Эрнест ЛависсИстория Франции в раннее Средневековье
Предисловие к русскому переводу
Выбор соответствующего материала для выполнения тех частей «Общей истории Европейской культуры», которые должны быть посвящены так называемым «средним векам», представлял особенные трудности. В данной области нелегко найти даже среди научных произведений богатой Западноевропейской исторической литературы подходящих к поставленной настоящим изданием задаче, общих обозрений больших эпох и вопросов, достаточно обстоятельных, глубоких и вместе с тем ярких и оригинальных по замыслу. Приходилось довольствоваться возможным и прибегать в обработке избранного для перевода сочинения к изменениям, необходимым для удовлетворения интересов широкого общества, любящего историю, которым все издание ставит себе целью служить.
Прежде всего надлежало выдвинуть изображение страны, судьбы населения которой становятся на первый план в истории Европы именно вместе с разложением единства Римской империи и упадком античной культуры в ее мировой конфигурации, — судьбы Галлии, будущей Франции. Для удовлетворения такой потребности выбор редакции остановился на двух частях из «Истории Франции», составленной целою группою французских ученых под общим руководством профессора Лависса[1]. Вся коллекция представляет самый новый, научно-свежий и талантливый синтез сложной проблемы. А указанные части захватывают, на пространстве около тысячи страниц, долгий ряд веков от доисторической поры до распадения монархии Карла Великого. Применяясь к необходимости, согласно начертанному плану и размерам «Общей истории Европейской культуры», вместить это содержание в один том типично принятой величины (около 30 листов), неизбежно было решиться на сокращения.
Как ни печально (и в общем как ни неправильно) нарушать целостность оригинального текста, но здесь опасность ослаблялась тем, что прикасаться надо было не к классическому произведению исторического творчества или самодовлеющему философско-историческому либо социологическому построению, а просто к научно-популярному руководству, рассчитанному притом на духовные вкусы и нужды образованной публики определенной национальности. В таком смысле разработка многих отдельных пунктов и деталей представляется для нашего интеллигентного читателя чересчур подробной, если иметь в виду общее и первоначальное научное ознакомление его с эпохой. Но надо было произвести сокращения (или, вернее, «сжатие») материала искусно и осторожно, не извлекая из него души, не искажая единства целого и своеобразия тона.
Тут требовалось найти переводчика, стоящего на высоте довольно сложной задачи. Редактор радуется, что мог предложить эту работу вполне компетентному лицу, преподавательнице средневековой истории на СПБ. Высших Женских Курсах, О. А. Добиаш-Рождественской, специально занимающейся именно средневековой Францией. Ей и принадлежит выполнение перевода и выбор сокращений, система которых была предварительно установлена совместно с редактором.
Менее всего сокращения коснулись первых пяти «книг» — истории независимой и Римской Галлии. Эта часть, мастерски написана проф. Г. Блоком, богатая ярким культурным материалом, должна представить особенно большой интерес для нашего читателя. Сокращения, произведенные здесь, — главным образом стилистические. Переводчик там, где это не шло в ущерб красоте изложения, сжимал его, отбрасывая повторения и некоторые чисто-субъективные замечания и оценки. Все важное, в смысле фактов и характеристик, он старался сохранить; все изящное, в смысле изложения, — передать в неизменности. Гораздо больше затронуто сокращениями изображение Меровингской Галлии. Здесь опущены и заменены суммарным изложением очень многие детали войн, королевских переделов и т. п. Где это сделано, читатель, в большинстве случаев, предупреждается и отсылается для подробностей к подлиннику. Менее сокращений допущено в рассказе о событиях Каролингского периода. Их почти нет в главах, посвященных внутренней жизни. Факты истории распада империи Карла Великого до Верденского договора изложены весьма сжато. История последних Каролингов и начала дома Робертинов, запутанная и смутная, вовсе опущена, и том заканчивается «очерком начала феодализма». Благодаря таким, думаем, оправдывающимся задачами издания и не искажающим сущности переводимого текста изменениям, удается и в этом томе, как и в предыдущих, дать в сравнительно небольшом объеме значительный материал по важному историческому отделу в изображении хороших европейских ученых.
Редактор пересматривал вместе с переводчиком текст перевода, совещаясь с ним о конфигурации всей обработки, о трудных местах и сомнительных пунктах. Только в немногих местах осуществлялись более заметные перемены для установления лучшей связи между частями, принявшими несколько иную комбинацию. Он принимает на себя, главным образом, ответственность за выбор переводчика II, не страшась такой ответственности, предоставил О. А. Добиаш-Рождественской свободу и в области содержания работы, установки и передачи текста, и в области стиля, вполне уверенный в достойном выполнении ею взятого на себя труда. Наверно, будут указаны в его осуществлении недостатки и промахи, но таковые неизбежны во всяком деле, и обеспечить от них не в силах самое тщательное сотрудничество редактора и переводчика.
Охватывая для истории Галлии (Франции) те же хронологические рамки, что и известная книга проф. Д. М. Петрушевского «Очерки средневекового общества и государства» (изд. 3-е, Москва, 1913), выпускаемый ныне VII-й том настоящего издания может служить к ней, нам кажется, полезным дополнением. Там преимущественно разбираются процессы развития политического, экономического и социального строя; здесь, кроме того, дается богатый конкретный материал, отчетливое и часто живописное изложение событий, характеристики личностей и интересные картины быта и духовной культуры[2]. Приятно было бы надеяться, что русская обработка очень хорошей французской книги принесет пользу тем, кто у нас интересуется историей, еще не вступил в ее специальное изучение, но стремится подойти к научному пониманию прошлого.
Проф. Ив. Гревс.
Книга перваяНачала[3]
Глава I.Первичные общества
I. Век отбивного камня — палеолитический. — II. Век полированного камня — неолитический. — III. Век металлов.
I. Век отбивного камня — палеолитический[4]
Недавние открытия отодвинули далеко в глубь веков проблему о происхождении французского народа.
Человек на земле появляется в четвертичную эпоху, последнюю из великих геологических эпох. В это время Франция уже приняла нынешние очертания и рельеф, но условия жизни в ней совсем не походили на теперешние.
Четвертичная эпоха делится на два периода: первый — так называемый дилювиальный, характеризуется обильными осадками, обусловившими образование больших рек и огромных ледников. Температура, однако, отличалась достаточною мягкостью и была в Европе одинакова на больших расстояниях по широте. Растения и животные, ныне разошедшиеся в разные пояса, жили здесь рядом. Лавр и смоковница росли в Фонтенбло. Уже встречались животные, доныне населяющие Среднюю Европу: лошадь, коза, несколько разновидностей быков и оленей. Но попадалось много таких, которые потом либо перебрались на юг, как гиена, пантера, лев, — либо на север, как бизон, мускусный бык, северный олень, — либо поднялись на более высокие места, как серна, козерог, — либо совсем исчезли; это страшные хищники: пещерный лев и медведь, огромные толстокожие травоядные — большой гиппопотам, носорог, южный слон (elephas meridionalis), древний слон (elephas antiquus) и мамонт (elephas primogenius).
За дилювиальным периодом следовал период, неправильно названный ледниковым. На деле для него характерно не распространение, а стяжения ледников. Это явление обусловлено уменьшением дождей и наступлением более сухого и холодного климата. С ним меняется и фауна. Разновидности четвертичного слона исчезают. Погибает и мамонт, устоявший дольше других. Его шерсть позволяла ему выдерживать очень низкие температуры, но он нуждался для своего пропитания в обильной растительности, требовавшей высокой влажности. Зато размножился северный олень, который довольствуется скудною пищей. Оттого период и назван иначе «веком северного оленя».
Продолжительность геологических эпох не может быть установлена. Мы никогда не узнаем, за сколько сотен или тысяч веков восходят те произведения человеческой индустрии, которые погребены вперемежку с доисторическими скелетами. Человек, в поисках твердого материала для своих орудий и оружия, брал то, что было под рукой. Он начал обивать камень, потом пользоваться рогами и костями животных. Археологи классифицировали все эти предметы в несколько групп, названных каждая по имени той стоянки, у которой найдены характернейшие образцы. Так установили они ряды, внутри которых типы последовательно наслаиваются по степени совершенства в обработке. Порядок их, в общем, совпадает с хронологическим. Впрочем, никогда не следует забывать о возможной неравномерности развития различных социальных групп. Техника орудий дает нам, стало быть, недостаточный критерий для измерений древности старейших слоев в населении Франции. Гораздо более надежные указания сообщает геологический пласт, в котором они были открыты, остатки его фауны и флоры.
Первобытное человечество, современное дилювию, представлено на почве Франции предметами, найденными в наносах Сены, Марны, Ионны, Уазы, Соммы и особенно в отложениях Сент-Ашеля (близ Амьена), Маншкура (близ Аббевиля), Пекка и Шелля (близ Парижа). «Шелльские» орудия большею частью выбиты из кремня. Среди ножей, шил, скребков особенно доминирует так называемый сент-ашельский топор — миндалевидное орудие неодинаковых размеров, в среднем 11–13 сантиметров длины и 7 — ширины, с острыми ребрами и поверхностями, вздутыми посредине, грубо обитыми. Вероятно, он преимущественно служил для раскалывания дерева, так как собственно оружием дикаря является скорее палица.
«Мустьерский» тип, получивший свое название от грота Мустье, в Дордони, принадлежит уже веку северного оленя. В нем обнаруживается большая техническая ловкость и находчивость изобретателя. Сент-ашельский топор стал тоньше. Другой предмет, характерный для этой серии — род скребка, тонко заостренного по одному краю.
«Солютрейский» тип (близ Макона) открывает заметный прогресс сравнительно с первыми двумя. Особенно интересны здесь острое орудие в форме лаврового листа — кинжал или дротик, и другое, с зарубками, очевидно, стрела.
«Мадленская» серия (грот ла-Мадлен, вблизи Мустье) существенно отличается тем, что в ней употребляются в дело кости и рога, также слоновая кость. Камень еще не брошен, но его употребляют только для самых грубых орудий. Из более тонкого материала выделывают целый арсенал мелких орудий, оружия легкого и прочного: иголок, крючьев, скребков, зазубренных гарпунов, копий и т. д. Те же вещества служат и для другого употребления: для гравировки рисунков, моделировки фигур. Открытие этого первобытного искусства является важной находкой нового времени. Оно стремилось к подражанию живой природе. Человеческая форма воспроизводится неумело; удивительно удачно копируются животные: лошади, олени, быки.
Век северного оленя был в то же время веком пещер. Вероятно, подземными жилищами человек стал пользоваться с растущей суровостью климата. Жилища в скалах, естественные или высеченные, встречаются в горных областях Вогез, Юры и Арденн, вдоль подошвы Альп и Пиренеев и по краям центрального плато. Особенно любопытна нижняя долина Везеры (в департ. Дордонь). Когда плывешь вверх по реке от местечка Тайяк, то на расстоянии приблизительно 12 километров тянется линия утесов, бока которых, изрытые со всех сторон, давали некогда приют почти всем разновидностям первобытного населения Франции.
Жалкою была жизнь этих троглодитов. Остатки еды, разбитые кости, сгнившее мясо, всякие нечистоты громоздились кругом, образуя картину отталкивающей грязи. Однако эти дикари имели страсть к украшениям. Они носили подвески из раковин или просверленных зубов. Мы выше указывали, что на этой почве исконного варварства родилось искусство.
Погребения редко обнаруживаются в четвертичных стоянках. Наиболее замечательные найдены в Солютре и в пещерах Бауссе-Россе, близ Ментоны. Здесь могилы обычно расположены рядом с очагами. Таким образом, мы присутствуем при зарождении культа очага и культа предков — двух великих верований, определяющих содержание большинства древних религий.
II. Век полированного камня — неолитический[5]
Изобретение полировки является гранью между двумя периодами каменного века. Оно совпадает с завершением четвертичной эпохи и началом современной геологической эры и сопровождается еще другими важными моментами прогресса. Человек, дотоле поддерживавший свое существование охотой, рыбной ловлей и приручением стад, обращается теперь к земледелию. Он начинает возделывать злаки, ячмень, лен, ткет одежду, мелет зерно, печет хлеб. Он изобретает гончарное искусство и строит обиталище[6].
Из жилищ, возводившихся этими поколениями, мы знаем только «озерные», — построенные на сваях, остатки которых сохранились в глубине вод. Впервые они были открыты в Цюрихском озере (1854 г.). Эти водные поселения так хорошо приспособлены к потребностям защиты первобытных людей, охраняя от внезапных нападений людей и животных, что нас не должно удивлять их широкое распространение. Но нигде они не восходят к такой глубокой древности, как в Швейцарии. Очевидно, в ней следует видеть центр, откуда они распространялись по Европе.
«Жилища мертвых» в эту пору известны лучше домов живых. Они представляют двоякий тип: искусственный грот (таковые находятся чаще всего в Шампани) или дольменный склеп. Последний тип более распространен. Его изучение приводит к мегалитическим памятникам вообще.
Мегалитами называются сооружения из дикого камня. Их несколько категорий, которые обозначают терминами, взятыми из кельтских языков. Простейший вид — менгир. Это часто огромный монолит удлиненной формы. Множество мест, где найдены эти «gros cailloux», это «pierres fiches» или «fittes», эти «стоячие камни», показывают, как многочисленны были некогда менгиры. Более полутора тысяч, разбросано их по Франции, главным образом, в Бретани. Здесь они достигают наибольших размеров. Менгир из Локмариакер равняется 20 метрам. Значение их неясно. Они не обозначали места погребения, как свидетельствуют раскопки, произведенные под ними. Были ли то идолы? Памятные камни? — Неизвестно. Иногда они не одиноки, а собраны в ряд. Такие ряды встречаются только в Бретани. Наиболее замечательна группа у Карнака, в глубине Киберонского залива. Она тянется на 3 километра и после многих разрушений насчитывает не менее 4000 столбов. Иногда они расположены кольцом. Тогда их называют кромлехами. И эта разновидность более всего представлена опять же в Бретани.
Имя дольмена, означающее «каменный стол», дает верное представление о внешнем виде этих памятников. Они состоят из двух вертикальных подпор, поддерживающих горизонтальную плиту. Дольмены были, несомненно, могилами. Под всеми теми, которые найдены были нетронутыми, покоились скелеты. Искатели кладов или строительных материалов открыли множество сооружений такого рода. Но первоначально они не возвышались на вольном воздухе. Щели между большими камнями были забиты валунами и глиной. Вход был закрыт, и сверху насыпался курган из земли и мелкого камня. Иногда дольмен делался в форме ящика, иногда же архитектурная тема в нем развивается. Он вырастает в крытую аллею, которая как бы повторяет тот же дольмен по прямой линии, по кругу и в боковых разветвлениях. Следует отметить особый тип такой «крытой аллеи», находившейся в парижском бассейне: она не строилась на поверхности земли, чтобы потом быть прикрытой курганом, а выкапывалась в виде подземного входа внутри холма, уходя далеко в глубь его. Так, вырытые дольмены напоминают шампанские гроты. Но дольменную могильную архитектуру мы отличаем по плитам, которые поддерживают бока и лежат сверху, составляя потолок.
Заслуживают описания и дольмены Морбигана. Их типом может служить Мане-Люд в Локмариакерском ланде, вблизи менгира того же имени. На скалистом плато подымается курган в 5 метров высоты, 80 м длины, 50 м ширины. В центре — погребальный покой. Мертвых в нем лежало немного. К западу расположены 2 ряда менгиров; из них некоторые увенчаны лошадиными черепами. Между этой аллеей и самой гробницей кучи угля и костей говорят о жертвах или тризнах. Все было некогда покрыто курганом, который, стало быть, поднимался не только над могилой, но захватывал все пространство, где когда-то происходили пышные похороны. Создание таких роскошных могил требовало массы рабочих рук, на службе у немногих господ. Дольмены говорят о сильно аристократизированном обществе. Имеем ли мы здесь дело с кельтами, как думали сначала? Но территория, занятая этими постройками, не совпадает вполне с тою, на которой расселились кельты. На том же основании нельзя их приписывать ни лигурам, ни иберам; позади же последних мы видим лишь безыменную массу племен, предшествовавших истории.
Дольмены в самом деле редки на востоке и севере Франции и многочисленны на западе и в центре ее. Но помимо Франции они разбросаны в других местах земного шара, II, что особенно любопытно, — они находятся не всюду. Их область может быть точно определена, хотя она очень велика и странным образом прерывается большими промежутками. На Средиземном море они попадаются лишь в Корсике; затем они тянутся за Пиренеи, проходят через Испанию в Марокко, Алжир и Тунис. Ни Триполис, ни Египет не входят в область дольменов, но она захватывает Кавказ, север Персии, Палестину и Индию. Дольменами изобилуют Британские острова, Голландия, Дания, южная Швеция и северная Германия. Их нет в долине Дуная, в Италии, Греции, Малой Азии.
Не меньше распространены менгиры и кромлехи, но эти более простые типы мегалитов, по существу своему, могли возникнуть независимо у разных народов. Более сложный характер дольменов предполагает общее происхождение, тайна которого не раскрыта. Пока можно сказать одно, — и это факт немаловажный, — что Европа является единственной частью света, где встречается дольмен с памятниками и предметами исключительно из неолитического материала. Аналогичные памятники Африки и Азии вскрывают под собою цивилизацию более развитую.
III. Век металлов[7]
Наступление нового века характеризуется появлением металлургии и обычая сжигать тела умерших. Но между этими двумя последовательными ступенями цивилизации все же не следует ставить резкой границы. Архитектура дольменов и свайных построек достигает полного развития именно к моменту появления металлов. Погребение через зарытие в землю существует наряду с сожжением. Само сожжение имело прецеденты в предшествующем периоде. Наконец, металлы не изгнали разом полированного камня, как последний не изгнал разом камня отбивного.
Внутри металлического века обыкновенно различают бронзовый и железный. Железо, правда, люди узнали очень рано. Но это было железо плохого качества; из него нельзя было изготавливать ни оружия, ни украшений — единственных предметов, сбереженных до нашего времени могилами. Охотнее пользовались бронзой, которая отличается большей прочностью и блеском. Но так как сама бронза есть соединение олова и меди, то предполагает предварительное употребление того и другого в отдельности, — если не олова, которое слишком мягко и не часто попадается, то хотя бы меди, которая тверда и очень распространена. Стало быть, «медный» век был необходимым этапом перед бронзовым. В областях Франции он представлен топорами, подражающими по форме неолитическим, кинжалами, вышедшими из наконечника копья или стрелы неолитического века. За медными кинжалами пойдут такие же бронзовые.
Откуда население страны добывало олово? Так как оловоносные залежи Индо-Китая были в древности недоступны Западу, то оставалось искать его в Касситеридах, т. е. в Корнуэльсе. Оно доставлялось сухим путем с северных концов европейского материка к народам Эгейского моря, а оттуда — в Египет. А так как первые образцы египетской бронзы восходят не менее, чем за три тысячи лет до P. X. (Рождества Христова), то ясно, к какой древности надо отнести появление ее в наших странах, более близких к ее источнику.
Бронзовый век развил свой особый художественный стиль. Мадленское искусство с его подражанием живой природе исчезло вместе с четвертичной эпохой. Человеческие изображения (фигуры женщин в шампанских гротах и в департаментах Гар, Уаз, Авейрон) еще попадаются в неолитическую эпоху; но в них не чувствуется рука мадленского художника. Человеческие и животные формы заметно исчезают и вырождаются, играя роль орнаментального мотива. Они уступают место стилю, названному «геометрическим», ибо он состоит из линий, — прямых, кривых и ломаных, меандров, кругов, квадратов, ромбов, образующих род плетения и расположенных симметрично. Этот стиль будет господствовать в северной и средней Европе и передастся даже Италии и Греции.
Общность черт, которыми характеризуется по всей Европе бронзовая и железная цивилизация, дает нам право обозначать разные ее фазы и внутри Франции именами стоянок, лежащих за ее нынешними пределами. Так, взяв за тип Галльштатский некрополь в Зальцбургских горах, мы устанавливаем «галльштатский» период, характеризующийся расцветом геометрического стиля и изобретением бронзового меча. Но и здесь уже начинает попадаться железный меч, который, несмотря на его несовершенство, отмеченное классическими авторами, получает предпочтение, несомненно, потому что железо стало больше распространяться здесь и давало возможность вооружить больше воинов. За галльштатским периодом, получившим также имя «первого железного века», следует латенский[8], где железо заменяет бронзу в утвари и украшениях и служит уже для выделки оружия, особенно мечей.
Галльштатская цивилизация под конец уже не является немой. В IV веке до Р. X. галльштатский меч — длинный железный меч — разносит по всему античному миру ужас кельтского имени. Тенским мечом вооружены воины Верцингеторикса. Таким образом, исходя из глубины палеолитических веков, мы вышли на полный свет истории.