вопли мучеников, в которых было больше негодования, чем мольбы, потрясали стены синагог. В одной элегии («Ewke likäe jom») поется: «Грязным хлебом (оскверненной гостией) они ухитрились прикрыть свой злодейский замысел, сказав сынам избранного святого народа: вы украли нашего Бога и толкли Его в ступке, пока не потекла Его кровь, которую вы разослали по всему вашему стану». Элегист перечисляет главные общины, истребленные шайками Ридфлейша: Ретинген, «красный от крови город» Ротенбург, Вюрцбург, Нюрнберг, и призывает возмездие Бога на «землю эдомитов (adomim — красные), чтобы она окрасилась кровью своих князей и вельмож». Во всех «Kinot» на катастрофу 1298 года отмечается, что беда разразилась в 58 год шестой тысячи еврейской эры, этого мессианского тысячелетия, когда измученный народ ждал успокоения (численное обозначение 58 года: נ״ח составляет корень еврейского слова «покой») и начала мессианских чудес. Длинная элегия «Ma kol hazon», автор которой в акростихе назван Моше бен-Элеазар Гакоген, является сплошным стоном и вместе с тем итогом мартирологии XIII века:
«О, небо, чем мы хуже других народов? Разве сила камня — наша сила, разве из меди плоть наша, чтобы мы могли перенести тяжесть наших бедствий?.. О, земля, не закрывай нашей крови и пусть все пространство наполнится нашим воплем, воплем против наших злых соседей, против угнетателя, с ненавистью нас отталкивающего... Терзали нас в прежние времена и лев и медведь, губил наших детей свирепый тигр, жалила нас змея шипящая, но напоследок грызет нас свинья, навалившаяся на нас... Вот уже 1230 лет, как враг разорил все (разрушение Иерусалима), а рука его еще давит нас. Он придумывает все виды казни, чтобы нас уничтожить: меч, огонь и воду. Жгут и режут наших больших и малых, жен и детей, старцев и юношей, женихов и невест... Спросите всех жителей земли: было ли что-либо подобное с другой нацией?.. Горе мне и в шестую тысячу (от сотворения мира), ибо и она не принесла нам облегчения: в самом начале ее восстал на меня враг с обвинением[28], в 13-й год над нами издевались, в 17-й год настигли нас враги с мечом в руках, в 47-й и 48-й годы они истребляли нас на юге и на севере[29], и, наконец, в 58-й год (1298) святая паства отдана была истязателям...».
Могла ли в этой среде истязаемых прозвучать другая песнь, кроме рыдающей песни мучеников? И тем не менее она прозвучала, эта одинокая песнь еврейского барда в чужой стране. В XIII веке перед нами мелькает загадочная фигура еврея-миннезенгера, поющего в рыцарских замках. Зискинд из Тримберга (в Баварии), о жизни которого ничего неизвестно, был, по-видимому, первым странствующим певцом, слагавшим песни для немецких рыцарей. Но не о веселии, о романтической любви и о дамах сердца пел этот еврей в господских дворах. В сохранившихся шести его песнях (на средневековом диалекте Mittelhochdeutsch) прославляется сила духа, добродетельная жена, доброта и душевное благородство. «Кто благородно поступает, — говорит он, — того я считаю благородным, а не того, кто имеет дворянскую грамоту. Мы видим розу среди шипов (добродетель в бедности) и в то же время безнравственность среди дворян». Опьяненным утехами жизни Зискинд напоминает о смерти, которая приведет их «в семью могильных червей». Некоторые строфы представляют собою подражание псалмам. Не легка была доля еврея-миннезингера, певшего гимн добродетели в гнездах порока, и наконец Зискинду пришлось бросить это искусство. «Я убегу из господских дворов, — говорит он, — и отпущу себе длинную бороду, отращу седые волосы, буду впредь вести жизнь старых евреев. Мой плащ будет длинен под низко нахлобученной шапкой, смиренна будет моя походка, и редко буду петь я придворную песнь после того, как господа лишили меня своего расположения». Слова о еврейской одежде характерны для того времени, когда известный папский канон узаконил местами уже существовавший обычай. В рисунке, приложенном к рукописному песеннику XIV века (коллекция Manessa в Гейдельберге), Зискинд действительно изображен в позе еврея, стоящего перед духовными особами в длинном плаще с остроконечной шапкой, с типичным лицом, обрамленным густой бородой.