[23]. Кроме того Центральный Комитет постановил созвать 24 сентября партийное совещание из членов Центрального Комитета большевиков, Петербургского комитета и фракции Демократического совещания.
Партийное совещание состоялось в намеченный день и приняло резолюцию с призывом:
«… приложить все усилия для мобилизации широких народных масс, организованных Советами… являющимися теперь боевыми классовыми организациями, переход власти к которым становится лозунгом дня»[24].
Неправильная линия большевистской фракции была выправлена.
Но противники восстания вместо борьбы за немедленное взятие власти продолжали цепляться за участие в Предпарламенте. Это течение нужно было разоблачить и преодолеть.
Центральный Комитет большевиков 24 сентября призвал партию требовать немедленного созыва съезда Советов в противовес Предпарламенту, а на местах, где глубже было революционное настроение, приступить к созыву явочным порядком областных и окружных съездов.
«Долг пролетариата, как вождя русской революции, — писал Сталин в передовой статье «Рабочего пути», — сорвать маску с этого правительства и показать массам его настоящее контрреволюционное лицо… Долг пролетариата сомкнуть ряды и неустанно готовиться к грядущим битвам.
Столичные рабочие и солдаты уже сделали первый шаг, выразив недоверие правительству Керенского — Коновалова…
Слово теперь за провинцией»[25].
За день до решения Центрального Комитета большевиков — 23 сентября — эсеро-меньшевики в Центральном исполнительном комитете под давлением масс постановили, наконец, созвать II съезд Советов на 20 октября. С 27 сентября «Рабочий путь» выходит под лозунгом: «Товарищи рабочие, солдаты и крестьяне! Готовьтесь к Всероссийскому съезду Советов на 20 октября! Немедленно созывайте областные съезды Советов!»
На заседании 29 сентября Центральный Комитет постановил созвать 5 октября съезд Советов Северной области, т. е. Финляндии, Петрограда и ближайших к нему городов, где господствовало большевистское настроение. Задачей съезда ставилось ускорить агитационную и организационную подготовку вооруженного восстания.
Обстановка к началу октября 1917 года снова изменилась. Революция сделала ещё шаг вперёд и подвела страну вплотную к восстанию.
В Финляндии власть фактически находилась в руках Совета. Под нажимом революционных матросов, солдат и рабочих областной комитет Советов, где ещё сильны были оборонцы, вынужден был созвать областной съезд Финляндии.
Третий областной съезд открылся в Гельсингфорсе 9 сентября. С первых же минут стало ясно, что подавляющее большинство делегатов стоит на революционных позициях. Первые два съезда Финляндии были оборонческими, теперь оборонцев почти не было видно. Всюду — решительные, смелые лица готовых к борьбе матросов, солдат, рабочих. На съезде с самого начала образовалось прочное большинство из большевиков и отколовшихся от своей партии «левых» эсеров. Они голосовали за большевистские резолюции. Лишь по вопросу о власти «левые» эсеры внесли самостоятельную резолюцию. Однако большинством 74 голосов против 16 была принята резолюция большевиков. В новый областной комитет прошли 37 большевиков, 26 «левых» эсеров и 2 меньшевика-интернационалиста.
После съезда началась быстрая большевизация Советов Финляндии. В наиболее важных центрах — Выборге, Гельсингфорсе — большевики заняли в Советах преобладающее положение. Одновременно активизировались Советы и других окружающих Петроград городов, где стояли крупные гарнизоны. Они также выносили резолюции с требованиями созыва II съезда Советов. Советы Кронштадта, Юрьева, Ревеля выдвинули своим боевым лозунгом: «Вся власть Советам!»
Ближайший тыл Петрограда оказался в руках большевиков. Северный фронт так же, как и Финляндия, готов был поддержать большевистскую партию. В Петрограде пролетариат требовал перехода власти к Советам. В Москве на недавних выборах в районные думы большевики собрали более половины всех голосов. Выборы в Москве явились едва ли не наиболее верным признаком глубокого поворота в массах. Москва по сравнению с Петроградом была более мелкобуржуазна. Московский рабочий был теснее связан с деревней, ближе к деревенским настроениям. Голосование в Москве, где большевики среди солдат собрали 14 тысяч голосов из 17 тысяч, говорило не только о готовности пролетариата к борьбе, но и о резком повороте деревенских масс.
В столицах, в промышленных центрах, окружающих Москву и Петроград, на ближайших фронтах в армии партия Ленина имела за собой большинство. С Урала и Донбасса, с Поволжья и Украины также шли бодрые вести о полной готовности к новой, пролетарской революции.
Изменилась и международная обстановка. Отдельные случаи мятежей превратились в начало военных восстаний. В Германии, где царил военно-каторжный режим, в сентябре 1917 года восстали матросы пяти крупнейших судов. Матросы выбросили за борт капитана крейсера «Вестфален» и высадились на берег. Моряки крейсера «Нюренберг» арестовали офицеров и двинулись в Норвегию, чтобы там высадиться. Правительственные миноносцы окружили восставший крейсер и под угрозой потопления вернули его в Германию. Движение настолько разрослось, что молчать о нём уже было невозможно. Германское правительство выступило в рейхстаге с признанием, что во флоте разразилось восстание.
События в Германии несомненно указывали на перелом в настроении революционных масс Европы. Они служили признаками кануна революции во всём мире.
«Кризис назрел, — писал Ленин 29 сентября. — Всё будущее русской революции поставлено на карту. Вся честь партии большевиков стоит под вопросом. Всё будущее международной рабочей революции за социализм поставлено на карту.
Кризис назрел…»[26]
Ленин решил, что момент наступил: лозунг действия — подготовка вооружённого восстания — превратился в директиву— выступать сейчас.
В такую минуту цепляться за Предпарламент граничило уже с предательством революции. Не осмеливаясь открыто выступать против восстания, противники его предлагали ждать съезда Советов. Отложить же решение вопроса о власти до съезда Советов значило выдать врагу назначенный для выступления срок. Противник получал возможность подтянуть силы и разгромить центры и организации восстания. Это означало фактически идти на провал дела, отдать инициативу врагу.
Позицию отсрочки восстания до съезда Советов занял Троцкий. 20 сентября, выступая в Петроградском Совете, он говорил, что вопрос о власти решит съезд Советов. До этого Троцкий считал возможным ликвидацию «совета пяти» (так называлось правительство Керенского. — Ред.) и выделение Демократическим совещанием Временного комитета.
Надеяться, что подтасованное предателями совещание сможет создать какое-то «переходное» правительство до съезда Советов, значило идти в соглашательскую ловушку, дезориентировать массы в решающий момент.
На следующий день Троцкий на фракции Демократического совещания снова предложил отложить окончательное решение вопроса о власти до съезда Советов.
Троцкий не осмелился выступать открыто против вооруженного восстания, но на деле, подобно Каменеву, срывал восстание. Как и все меньшевики, Троцкий боялся восстания, считая возможным мирно решить вопрос о власти. Троцкий доказывал, что отказ вывести гарнизон из столицы на три четверти якобы решает вопрос о победе революции. По существу, позиция Троцкого вела к сохранению буржуазной власти. Мало того, откладывая восстание до съезда Советов, Троцкий открывал карты врагу, расстраивая революционные ряды и демобилизуя настроение рвущихся в бой масс.
Ленин резко обрушился на саботирующих восстание. Со страстностью революционного борца, уверенного в победе, Ленин указывал на предательский характер отсрочки.
С решительностью вождя, понявшего, что назрел самый подходящий момент, Ленин клеймил упирающихся. В специальном приложении к статье «Кризис назрел», написанном для Центрального Комитета, Петроградского и Московского комитетов, Ленин писал, дважды и трижды подчёркивая отдельные места:
«Ждать съезда Советов есть полный идиотизм, ибо это значит пропустить недели, а недели и даже дни решают теперь всё. Это значит трусливо отречься от взятия власти, ибо 1–2 ноября оно будет невозможно (и политически и технически: соберут казаков ко дню глупеньким образом «назначенного» восстания).
«Ждать» съезда Советов есть идиотизм, ибо съезд ничего не даст, ничего не может дать!»[27]
Настойчиво и решительно Ленин снова и снова повторяет свои доводы за немедленное восстание. За нами большинство в стране. Советы обеих столиц — наши. У эсеров и меньшевиков полный развал. Мы несём лозунги, обеспечивающие полную поддержку трудящихся: Долой правительство, затягивающее мир! Долой правительство, подавляющее крестьянское восстание против помещиков!
«Победа восстания обеспечена теперь большевикам, — призывал Ленин, — … мы можем (если не будем «ждать» Советского съезда) ударить внезапно и из трёх пунктов, из Питера, из Москвы, из Балтийского флота… мы имеем тысячи вооружённых рабочих и солдат в Питере, кои могут сразу взять и Зимний Дворец, и Генеральный Штаб, и станцию телефонов, и все крупные типографии, не выбить нас оттуда, а агитация в армии пойдёт такая, что нельзя будет бороться с этим правительством мира, крестьянский земли и т. д.»[28]
По получении этого письма Центральный Комитет 3 октября решил вызвать Ленина в Петроград для постоянной и тесной связи.
Ленин был недоволен тем, что ему приходилось оставаться далеко от разгоравшейся в столице борьбы. Письма из Петрограда запаздывали. Столичные газеты приходили лишь на другой день к вечеру. Вождь пролетарской революции стремился быть ближе к водовороту революционных событий. Ленин заявил, что хочет перебраться в Выборг. У театрального парикмахера купили стариковский парик. Владимира Ильича опять загримировали. 17 сентября он выбрался из Гельсингфорса. В Выборге Ленин обосновался на окраине города, у редактора местной социал-демократической газеты Лат