История и теория медиа — страница 5 из 21

История медианосителей и технологий медиа

В этой главе учебника мы переходим от рассмотрения эволюции коммуникаций как различных форм передачи идеологий (и соответственно от фокуса на контенте медиа) к изучению трансформации их физических форм, усложнения медиатизации различных аспектов повседневной жизни и того, каким образом изменение медианосителей сопровождало развитие общественных отношений.

§ 1. Ранние формы существования книги и практика ее публичного потребления

Мы уже говорили о трансформации основных носителей письма и форм книги. Среди носителей письма выделялись глиняные и гипсовые таблички, папирус, пергамент и бумага. А форм книги мы выделяем всего две: свиток (volumen) и кодекс (современная форма книги).

Первые свитки делались из склеенных листов папируса. При изготовлении писчего материала стебли папируса очищались от коры и разрезались вдоль. Получившиеся полоски раскладывали внахлест на ровной поверхности. На них выкладывали под прямым углом еще один ряд полосок и все это помещали под пресс. После сушки лист папируса отбивали молотком. Получившиеся листы папируса склеивались в свитки. Сторона, на которой волокна шли горизонтально, была лицевой (лат. recto). Папирус применяли с III тысячелетия до н. э. в Египте, затем в Древнем Риме, где принимались специальные меры для регулирования своевременности доставки папируса в столицу империи. Там существовали восемь категорий папируса, которые использовались для разных целей. Из них «августейший» – для наиболее дорогих манускриптов и записей, а наиболее дешевые разновидности – для упаковки. В связи с дороговизной папируса для некоторых видов текстов его заменяли деревянными и глиняными табличками, а камышинку – стилетом. Из-за дезинтеграции Римской империи папирус перестают завозить, и возникает потребность переключиться на иной носитель.

Однако свиток как форма книги осложнял практику копирования и ознакомления с текстом (сложно делать закладки; необходимо при чтении вращать свиток с двух сторон), поэтому преимущественно такие книги делались для религиозных нужд – служения и чтения молитв с листа. Главной проблемой было копирование. В античные времена автор чаще диктовал книгу секретарю, чем писал ее сам. Секретарь сначала делал черновик на табличке воска, а потом переносил текст для правки и корректировки на папирус (то есть свиток). До нас дошли письма Цицерона, в которых тот сообщает о своих отношениях с Титом Помпонием Аттиком, богатым римлянином, любителем и изготовителем различных книг. Аттик коллекционировал предметы искусства и жил преимущественно в Греции. Среди людей, работавших на него, Цицерон выделяет три категории – грамотные молодые люди (pueri litteratissimi), чтецы (anagnostae) и копиисты (librarii); в основном все они – рабы. Неизвестно, извлекал ли доход Аттик из своей деятельности; свидетельств об этом не сохранилось. Известно лишь, что он предоставлял бесплатный доступ к своей библиотеке грамотным людям и своему другу Цицерону.[136]

Сегодня мы располагаем немногими данными об уровне грамотности тех лет, но, судя по всему, в городах он был вполне высок, о чем свидетельствуют надписи на зданиях. Сами по себе книжные магазины чаще всего были копировальными конторами, однако позднее (I–II вв.) происходит постепенное отделение функции «копирование» от функции «выставление». Как уже говорилось (см. гл. 3), с развитием различных функций, в том числе светских, книги стали требовать все более частого копирования, которое было затруднительным в связи с устаревшей формой книги.

В связи с переходом к новому носителю письма – пергаменту – меняется технологический процесс производства книги. Первоначально довольно долго, несколько месяцев, готовили пергамент: производилось ошпаривание, дубление, промывка и т. д. Затем пергаментщик разрезал шкуру на листы свинцовым карандашом. Формат книги, как правило, предполагал наименьшее количество отходов. Потом кожу чистили пемзой. Ей же счищали с уже использованного пергамента текст. После этого лист размечали: выделяли поля, оставляли место под иллюстрации, которые уже после нанесения самого текста делались углем и другими материалами.

Имя автора указывалось не всегда, так как зачастую было неизвестно. Вместо этого на титульном листе писали имя копииста. Так возникает кодекс как форма книги. Членение кодекса на устойчивые элементы – развороты – позволяло читать текст частями и было шагом к организации книжной навигации, то есть упрощению перемещений читателя по книге. С уходом от свитка и изменением формы книги меняется и практика чтения. Если свиток представлял копию устной речи и не был структурирован, то кодекс уже имел разделы и даже параграфы.

В Средние века книги, как уже отмечалось, были уделом университетских преподавателей богословия, студентов и отдельных наиболее образованных духовников. Для нужд образовательной корпорации книги необходимо было копировать. Этим занимались монахи в скрипториях – переписных конторах.

Рабочее место копииста представляло собой пюпитр с несколькими полками для складывания книг и писчих материалов – чернил и др. Чернила делали из чернильного ореха, уксуса, вина, купороса. Над пюпитром обычно находилась подставка для манускрипта, копирование которого производилось. Часто, если это был свиток, работник переписной конторы держал его на коленях. После заполнения листы сгибались, образуя тетрадку.[137]

Увеличение объемов таким образом производимых книг привело к трансформации и способов начертания, то есть к графическим изменениям латинского книжного алфавита. В стремлении экономить время переписчики постепенно перестают отрывать руку от манускрипта во время копирования. Так появляется вариант начертания латинского алфавита, который назывался «рустика». С него начинается разделение букв на прописные и строчные.

Появление кодекса как формы книги совпало по времени с распространением христианства. И это учение приобретало популярность в том числе в результате более активного использования новых переписных форм. Распространение монашества стало еще одним катализатором тиражирования книг, поскольку именно монахи занимались копировальными (переписными) работами. Монастырь, становясь центром духовной и интеллектуальной жизни, коллекционировал и воспроизводил книги. Так возникают средневековые духовные и монастырские библиотеки, становившиеся прибежищем письменной культуры в мире культуры устной. В условиях феодальной и государственной раздробленности низкий уровень грамотности приводил к тому, что светская письменность, характерная для Античности, пришла в упадок, а бытовали в первую очередь религиозные виды письменностей.

Возврат к светской письменности происходит позднее, в наиболее централизованных государствах Запада – Англии, Франции. После прихода к власти Карла Великого (начало династии Каролингов) во Франции власть опирается на церковь и начинается возрождение латинского начертания и латинской литературы преимущественно с опорой на монастыри и папскую власть. В этот период появляется новый тип письма – «каролингский минускул». Идет работа по систематизации Библии и ее разделение на части. Так возникает подобие глав. Тогда же отмечаются многократные варианты переписывания книг (в печатную эпоху мы бы назвали их переизданиями) Библии и стандартизация текста Евангелия. В настоящее время доступны порядка 9 тыс. каролингских манускриптов.[138]

В V–XI вв. письменность, как видим, была уделом клерикалов. Церковь как таковая унаследовала роль Римской империи и обеспечивала передачу греко-латинской культуры. Практически все тексты копировались на латыни и имели отношение к Библии, переведенной на латинский язык Блаженным Иеронимом в конце IV в. (Biblia Vulgata – «Общепринятая Библия», как ее называли).

В IX–XI вв. ситуация меняется. Люди все больше и больше обращаются к церкви, особенно на волне европейского демографического кризиса, вызванного войнами и эпидемиями. Церковь становится более массовой, кроме того, развиваются города как центры торговли, что тоже играет свою роль в массовизации книги. Проблема широкого распространения возникает тогда, когда тематика книг перестает замыкаться на церковной литературе и начинает выходить за пределы религиозного содержания. Появляются университеты и первые светские специальности – право и медицина. Право изучалось на основе свода римского гражданского права «Corpus iuris civilis», составленного в VI в. при императоре Юстиниане, а медицина – на основе греческих текстов (преимущественно Аристотеля), переведенных на арабский. Церковь проявляет беспокойство по поводу появления таких текстов и вводит регулирование – licentia docendi (лат.), то есть разрешение на право ведения образовательной деятельности, выдаваемое диоцезом. Так, собственно, и возникло подчинение университетов церкви.

В связи с появлением университетов усиливается роль письменности. Университеты были обязаны обеспечивать учащихся литературой. Для этого при них стали создаваться переписные конторы и книжные лавки. В университетах же начинают продаваться переписные материалы (пергамент, бумага и проч.). В качестве еще одного фактора, меняющего характер книги, можно назвать постепенное укрепление сословия горожан и буржуазии, а также государственных клерков. Государственная администрация все больше и больше нуждается в грамотных людях, способных вести учет, оформлять бумаги. При Карле V Мудром активно развиваются административные функции государства, создаются Счетный суд, канцелярия, нотариат.

Меняется и структура королевского двора, что очень сильно изменило спрос на книги. Происходит сдвиг от феодальной логики к монаршему абсолютизму. Принц отныне нанимает на работу людей творческих, в том числе музыкантов, и становится коллекционером книг. Динамика изменения количества выпускаемых книг показана в таблице 5.1.

Таблица 5.1

Количество выпускаемых книг в Европе и процент прироста в VIII–XV вв.

Источник: Составлено на основе [Barbier, 2006].

Внимания заслуживает и трансформация библиотек. В античные времена самой известной, еще с эллинской эпохи, была библиотека в Александрии. В то время Александрия играла роль культурной столицы эллинского мира. Задачей библиотеки было сохранять греческую культуру, но также предоставлять удобное место для работы интеллектуалам. В этой библиотеке работали такие греческие ученые, как Евклид и Архимед. Библиотеки были и в других краях империи Александра Македонского – в Месопотамии и Антиохии.

Первые римские библиотеки формировались из трофейных, захваченных в походах против финикийцев и греков. В I в. появляются частные библиотеки, а публичные позже. В Средние века библиотеки существовали как разрозненные коллекции книг при монастырях; в государствах более централизованных (XI–XV вв.) они возникают при университетах и королевском дворе.

Таким образом, как мы можем видеть, изменения формы книги были связаны с изменением носителей для письма, а это, в свою очередь, как утверждают многие авторы, повлекло за собой трансформацию принципов организации книги, а следовательно, и композиции. Разумеется, такой взгляд имеет свои ограничения, предлагая технологически детерминированный подход к изменению типов и форм коммуникации. Альтернативой ему является представление, согласно которому социальные перемены ведут к изменению потребностей в новых видах носителей и новых формах письменности. Эти альтернативные подходы и их критика представлены в том числе во второй части учебника.

§ 2. Роль книгопечатной революции в трансформации социальной системы европейских государств

Долгое время никого не занимали изменения, которые принесло появление печатного станка в Европе, хотя очевидно, что печатное дело кардинальным образом повлияло на саму работу историка. Значительная часть того, на чем базируется сегодня историческое знание, пришла благодаря печатному делу, в первую очередь благодаря увеличению физического количества копий и, следовательно, доступности для историков большего количества источников.

Выше уже шла речь о том, как сложилась культура манускрипта. Именно с ней связан особенный характер надиктованной книги, которая представляла собой гибрид устной и письменной речи. Кроме того, в случае с рукописными книгами было трудно понять, сколько произведений объединено в одном переплете. В 1483 г. во Флоренции типографская контора Риполи просит за печать перевода «Диалогов» Платона три флорина за тетрадь (книга состояла из 30 тетрадей). За такую же работу переписчик просил один флорин. Но ателье при этом выпускало 1025 экземпляров книги, а переписчик – лишь один.[139]

Появление первых книгопечатных прессов в городских центрах побережья Рейна в 1460-х годах привело в первую очередь к молниеносному увеличению физических объемов книгопроизводства. «Представим себе, что 50-летний человек, родившийся в 1453 г., то есть тогда, когда пал Константинополь, исследует свою жизнь. Он обнаружит, что со времени его рождения 8 млн книг появилось на свет, что значительно превышает количество рукописных книг, созданных всеми переписчиками Европы с момента создания Константинополя в 330 г. нашей эры».[140]

Эволюция культуры книги касается прежде всего ее структуры. Если переписка книг велась живым человеком, в одном экземпляре, то печать шла тиражами, поэтому ошибки были более заметными. Для того чтобы удобнее было исправлять печатную форму, нужно было разбивать текст на страницы, делать заголовки и подзаголовки. Вместе с тем такое членение книги делало более структурированным процесс ее чтения и восприятия: можно было в нужный момент прервать чтение, а затем вернуться к нему.

Иллюстрации тоже перестают производиться отдельно от текста, как это было раньше. Оттиск изображений теперь делался одновременно с оттиском самого текста. Отныне помимо чисто иллюстративных книг (например, книг по искусству) иллюстрация становится важной частью обычных полнотекстовых книг, что привело к росту значения научно-технической и научно-популярной книги. В книгах по технике, астрономии, математике стало меньше слов, а больше иллюстраций, в том числе вклеиваемых отдельными листами. Так стимулировалось обретение этими науками самостоятельности и независимости от философии и теологии.

Произошла реорганизация книгопечатных профессий: теперь в одной типографии сосредотачивались все профессии книжного дела (хранители клише, наборщики, продавцы, иллюстраторы, переплетчики и др.). Главным человеком в книжном деле становится типограф, который из ремесленника (этот образ скорее характерен для работника скриптории) постепенно превращается в предпринимателя и занимается поиском источников финансирования, определением ассортимента книг, рекламой и т. д.

Вопрос о том, насколько массово увеличившееся количество печатных экземпляров книг находило своего потребителя, не столь однозначен, как кажется. Доминирует суждение, что средневековая Европа почти поголовно была неграмотной. Однако некоторые историки коммуникаций сомневаются в этом. Профессор Мичиганского университета Элизабет Эйзенштейн указывает, что письмо никогда не являлось привилегией богатых людей (перепиской книг в Риме занимались рабы). Первоначально понятие «вульгарная книга», или «вульгата», относилось ко всем сочинениям, переведенным с латыни на местные языки. Это, разумеется, встречало сопротивление со стороны папского двора и католических клерикалов, однако монахи в отдаленных монастырях, проповедники, духовники игнорировали мнение папы, считая, что Библия на локальном языке привлечет паству.[141]

Сжато охарактеризуем печатную культуру, которая сформировалась в результате массового распространения книгопечатания. Ее отличительными признаками были следующие:

• изменение характеристик «редкости» книги. В первую очередь нам необходимо отметить изменение спроса на книгу и рост ее физической доступности. Тиражирование привело к массовому обороту различных копий одной и той же книги по всему миру, что делало книгу действительно сохраняемой. Это, в свою очередь, меняет всю ментальную ориентацию человека – одни сочинения начинают опираться на другие и использовать их в качестве источников. «Чужие» книги перестают быть редкостью, поэтому часто становятся объектом цитирования, что благотворно влияет на взаимодействие культур и накопление знания, в том числе – через научные тексты, построенные на отсылках к предыдущему знанию;

• стандартизация. Как при переписывании, так и при печати текста возникали многочисленные ошибки. Однако если при переписывании общее количество экземпляров с ошибками увеличивалось на одну копию, то при появлении книгопечатания каждая ошибка тиражировалась многократно. Для того чтобы исправлять опечатки, типографы вкладывали в книги листы опечаток, которые называются «эррата» (от лат. errata – ошибка), куда читатели могли сами вписывать опечатки и отправлять в редакцию. Так налаживался контакт между типографией и читателем. Универсализация работы с опечатками была частью общего процесса стандартизации книг, карт, схем, изображений и шрифтов. Тем же образом мореходы присылали свои замечания к географическим картам, биологи – к изображениям в учебниках и т. д. Унификация формы приносила в жертву точность и порой была курьезной: к примеру, в «Нюрнбергских хрониках» одно и то же изображение обозначало различные города – Майнц, Болонью, Лион;

• эффекты текстовой организации. Маршалл Маклюэн писал, что визуальная организация текста меняла ментальные процессы читателя,[142] которые все больше и больше рационализировались вслед за структурированием книги, превратившейся из обычного длинного текста (кальки устной речи) в организованное особенным образом и самостоятельное произведение. Универсальным способом текстовой организации и каталогизации становится алфавитный порядок. В Средние века зачастую каждый переписчик использовал свой метод классификации текстов, а каждая библиотека по-своему распоряжалась формами каталогизации. Новый способ каталогизации становится единственно приемлемым для хранения литер в наборной кассе печатного станка. Более всего стандартизация касается правовых текстов. В Средние века преподаватель права зачастую имел весьма обрывочные представления о классической модели римского права, так как оно имело форму свода «Corpus iuris civilis», который в единственном экземпляре хранился в библиотеке Пизы. После издания кодекса в 1556 г. была необходима огромная работа по удалению анахронизмов;

• способность к сохранению текстов. Казалось бы, бумага того времени – материал такой же легко портящийся, горючий и хрупкий, как и используемый в допечатную эпоху, однако после появления печати возможности и эффективность сохранения текстов многократно возросли. Томас Джефферсон высказал основной принцип этого сохранения.[143] По его замечанию, чем больше тексты запирать в шкафах и прятать от публики, тем больше вероятность того, что они потеряются. И наоборот, чем больше множить тексты и давать их в свободный доступ, тем меньше вероятность их потери. Именно массовый характер печати, таким образом, даст возможность сформировать литературные языки стран Европы, тогда как при отсутствии массовой печати такое было бы вряд ли возможно (языки были бы все равно локальными в связи с незначительным тиражированием книг, что, в свою очередь, было связано с несовершенством носителя (точнее, способа его воспроизводства)). Возможность сохранять тексты будет также способствовать поощрению личного признания в связи с персонализацией авторства книги. Отныне не тот, кто диктует, становится автором книги и не переписчик, а подлинный автор рукописи. Фактически с возникновением книгопечатания появляется и полноценный титульный лист книги, на котором указывается автор.

Безусловно, не одно столетие после появления печатного станка устная и печатная культуры коммуникации тесно переплетались: зачастую книги в деревнях читались вслух грамотными людьми, а затем пересказывались. В то же время появление печатного дела в значительной степени способствовало обособлению индивидов. Отныне они могли участвовать в публичной жизни, не выходя на улицу. Значение индивида стало выше, чем значение социальной группы, к которой он относился, что способствовало социальному лифту, то есть перемещению индивидов из одних социальных слоев в другие. Когнитивное участие граждан в отдаленных событиях (въезды монархов в города и др.) увеличилось, потому что жителям массово были доступны тексты об этих событиях, в том числе и облик монархов (отныне лицо короля или властителя той или иной территории стало знакомо жителям).

Однако два фундаментальных социальных изменения, которые повлекло за собой появление книгопечатания, по мнению Элизабет Эйзенштейн, связаны с массовостью распространения двух коренных реформ того периода – духовной, предложившей альтернативную католической трактовку христианства (известна как Реформация и распространение протестантизма), и культурной, положившей начало новому направлению в культуре Нового времени – эпохе Возрождения.

До сих пор реформы средневековой культуры проходили незамеченными и им не удавалось кардинально изменить ход европейской культуры. Но Возрождение стало именно кардинальной трансформацией характера всей культуры в связи с возможностью массового тиражирования, благодаря печатному типографскому промыслу, наследия Античности, что, в свою очередь, привело к росту интереса к культуре античного периода. В эпоху Средневековья возвращение к античной культуре имело циклический характер, в нем были свои взлеты и падения. Однако Возрождение характеризуется тем, что отныне на культуру Античности стали смотреть с фиксированного расстояния, поскольку печатное дело дало возможность окончательно атрибутировать тексты античных авторов, понять, как хранить документы, книги, унифицировать исторические данные. В самом деле, на заре Возрождения любители искусства не могли отличить античную статую V в. до н. э. от скульптуры Микеланджело, так как в целом представления о периодах распространения и циклах культуры не существовало в обобщенном виде. И лишь через сто лет после появления печатного дела возник всеобщий, обобщенный взгляд на Античность, свойственный рационализаторам. Именно после появления станка Гутенберга достижения Ренессанса приобретают массовое значение, и вполне вероятно, что без Гутенберга значение таких авторов раннего Возрождения, как Петрарка, было бы другим.

То же самое можно сказать о переходе с готического шрифта на романский, что часто характеризовали как отказ от культуры Средневековья и переход к монументальному Возрождению. На самом деле вопрос можно было бы поставить и по-другому: а не произошел ли этот переход всего лишь потому, что романский шрифт Возрождения употреблялся в печатных книгах?

Аналогичный взгляд существует и на роль книгопечатания в религиозном расколе католиков и лютеран. Было бы ошибкой утверждать, что не существовало иных, альтернативных католичеству учений на территории Европы в допечатную эпоху. Однако в силу их узости и небольшой массовости эти учения редко когда выходили за рамки обычной ереси, с которой боролась инквизиция. Зачастую утверждается, что Реформация (лютеранство) было первым религиозным движением, использовавшим печатное дело для своих нужд. На самом деле впервые христианская религия прибегла к этому инструменту во время Крестового похода против турок. Католичество называло книгопечатание «божьим даром» или «божественным искусством». Вместе с тем Реформацию можно по праву назвать первым религиозным движением, которое в полной мере воспользовалось потенциалом книгопечатания для прозелитизма (то есть для религиозной пропаганды).

В очень схожей ситуации развивалась другая крупная религиозная схизма – раскол между старообрядчеством и новообрядчеством в Православной церкви. Патриарх Никон ввел и утвердил на Московском соборе 1654 г. «книжную справу», то есть масштабное исправление и перепечатывание религиозных книг на основе старославянских и греческих источников. Специальная комиссия зафиксировала существенные расхождения в обрядах между московским православием и греческим каноном: отличались тексты молитв, а также ряд других канонов, по которым проводилась служба. В Псалтири было велено опустить статьи о двуперстном крестном знамении и о 16 земных поклонах на «Господи и Владыко живота моего». Исправление книг по греческим источникам вполне согласовалось с амбициями тогдашнего царя Алексея Михайловича стать царем всех православных христиан, включая греков.[144] Массовое тиражирование новых канонических книг привело к масштабному расколу, репрессиям внутри церкви, в ходе которых был сожжен заживо один из самых яростных противников реформ Никона – протопоп Аввакум. Раскол продолжался вплоть до начала XX в., когда старообрядцы и новообрядцы были окончательно уравнены в правах. Старообрядцы противопоставляли продукции Московского печатного двора (Никон фактически распоряжался Печатным двором) собственные типографии, зачастую в землях, расположенных за пределами княжества Московского (например, в Литовском княжестве), и в этом смысле ситуация сильно напоминала раскол католиков и лютеран.

Парадокс заключается в том, что и Ватикан, и православные иерархи очень радушно приняли книгопечатание, и церковь была первым и главным заказчиком книг. Вместе с тем церковь была и первой институцией, которая ввела списки запрещенных книг и иные инструменты контроля. Как уже отмечалось, использование протестантизмом книгопечатания дало толчок развитию литературы на национальных языках, что способствовало возникновению национальных государств в Европе. Национализм в европейских странах возрастал пропорционально повышению уровня грамотности населения.

Важно отметить еще одну социальную трансформацию, которую приносит с собой печатная книга: если до книгопечатания книжный промысел был частью корпорации, а следовательно, был ориентирован на заказы со стороны университета, то отныне типографский промысел – рыночное предприятие, которое предлагало книги открытому рынку (даже если типографы при этом еще несколько веков формально входили в состав корпораций университетов). Таким образом, сам по себе капитализм и частная инициатива, для которых догматика Реформации была питательной духовной средой, активно развивались именно в рамках книгопечатного промысла. Книжное издательство стало одним из первых видов капиталистических предприятий, основанных на принципе разделения труда.

Наконец, книгопечатание дает толчок развитию науки, и происходит это в первую очередь в результате классификации и называния природных явлений единым образом. Не было единых стандартов, как называть бабочек, растения, животных, звезды. В этом смысле заслуга Коперника состоит в том, что он взял много от предыдущих астрономов, объединив их тексты. Прежде всего от Птолемея. Астрономия со времен Средних веков не получила нового инструмента наблюдения, но получила то, что называется «инструмент хранения наблюдений», каковым была печать.

§ 3. Изобретение телеграфа и система государственных монополий на средства связи

Получив достаточно современный носитель письменности – бумагу – и современную форму предоставления информации – книгу, средства коммуникации стали совершенствоваться, развиваясь в сторону дистантной связи, то есть способности передавать письменную информацию на расстояние. И таким носителем дистантной связи становится телеграф (вначале оптический, а затем электрический). Изобретение этой коммуникации полностью совпало с эпохой Великой французской революции и теми коммуникативными задачами, которые стояли перед молодой республикой.

Идея коммуницировать на расстоянии принадлежала английскому астроному Роберту Хуку (1635–1703), который еще в 1684 г. озаглавил свою – как сказали бы сейчас – футурологическую работу «Способ передавать свои мысли на большие расстояния». Однако техническое воплощение идеи Хука осуществил на заре Французской революции Клод Шапп, молодой французский физик. Он провел опыты в электротехнике, некоторые результаты были опубликованы в издании «Journal de physique» («Физический журнал»). В 1790 г. он запускает новый научный проект с целью «дать правительству возможность передавать приказы в разумные сроки».[145] Шапп ставил эксперименты со звуком, электричеством, но наиболее оптимальным ему представляется оптическое решение – при помощи увеличительного стекла и света.

К. Шапп понимает, что ему необходимы финансовая помощь и моральная поддержка Национального собрания, куда он и направляет свой запрос, поэтому главным обоснованием проекта он делает его «государственную функцию». Национальное собрание приняло на «ура» систему, позволяющую передавать текст закона и даже подтверждать его получение в течение одного сеанса связи. И 22 марта 1792 г. Шапп получает одобрение своего проекта. В 1794 г. была установлена первая линия, связавшая Париж и Лилль, где находился штаб Северной армии (около 150 км к северу от Парижа).

Система линий оптического телеграфа представляла собой башни, расположенные в непосредственной видимости друг от друга (как правило, их устанавливали так, чтобы подаваемые сигналы мог, с использованием оптического инструмента – подзорной трубы, различить смотритель). Сами сигналы подавались при помощи штанг (одной длинной и двух коротких, прикрепленных к ней), смонтированных на крыше каждой башни. Снизу эти штанги управлялись при помощи рычагов и, таким образом, могли устанавливаться в одно из 92 элементарных положений. Каждая башня принимала сообщение, а затем передавала его дальше, по цепочке. Шапп разрабатывал и постоянно совершенствовал различные коды для системы кодирования: сначала была система десятичных знаков; потом – 92 элементарных положения; затем был придуман словарь, где каждому из включенных 8464 слов соответствовал свой номер.

Таким образом, военные цели использования системы были основными. В результате большинство докладов и правительственных актов связывали будущее телеграфа с военной сферой. Но была и другая составляющая – унифицирующая. Дело в том, что до революции территория Франции, хотя она и была единым королевством, в реальности не управлялась единообразно. На разных территориях королевства были внутренние таможенные платежи, ходили разные виды денег, зачастую использовалась даже своя система мер и весов, а также разная орфография. Великая французская революция покончила с раздробленностью, ввела единое административно-территориальное деление (департаментальное, используемое до сих пор), добившись единообразия в системе государственного управления. Такая унификация требовала быстрых средств связи, и с этой точки зрения телеграф оказался как нельзя кстати. Телеграф способствовал и универсальной мобилизации (по сути, первой во Франции).

Активное государственное использование оптического телеграфа пришлось на период правления Наполеона I. Во время переворота 18 брюмера (9 ноября) 1799 г. Бонапарт разослал по всем линиям сообщение: «Законодательный корпус был переведен в Сен-Клу в соответствии со ст. 102 и 103 конституции, генерал Бонапарт назначен командующим военными силами Парижа. Ситуация под контролем».[146]

Оптический телеграф развивается преимущественно как государственное средство связи; государство при этом признавалось обладающим монополией на использование линий. По крайней мере такой вывод можно сделать из первого применения оптического телеграфа. После поражения революции и краха ряда надежд Республики, навязываемых новым режимом при помощи телеграфа (таких, как новый календарь и система мер), Шапп предлагает Директории в 1799 г. использовать телеграф для сообщения об уровне цен, биржевых курсах обмена и о приходе кораблей в порты, а в 1801 г., во время Консульства, – для сообщения результатов лотереи и передачи новостных бюллетеней, подготовленных Наполеоном. Государство одобрило тогда лишь применение телеграфа для сообщения результатов лотереи. Таким образом, государство отказывалось признавать телеграф средством «частного» обмена информацией.

Действительно, развитие телеграфной сети отвечало в основном военным нуждам. Первая линия Париж – Лилль должна была обеспечить быструю связь с Северной армией (Armee du Nord); вторая линия Париж – Страсбург удовлетворяла потребность правительства Директории в получении новостей с Раштаттского конгресса. Наполеон также приказал построить за 15 дней линию Лион – Милан для связи с Итальянской армией. После Русской кампании 1812 г. было решено продолжить линию Страсбург – Майнц, чтобы получать новости с фронта. В 1823 г., после Реставрации, была введена в строй линия Париж – Байонна (подготовка к испанскому походу). В 1829 г. Рене и Абрахам Шаппы, братья Карла Шаппа, наследники и помощники изобретателя, жалуясь на неразумное и нелогичное развитие сети, напомнили, что в 1815 г. весть о высадке Наполеона в Марселе стала известна в Лионе только спустя три дня, так как линия Лион – Тулон была построена лишь в 1821 г.[147]

Однако и за пределами Франции система отвечала тем же правилам. В Британии Адмиралтейство использовало оптический телеграф для связи с четырьмя военными портами. Сеть была полностью отлажена лишь в 1820 г. В 1832 г. Пруссия связывает телеграфной линией Берлин и Кобленц. В 1839 г. Россия строит самую длинную линию оптического телеграфа Санкт-Петербург – Варшава.

Государство жестко регулировало линии телеграфа и монопольно ими распоряжалось, несмотря на то что большую часть времени они простаивали. Частные лица пытались поэтому пользоваться системой нелегально. В 1836 г. зафиксировано первое незаконное – или, попросту говоря, пиратское – применение сети частными лицами. Два коммерсанта из Бордо подкупили начальника телеграфной башни в Туре, что на полпути передачи депеши, для того чтобы тот при пересылке официальных сообщений добавлял к ним курсы государственных земельных бумаг; это позволяло им узнавать курсы на три дня раньше конкурентов. После подобных пиратских вторжений была сделана попытка протащить в 1830 г. через французский парламент законопроект, предполагающий либо открыть частные линии, либо сделать уже существующие линии открытыми для широкой публики. Однако закон не прошел. Напротив, был принят закон о «государственной монополии на телеграф и другие средства связи», который просуществовал во Франции аж до 2000 г.

В Англии, однако, использование оптического телеграфа для частных нужд прижилось довольно быстро и безболезненно. В 1825 г. королевский указ о модернизации Ливерпульского порта гласил, что необходимо создать систему быстрого информирования фрахтовщиков и коммерсантов Англии о прибытии кораблей в порт. Через два года была открыта система оптического телеграфа для таких частных известий.[148]

Возникновение системы оптического телеграфа совпало по времени с появлением во Франции настоящей сети дорог, которые позволяли лошадям передвигаться галопом. Это увеличивало количество почтовых станций и скорость передвижения и доставки новостей и грузов, которая не менялась со времен Юлия Цезаря. Фернанд Бродель заметил, что если в 1500 г. письмо из Парижа до Венеции доходило за три недели, то на пороге XIX в. скорость его доставки сильно не изменилась.[149] Таким образом, изобретение оптического телеграфа успешно приспосабливалось к социальному спросу, направленному на дальнейшую централизацию и унификацию государства и усиление его транспортной «связности».

Электрический телеграф становится следующим шагом на пути эволюции способов передачи информации. Еще в XVIII в. велись работы по передаче информации при помощи электричества. В 1753 г. в одном английском журнале появилось предложение передавать информацию по 26 электрическим проводам, соответствующим буквам алфавита. Лишь в 1830-х годах речь зашла о практической реализации. В. Кук и Ч. Уитстон получают патент на пятипроводной аппарат, чуть позднее Э. Дэви – на двухпроводной. Общей чертой этих аппаратов было то, что микроиголка перемещалась по полоске с нанесенными буквами алфавита и тем самым замыкала и размыкала различные контакты. В 1837 г. правительство США объявляет субсидию на постройку линий телеграфа, которую в 1843 г. получает учитель рисования из Нью-Йорка Сэмюэл Морзе. Он долгое время вел лоббирование и разную другую работу, направленную на получение патентов.

Схема Морзе значительно отличалась от европейской. Вместо того, чтобы двигать иголку и обозначать различные буквы алфавита (что в известной степени усложняло процесс расшифровки телеграмм), он предложил размыкать и замыкать один контакт вручную, ключом, но выработать универсальный код, в котором различные сочетания длинных и коротких замыканий – тире и точек – давали бы различные буквы. Так появляется азбука Морзе, а аппарат Морзе начинают использовать по всему миру, и во второй половине XIX в. это изобретение заменяет собой все иные подобные системы; происходит стандартизация передачи сигнала на расстояние.

Подобно тому, как в оптическом телеграфе была необходима инфраструктура передающих башен, в электрическом телеграфе значение имели сами линии. Иными словами, изобретение телеграфного ключа предшествовало другой не менее важной проблеме – необходимости устройства универсальной инфраструктуры. В 1843 г. появилась первая линия – в Старом Свете, в Англии (ее построил Кук). А в 1844 г. С. Морзе запускает линию Вашингтон – Балтимор.

Кук, в отличие от своего предшественника Шаппа, не видит смысла ни в академическом признании своей системы, ни в заинтересованности правительства в ней. Его занимает коммерческое использование системы. Иначе говоря, если Шапп – государственный ученый, то Кук – основатель рынка данной технологии. Кук обращается со своим изобретением к хозяевам железных дорог и предлагает им при помощи данной системы улучшить безопасность в тоннелях и на других труднодоступных участках пути. В 1838 г. Кук проводит первую демонстрацию возможностей своей системы перед хозяевами железных дорог и заключает контракт с компанией Great West Railway. В 1845 г. электрический телеграф заменяет оптический на линии Ливерпуль – Уэльс. Позднее Адмиралтейство заключает договор с Куком на строительство линии Лондон – Портсмут. К середине XIX в. Адмиралтейство закрывает все свои существующие линии оптического телеграфа. Переход от устаревшей и затратной технологии к более быстрой и удобной произошел, таким образом, в Англии безболезненно.

В США телеграф пошел по тому же пути, что и в большинстве стран Европы. Морзе получил субсидию у государства, и правительство финансирует в 1844 г. первую линию Вашингтон – Балтимор, после чего подчиняет телеграф Министерству почты, директором которого становится Морзе. Чуть позднее неспособность Конгресса США финансировать вновь и вновь возникающие линии вынуждает Морзе пойти на продажу телеграфных линий или концессий на их строительство частным компаниям, что привело к огромному росту протяженности линий. В 1850 г. в США насчитывалось 12 тыс. миль телеграфных линий против 2 тыс. миль в Великобритании.[150] Абсолютным телеграфным монополистом в США становится компания Western Union, которая получала выгодные правительственные субсидии на строительство телеграфных линий, связывающих западное и восточное побережье.

Во Франции переход на электрический телеграф был длительным и чрезвычайно сложным, что связано в первую очередь с популярностью оптического телеграфа. Интересна логика французского Национального собрания, которое в 1842 г., решая вопрос о том, какая технология лучше, отдало предпочтение оптическому телеграфу. Считая, что телеграф нужен только для контроля префектов на местах, французские парламентарии пришли к выводу, что охранять 300 башен оптического телеграфа легче, чем несколько тысяч километров кабеля. Через какое-то время к проекту вернулись, и, глядя на положительный пример других стран, французы приняли решение развивать электрический телеграф. Однако первое время новый вид связи представлял собой интересный паллиатив: например, использовались аппараты, в которых при помощи двух электроиголок воспроизводились знаки Шаппа.

Уже после революции 1848 г. во Франции проявляются противоречия между потенциалом электрической телеграфной сети и государственным способом использования, который она предоставляет. Например, в нескольких докладах отмечалось, что 9/10 времени телеграфные линии простаивают, следовательно есть смысл использовать время, которое они неактивны, для коммерческих и производственных целей. В 1849 г. Наполеон III изъявляет желание действительно сделать телеграф инструментом коммерции и открыть его для частного пользования. Национальное собрание соглашается с ним, однако настаивает на ряде оговорок: нужно было идентифицировать себя в каждом сообщении, указывать свой адрес, язык должен быть понятным и т. д. При этом официально приоритет в использовании линий предоставлялся государственным новостям. В первый год после разрешения трафик от частных лиц наполовину превышает государственный; через два года – в четыре раза; в 1858 г. он увеличивается в 50 раз.

Главным и первым способом использования телеграфа стала передача биржевой информации. Она занимает более 50 % трафика частных лиц. Затем планка несколько снизится, но не опустится ниже 40 %. В Англии организуются общественные комнаты для приема новостей – news rooms, располагающиеся в мелких биржах, куда стекается последняя биржевая информация из Лондона, полученная при помощи телеграфа. Стоит заметить, что раньше идея создать в общественных местах «информационные салоны» заканчивалась провалом из-за низкой популярности у аудитории. Электрический телеграф вдохнул в них новую жизнь. Отныне в крупных общественных местах (театрах, хороших ресторанах) организовывались телеграфные комнаты, где можно было узнать свежие биржевые сводки. В США коммерческое использование телеграфа составляет 30 % трафика. Коммерсанты получали информацию о прибытии и отправке судов из портов, о цене на пшеницу и шелк в разных городах. Коммерсанты и судовладельцы могли при помощи телеграфа отслеживать путь своих судов через Великие озера и Миссисипи. Использование телеграфа еще и как средства более эффективного и оперативного управления транспортными потоками было налицо.

§ 4. Телефон и его роль в изменении системы персональных коммуникаций

«Мистер Уотсон, идите сюда, вы мне нужны» – таким, как принято считать, был первый телефонный разговор. Благодаря этой легенде, возможно, Уотсон стал известен как ассистент Александра Белла. Свои работы Белл начинал в 1874 г. с одним ассистентом; потом его команда чуть увеличилась, что ознаменовало собой эру заката индивидуальных чисто «социальных» (прокламируемых в интересах социума) изобретений. Отныне коммуникативные техники создают не одиночки, а команды (команда Белла, команда Томаса Эдисона и др.). Изобретатели перестали быть учеными, как раньше, а превратились в техников-самоучек, которые учреждали собственные предприятия, чтобы развивать и коммерциализировать свои открытия. Этой схеме соответствовали Кук и Морзе. В этой компании мы встречаем и других техников-предпринимателей, таких как А. Белл, Э. Берлинер, Д. Истман, Г. Маркони. Всех их объединяют два биографических обстоятельства: у них изначально не было технического образования; они извлекали выгоду из своих изобретений.

Не эти ли особенности делают возможным удивительное совпадение: А. Белл и Э. Грей одновременно, в один день – 14 февраля 1876 г., подают документы на патент телефонного аппарата в одном и том же городе – Вашингтоне? Ведь командная работа предполагает более активное обращение к предшествующим попыткам, прежним источникам и опытам коллег. Если перемотать время назад, то можно упомянуть Филиппа Райса, немецкого учителя, который в 1861 г. представил свой аппарат физикам Франкфурта. Тот инструмент, часто квалифицируемый как музыкальный телефон, мог также передавать речь. Во Франции Шарль Бурсёль, техник телеграфа, провел сеанс связи в Академии наук в 1854 г. и написал в «L'illustration» («Иллюстрация»): «Я спрашиваю себя, может ли речь сама по себе передаваться с помощью электричества <…>. Это осуществимо вот каким образом <…>».[151] Далее он описывал принцип передачи звуковых вибраций с помощью электричества.

Сначала констатируем, что между всеми этими изобретателями существовала связь, преемственность. Отмечают, что Грей, Белл и Эдисон были знакомы с изобретением Райса. Копия его устройства была привезена в США Джозефом Генри из Смитсоновского института. Белл, посетивший институт в 1875 г., видел этот аппарат.

Понятие «индивидуальное изобретение» уходит в прошлое. Телефон становится изобретением коллективным. Р. Хук и Ш. Бурсёль разработали технические принципы передачи речи на расстоянии, но в рамках двух разных парадигм: вибрация провода в одном случае и электричество в другом. Что до Ф. Райса и А. Меуччи, то они создали первые прототипы телефона.[152]

Эта мобилизация научных знаний ради достижения технической цели возникла в контексте того, что официальные лица начали высказывать различные полуутопические идеи об использовании телефона. Учитывая опыты Райса, А. де Парвилль в 1863 г. имел право сказать: «Речь передается, как мысль, как письмо. Суверен может руководить своей армией из одного конца Европы в другой».[153] Таким образом, во Франции телефон попал в ту же ловушку, что и телеграф: он предполагался как инструмент власти, для государственных дел. В то время как французы думали о телефоне как об инструменте власти, англичане увидели в нем инструмент торговли. По случаю обеда, устроенного у Морзе, британский министр Эдвард Торнтон в 1868 г. заявил: «Я надеюсь однажды увидеть такой технический прогресс, который позволит передавать устный разговор по трансатлантическому кабелю. Тогда мы увидим, как коммерсанты по эту сторону океана мгновенно обсуждают дела со своими поверенными на другом берегу».[154]

Так или иначе, изобретение телефона вырастает из попыток усовершенствовать телеграф: Грей, как Эдисон и Белл, работал над мультиплексной телеграфией (возможность передавать несколько сообщений по одному и тому же телеграфному проводу). Тогда-то Грей, Белл и отчасти Эдисон открыли возможность передачи человеческого голоса. Но Грей, технический эксперт, признанный в телеграфных компаниях, отдал предпочтение телеграфному мультиплексу. Наоборот, Белл, который занимался реабилитацией глухих, был гораздо более чувствителен к вопросам речевой коммуникации. Вопреки давлению своих акционеров, убежденных в том, что мультиплексный телеграф – рынок будущего, он выбрал телефон.

Первоначально телеграфные компании рассматривали телефон как способ облегчения труда телеграфистов. Так, Альфред Чандлер, одно из ответственных лиц в Western Union тех времен, увидел в телефоне «первый этап к избавлению от инструментов манипуляции. <…> С этих пор операторы будут передавать по проводам свой настоящий голос и говорить друг с другом вместо того, чтобы отправлять телеграммы».[155] Для телеграфиста, коим был Чандлер, связь на расстоянии не могла быть межличностной; она должна быть опосредованной с помощью людей – операторов, которые были компетентны для передачи информации по проводам. Белл, наоборот, задумывал сделать телефон инструментом для коммуникаций на расстоянии без посредников. Следовательно, Белл рассчитывал конкурировать с телеграфом с помощью более высокопроизводительного инструмента и прямого доступа к использованию. Несмотря на отказ телеграфистов даже проявлять интерес к устройству, он создал общество по эксплуатации телефона при поддержке своих акционеров.

Необходимо заметить, что практики применения телеграфа в более поздний период его развития демонстрировали четкое движение от использования его в качестве «электрического почтальона» к средству диалогичной коммуникации (вопрос и ответ в рамках одного сеанса связи). В некоторых документах и свидетельствах второй половины XIX в. указывается на то, что часто собеседники договариваются заранее о времени связи и общаются в рамках одного и того же сеанса при помощи телеграфа. В частности, фиксируются факты ведения переговоров о продаже судов. П. Флиши замечает, что, таким образом, до зарождения телефона в области финансов и торговли начался переход от отправки сообщений к общению с помощью телеграфа. С этой точки зрения Александр Белл в своем изобретении опирается на уже существующую практику, предоставляя пользователям то, чего они на самом деле хотят.[156]

Ощутив конкуренцию со стороны телефонной связи телеграфные компании предложили разделить с Беллом сферы влияния и использования телефона. Соглашение, подписанное в ноябре 1879 г., признавало первенство патента Белла на телефонию, но оговаривало, что телефон должен был использоваться исключительно для приватных переговоров, а никак не для передачи деловых сообщений, биржевых котировок, информации о положении дел на рынке, то есть не для конкуренции с Western Union.[157] Очевидно, что Белл никак не мог проконтролировать соблюдение данного соглашения со стороны обычных пользователей телефонной связи, поэтому соглашение повсеместно нарушалось, а телефон был в первую очередь средством для ведения дел. Сидни Эйронсон проанализировал телефонные справочники того времени и пришел к выводу, что подавляющее большинство линий в США принадлежали компаниям и менеджерам, которые таким образом связывались с управляемыми ими предприятиями.[158] Новый инструмент также широко использовали биржи, напрямую нарушая монополию телеграфистов на передачу биржевой информации. В начале XX в. на Уолл-стрит было 640 телефонных кабинетов, откуда можно было получить связь с брокерами.

Особенность социального использования телефона заключалась в том, что это было первое индивидуальное сетевое устройство. Не фонограф, не граммофон, не фотоаппарат, а устройство, которое должно быть постоянно подключено к сети. Кстати, это одна из причин того, почему первыми активными пользователями телефона были представители индивидуальных профессий, объединенные в сообщества: медики, адвокаты и др.[159] Понемногу телефон, связывая различные секторы экономической активности, стал – если говорить современным экономическим языком – инструментом межотраслевого обмена. Об интересе к телефону со стороны промышленников и коммерсантов можно судить по многочисленным жалобам английских торговых палат, которые в 1888–1911 гг. настойчиво требовали построить обширную английскую телефонную сеть. Во Франции первое применение телефона было аналогичным. Катрин Берто обращает внимание на схожесть первых 48 парижских абонентов (по записям 1879 г.): банки, брокеры, телеграфисты и телефонисты, газеты.[160]

Приватное использование телефона частными лицами тоже опиралось на сформировавшуюся до этого долгосрочную практику: для индивидуальных нужд с середины XIX в. использовался телеграф. Крупные промышленники оснащали свои дома телеграфными линиями; телеграфные пункты устанавливали в общественных местах – в театрах, опере, крупных ресторанах, клубах. В 1870-е годы служба вызова по телеграфу была создана в Нью-Йорке Американской окружной телеграфной компанией (American District Telegraph Company – ADT). Пользователи с помощью маленькой рукоятки могли отправлять телеграфный сигнал в центр. Число оборотов ручки означало запрашиваемую услугу (курьер, полиция, пожарный, врач и т. д.). Данная услуга была индивидуальной, а в 1885 г. численность абонентов такого частного телеграфа достигла 12 тыс. человек. В этих первых примерах частного использования телеграфа мы видим своего рода прототелефон для частных нужд, и его частное использование стало делом времени.[161]

Первое время, как уже было сказано, частный телефон устанавливался в домах богатых людей для того, чтобы соединять их жилище с местом работы. В некоторых телефонных справочниках того времени пользователи могли делать отметку после указания профессии, что телефон установлен у них дома. Так появилась первая модель осуществления звонков в личных целях – модель вездесущности. Бизнесмены одновременно находились и в офисе, и в своей резиденции вместе с семьей. Набор приватных практик телефонии расширяется. Телефон начинают использовать для заказов товаров на дом. Клод Фишер в своих исследованиях отмечает, что примерно к 1880-м годам такая практика активно рекламируется: «Ваша жена может заказать вам ужин, кабриолет или семейного врача».[162] Однако постепенно приватная телефония смещается из сферы услуг для тех, у кого есть деньги, в сферу обычного приватного общения. В частности, Фишер приводит результаты опроса 1909 г. в Сиэтле, согласно которым 20 % телефонного времени абоненты тратят на заказ товаров и услуг на дом, 20 % – на звонки из дома в офис, 15 % – на приглашения, а 30 % составляет «пустая болтовня».[163]

Именно болтовня долгое время рассматривалась телефонистами как «бесполезное использование», а некоторые телефонные справочники и объявления в телефонных кабинах даже предупреждали о том, что деловые сообщения и междугородние звонки имеют приоритет над частными разговорами. Таким образом компании телефонной связи боролись с перегрузкой телефонных линий. И лишь к 1930-м годам тема семейных и дружеских коммуникаций, «телефонных визитов» возникла в объявлениях, а телефонная компания Белла активно продвигает телефон как способ легко и быстро поговорить с бабушкой.

В США приватное и деловое использование телефона на рубеже XIX и XX вв. становится стандартом для фермерских хозяйств. Аронсон утверждает, что более 70 % фермеров некоторых штатов были в 1907 г. подключены к телефонной связи.[164] Такое раннее распространение телефонной связи в сельской местности по сравнению с Европой связано со спецификой американского фермерского хозяйства, которое еще в те времена функционировало как свободное рыночное, что требовало от фермеров лично договариваться о ценах с покупателями из городов, следить за уровнем цен на рынках и проч. В некоторых сельскохозяйственных штатах появился слоган, который даже использовался в политической борьбе: «Хорошие дороги и телефон!». Во многих зонах, представлявшихся нерентабельными для телефонных компаний, сети строились за счет обществ взаимопомощи.

Роль телефона в городе, безусловно, отличалась от его функций на селе. Массовая телефония на рубеже веков сыграла большую роль в урбанизационных процессах в США. В частности, она приближала пригороды, что вкупе с развитием трамвая делало переселение в эти районы не столь болезненным и способствовало росту агломераций, а также децентрализации американских городов. Телефон представлял собой средство реактивации общения, которое больше не было связано с соседскими отношениями. Телефон отныне играл основную роль в адаптации к новому кварталу и семьям, его населявшим.[165] Постепенно телефон становится одним из приоритетных видов городских услуг и занимает центральное место в коммуникационной практике американских домохозяйств; к 1925 г. доля оборудованных этим видом связи домохозяйств составляет более 40 %.

Мы рассмотрели развитие и адаптацию телефонной связи в стране, где она была впервые внедрена, и проследили эволюцию данного вида коммуникаций и социальных изменений, которые ее сопровождали. В Европе, куда телефонная связь пришла позже, развитие телефонии изначально шло медленнее; особенно заметным было неравномерное распространение этого вида связи. Телефоном преимущественно пользовались в городах, тогда как в сельской местности его активное внедрение пришлось на вторую половину XX в. Во Франции, например, план ликвидации телефонного отставания, как его называли, был принят только в конце 1970-х годов.

§ 5. Фотография и фонография: между искусством и индустрией

Первые работы о химической и технической возможности переносить картины и различные изображения на некий медианоситель, появились еще в начале XIX в. Однако первые эксперименты, которые вышли за пределы лабораторий, были произведены около 1815 г. французским литографом Несефором Ньепсом (1765–1833). Он попытался автоматизировать копирование и воспроизведение картин, назвав созданный им способ «гелиография». В основе метода было воздействие света на химические объекты, в результате чего, в зависимости от характеристик света, меняются характеристики носителя, на который переносится изображение. Вскоре Ньепс открыл, что также можно делать «копии пейзажей на природе», и создал свою первую «фотографию» к 1816 г., однако первые результаты экспериментов Ньепса утеряны; до наших дней дошла фотография 1826 г., которую ошибочно называют первой фотографией.

Важно понимать, что Ньепс видел в фотографии в первую очередь конкуренцию живописи и гравюре, а первичным и основным видом социального использования своего изобретения представлял копирование и воспроизводство уже готовых изображений – картин, литографий, даже текстов. В этом смысле принципы, заложенные Ньепсом, в чистом виде куда больше реализовались сегодня в копировальных аппаратах, нежели в фотографии. Однако Луи-Манде Дагерр, компаньон Ньепса, предложил, отказавшись от копирования работ художников, запечатлевать виды природы напрямую. После смерти Ньепса в 1833 г. Дагерр усовершенствовал изобретение своего компаньона, назвав его дагерротипом.

Таким образом, изобретательская среда разделилась на тех, кто пошел по пути Дагерра, предполагавшего единичную фиксацию с помощью фотографических документов части реальности, ограниченной рамками кадра (как, например, Ипполит Байяр, который изобрел механизм фотографии, наносимой непосредственно на бумагу), и тех, кто вслед за Ньепсом проводил эксперименты с воспроизводимостью (то есть копированием) изображений. Англичанин Уильям Фокс Талбот опробовал проявление снимков на бумагу с негативов – калотипию. Он также работал над устройством для фотогравюр. Два французских изобретателя, А. Пуатевен и племянник Ньепса – Ньепс де Сен-Виктор, независимо друг от друга разработали аналогичные методы[166] – фотолитографию и гелиогравюру. Таким образом, фотография развивалась одновременно в рамках искусства, где она была объектом самовыражения фотографов (дагерротипистов), и в рамках технологии, для которой важно было разработать наименее вредный и наиболее простой способ копирования и размножения фотографических снимков и иных изображений. Первое время все методы фиксации изображения на негативе предполагали чрезвычайно вредные и сложные процедуры (использовались пары ртути, а в качестве носителей негативов – посеребренные пластины), что ограничивало возможность применения дагерротипа и сужало круг профессиональных фотографов. Совершенствование этих двух способов использования дагерротипии происходило параллельно до тех пор, пока к концу XIX в. не появились более простые носители и более легкие способы проявки.

Дагерротипия как метод фиксации изображений, в отличие от многих других изобретений XIX в., попала под прямую протекцию государства и не подлежала никакому патентному регулированию. Парламент Франции принял закон, по которому за скудную ежемесячную пенсию у Дагерра выкупалось право использования его изобретения, с последующим предоставлением этого права всем желающим. Таким образом, государство выкупало технологию коммуникаций не для того, чтобы создать свою монополию в этой области, а преимущественно чтобы предоставить возможность свободно использовать данное изобретение во благо всем.[167] Дагерр не собирался создавать из дагерротипии целую индустрию. Как и Шапп полувеком ранее, он предоставил свое изобретение всему народу в «интересах науки и искусств», о чем свидетельствуют выступления таких ученых, как Доминик Франсуа Араго и Жозеф Луи Гей-Люссак, на заседании палаты пэров, где обсуждался упомянутый закон.[168] Предоставление государством свободного права на обращение и выпуск приборов сделало дагерротип чрезвычайно популярным, даже несмотря на сложность процессов проявки и печати. В 1846 г., спустя семь лет после принятия закона о выкупе права государством, годовые продажи дагерротипов в одном только Париже составили 2 тыс. устройств и 500 тыс. пластин.[169]

На протяжении последующих десятилетий, вплоть до 1880-х годов, появлялись все новые и новые методы и носители для фотографирования. От коллоидных пластин постепенно отказались в пользу пластинок из сухого желатина, которые можно было хранить несколько месяцев после съемки. Молодой американский предприниматель Джордж Истман (1854–1932) в 1880-х годах запускает производство гибкой пленки, завернутой в рулоны. Однако продажи пленки и тот факт, что фотографировать на нее было гораздо удобнее, никак не вытеснили с рынка иные носители негативов. И лишь когда Истман предложил помимо пленки продавать услугу по ее проявке и печати негативов под маркой Kodak, пленка монопольно завоевала рынок как вид носителя для негативов, а фотография из преимущественно профессиональной стала и любительской.

В очень схожей с дагерротипией парадигме развивалась звукозапись. В 1856 г. французский фотограф Надар (1820–1910; настоящее имя: Гаспар Феликс Турнашон), бывший одним из очень известных фотографов своего времени, но в равной степени одержимый всей современной техникой, придумал «акустический дагерротип, при желании точно воспроизводящий все звуки с полной беспристрастностью».[170] Эту машину Надар назвал фонографом, то есть ящиком, который должен был фиксировать мелодии. Однако сам механизм Надар так и не сконструировал, не создал он и принцип его работы.

Подлинным же изобретателем фонографа стал Томас Эдисон. Как мы уже говорили выше, Эдисон в 1870-х годах, как Белл, Грей и многие другие изобретатели, занимался телеграфными системами, в частности разработкой мультиплексного телеграфа. Работая в 1877 г. над проектом телеграфного повторителя, Эдисон создал прибор, который позволял ретранслировать, копировать и воспроизводить телеграфные сообщения: диск, покрытый бумагой, вращался на пластинке с определенной скоростью, а резец, закрепленный на рычаге, фиксировал последовательность точек и тире в виде спирали. Исследовательская команда Эдисона обратила внимание на то, что при определенной скорости вращения пластинки воспроизводящий резец создает колебания, очень напоминающие человеческий голос. Месяц спустя Эдисон сделал первый чертеж фонографа, а менее чем через полгода появился первый действующий прототип, который позволял записывать на восковой валик и воспроизводить голос.

Поскольку изобретение Эдисона в определенной степени было связано с исследованиями, занимающимися телефоном и телеграфом, то поначалу предполагалось подключать прибор к телефону для того, чтобы сообщать звонящим абонентам, когда вернется хозяин телефона (то есть это был прототип автоответчика, которым, кстати, заинтересовался Белл и даже сконструировал для своих телефонных линий видоизмененный прототип). Еще одним предполагаемым способом использования была диктовка текста, то есть применение фонографа в качестве секретаря.[171] Очевидно, что в обоих случаях фонограф виделся рабочим инструментом для тех, у кого есть телефонная связь. Понятно, что в 1870-е годы таковыми преимущественно являлись бизнесмены и предприниматели, использовавшие телефон для деловых нужд.

В течение примерно 15 лет сам фонограф и его популярность были весьма скромными. Рекламные афиши сообщали о приборе как средстве для изучения эсперанто. Фонограф как прибор для дела имел достаточно средний коммерческий успех. Однако в 1890-х годах в США появляется способ коммерциализации фонографа, неожиданно обретший огромную популярность: «говорящая машина» ставилась в общественных местах, а посетителям предлагалось за несколько центов прослушать отрывок музыкального произведения. Таким образом, устройство, разработанное для «нужд бизнеса», как предполагалось, в реальности стало в основном средством индивидуального развлечения. П. Флиши на основе свидетельств разных лет конца XIX столетия реконструировал то сопротивление, которое данный вид использования фонографа встретил со стороны его изобретателя. Эдисон весьма негативно отзывался о тех, кто применяет этот аппарат, предназначенный для интеллектуального труда, ради наживы. Однако Эдисону пришлось признать очевидное: его аппарат активно приобретался для установки не в рабочих кабинетах, а в питейных заведениях и магазинах, и он начал производить валики с уже готовыми музыкальными записями.[172]

И вот тогда, подобно Истману в фотографии, над практикой массового воспроизведения музыки не только в общественных местах, но и в приватном пространстве задумывается американский изобретатель немецкого происхождения Эмиль Берлинер, который в 1888 г. придумал граммофон – устройство для проигрывания пластинок. Цель была вполне понятна и, похоже, соответствовала социальным практикам использования фонографа: Берлинер хотел превратить пластинку в инструмент распространения музыки, в частности великих оперных арий. В отличие от Эдисона, которого интересовала запись преимущественно голоса, Берлинера занимало в первую очередь воспроизведение музыкальных произведений и популяризация музыки. Техническое решение, им предложенное, давало возможность копировать звукозаписи большими сериями с одного штампа. Такая технология позволяла в заводских условиях быстро печатать большое количество музыкальных записей на пластинках. С фонографом такое быстрое копирование было невозможно: носителем в нем являлся цилиндр, а не плоская пластинка, а тиражировать валики методом штамповки было нельзя. Артисты должны были столько раз исполнять музыкальное произведение, сколько копий предполагалось сделать. Позднее, правда, было изобретено копирование цилиндров по технологии литья, однако это было уже начало XX в., время ушло, и граммофон Берлинера, хотя и не позволял записывать голос, оказался более востребованным устройством, которое стало подлинно домашним, подходящим для приватного пространства.

Как видим, в случае и с фотоаппаратом, и с фонографом залогом массовости устройств становится не технология, на которую опираются сами эти устройства, а технология производства сопутствующих товаров или услуг. Для фотографии – производство пленки и массовая услуга ее проявки; для граммофона – производство пластинок и их массовое распространение.

Флиши приводит и обобщает значительный материал различных социологических исследований, чтобы продемонстрировать: появление первых частных приборов коммуникации в домашнем пространстве (фонограф, граммофон, фотоаппарат, телефон) совпадает с периодом трансформации семьи, ее места жительства и той значимости, которую отныне в городском пространстве приобретает домашний досуг, или «досуг у очага». Большое значение, которое стало придаваться частной сфере жизни, отчасти способствовало индивидуализации семейной культурной практики. Эта практика не исчезла по сей день, потому что, как правило, центральным предметом обихода основной общей комнаты наших квартир и домов до сих пор является некое коллективное устройство медиапотребления – телевизор.

Развитие фонографа и позднее граммофона опирается на прижившуюся во второй половине XIX в. практику домашнего музицирования. Пение под аккомпанемент фортепиано широко распространилось сначала в Европе в среднем классе, а затем и у части рабочей аристократии в США. Однако поскольку ноты были дороги, а занятия нотной грамотой требовали времени, что не всегда могли позволить себе представители даже среднего класса, стала входить в моду практика прослушивания автоматических инструментов, в том числе пианолы, или механического пианино.

К концу XIX – началу XX в. устройства автоматического проигрывания музыки постепенно вытесняют фортепиано. Флиши реконструирует и моделирует различную статистику по ключевым домашним коммуникационным устройствам и сравнивает ее со статистикой проникновения автомобилей (см. табл. 5.2)

Таблица 5.2

Статистика по оснащению американских семей основными устройствами культурной и коммуникативной практики (% домохозяйств)

Источник: [Flichy, 2004, р. 71].

Как видно из таблицы 5.2, к 1920 г. складывается ситуация, когда стандартными атрибутами американской семьи становятся средства звуковоспроизведения (фонограф или граммофон), а также телефон как основное средство связи. Эти устройства имеют не меньшую популярность, чем массовый автомобиль.

Если судить по объему продаж дисков (или цилиндров), использование граммофона и фонографа было существенным. В 1921 г. было продано 100 млн записей, что в четыре раза больше, чем в 1914 г.,[173] и составило в среднем восемь дисков на устройство (в 1914 г. это соотношение было лишь 6: 1). В первые годы продаж каталоги обязательно включали песни, популярные баллады, марши, интерпретированные неизвестными музыкантами. Этот музыкальный формат удачно адаптировал ограниченную продолжительность записи (четыре минуты в среднем). Таким образом, практика семейного музицирования под фортепиано заменяется практикой коллективного прослушивания фонографа. Как писал один мичиганский фермер в обозрении «Phonogram» в сентябре 1905 г., «у нас есть домашний фонограф, и это наше единственное роскошество <…>. Мы не можем ходить в город (в нашей семье 11 человек). Когда окна покрыты инеем, мы слушаем „Голубой Дунай“ и благодарим мистера Эдисона».[174]

Домашние коммуникативные устройства вписываются еще в одну практику городской семьи, которая сформировалась на рубеже XIX и XX вв., – коллекционирование. Частное пространство семьи формировалось в том числе с помощью сохранения памятных знаков, коллекционирования и «музеификации» артефактов, связанных с историей семьи (свадебный букет, крестильная рубашка, семейное серебро и проч.). Появление граммофона дает толчок коллекционированию музыкальных воспоминаний, но в первую очередь, конечно, семейные воспоминания позволяло сохранять изобретение Джорджа Истмана: фотография отныне не только выполняет функцию демократизации портрета, но становится способом сохранения семейных артефактов и воспоминаний. С распространением любительской фотографии в семейные альбомы попадали не только фотопортреты предков, но и многочисленные сцены семейной жизни: праздники, каникулы, встречи друзей и т. п.

§ 6. Кино, телевидение и радио как индустрии

Подробную ретроспективу истории аудиовизуальных искусств как эстетических форм мы представим в двух следующих главах, однако в этом параграфе опишем значение эволюции технических и коммерческих форм бытования этих средств коммуникации.

Кино появляется одновременно во Франции, в лаборатории братьев Люмьер, и в США, в лабораториях Томаса Эдисона. Это произошло в 1895 г. Как и в случае с фонографом и граммофоном, кино было видом массовой индустрии, которая открыто сталкивалась с проблемой наличия контента: необходимо было постоянно поддерживать его массовое производство для того, чтобы данная отрасль работала. Однако если музыка могла исполняться и бытовать и в традиционных формах – концерты, оперные театры, ноты и индивидуальные исполнения отдельных произведений, то киноиндустрия требовала специально снимаемых для нее фильмов.

Желание воспроизводить движущееся изображение существовало еще с середины XIX в., о чем свидетельствуют различные механические изобретения того времени. Зоотроп, механический прибор из вращающегося цилиндра с нанесенными изображениями, изобретенный Уильямом Горнером, праксиноскоп Эмиля Рейно, основанный на принципе отражения изображений в призмах и зеркалах, хронофотография Эдварда Мейбриджа, позволяющая фотографировать, как двигаются ноги лошади при галопе, фоторужье Жюля Маре, которое позволяло фиксировать фазы полета птиц, – это лишь часть тех изобретений, которые предвосхитили появление кино. Но, разумеется, кино как технический принцип стало возможным благодаря изобретению фотографии на целлулоидной пленке. Теперь достаточно было разработать механизм быстрого открывания и закрывания затвора фотоаппарата и проматывания длинной пленки для того, чтобы из большой серии фотографий сделать подвижное изображение. Братья Люмьер, сыновья одного из самых известных фотографов Лиона и крупные производители фотопленки во Франции, изобрели аппарат, в котором с часовой точностью скоординировали работу диафрагмы и объектива. Один и тот же аппарат мог, таким образом, демонстрировать кино и снимать. Изобретение было представлено в Академии наук в Париже, а затем и публике в «Гранд-кафе» на бульваре Капуцинок в 1895 г.

Эдисон в США идет по другому пути – разделяет съемку и показ. Показ происходил в небольших кабинах – кинетоскопах, к которым были пристроены небольшие окуляры. Таким образом, появились две основные модели потребления кино, предложенные его изобретателями: как коллективная практика просмотра в общественном месте, коим потом стали кинотеатры; как индивидуальное, персонализированное зрелище, наподобие фотографии. Обратим внимание на то, что за таким четким разделением двух разных представлений об одной и той же практике лежат довольно понятные причины. Люмьеры преимущественно предполагали, что снимают целую череду различных сюжетов из жизни. «Прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота» (фр. «LArrivée d'un train en gare de la Ciotat»), «Выход рабочих с фабрики «Люмьер» в Лионе» (фр. «La Sortie de l'usine Lumière à Lyon») – это документальные съемки, запечатленные определенным образом и с определенной композицией, вызывающие, как предполагалось, различные эмоции у зрителя. Именно поэтому просмотр таких картин должен был происходить в некоем коллективном месте. Для Эдисона кинематограф – это способ запечатления людей, преимущественно на темном фоне, одетых определенным образом. Изначально он планировал снимать «великих людей», а отнюдь не пантомиму.[175] Первые ролики представляли собой примитивные съемки отдельных людей или групп людей (как, например, в немом короткометражном фильме «Сцена с кузнецами»). С этой точки зрения кинофильм для Эдисона – это не отрывок реальности, как у Люмьеров, а некое отдельное действо, специальным образом сыгранное и спродюсированное. Таким образом, еще до того, как Люмьеры показали свой первый сеанс, Эдисон уже создал первые кинотеатры, в которых кинетоскопы с монетоприемниками демонстрировали «по кругу» движущиеся изображения и сценки (это называлось penny arcade – дешевые комиксы).

Так или иначе, хотя проекция (способ показа) потом внедряется повсеместно по модели Люмьеров, жанрово-тематическое разделение между Люмьерами и Эдисоном, а именно между документалистикой и игровым, или постановочным, кино, сохранится. Первые годы развитие кино сдерживалось прежде всего длиной пленки, на которую можно было снимать. Это вынуждало авторов фильмов ограничиваться малыми жанрами – короткой документалистикой, небольшими сатирическими роликами и фильмами. Лишь к 1910–1911 гг. появилась техническая возможность делать один длинный спектакль на нескольких бобинах. Таким образом, в первое десятилетие после возникновения кино является способом сопровождения других видов представлений в ресторанах, кафе, мюзик-холлах. За сеанс обычно показывали несколько фильмов. И лишь благодаря возможности быстро менять бобины и демонстрировать более длительные фильмы кино обретает самостоятельную форму просмотра – кинотеатр. Кинотеатры начинают сооружать преимущественно во втором десятилетии XX в.

Организация киноотрасли в Европе и США сильно различается. Эдисон снимает кино в основном силами своих же технических сотрудников, и, таким образом, возникает модель классической вертикальной компании, контролирующей все стадии производства и дистрибуции фильмов. Во Франции Pathé и Gaumont, две основные фирмы, продают и сдают в аренду кинопроекционное и киносъемочное оборудование, привлекая, таким образом, к производству разные творческие коллективы из буржуазной среды. Эдисон в результате идет по пути строительства олигополии: он вступает в альянс с монополистом целлулоидной пленки Истманом и, будучи обладателем патента на кино в США, заставляет всех кинопроизводителей отчислять средства в его пользу.[176]

Содержательные модели первых игровых фильмов мало чем отличались от контента мюзик-холлов и свойственных им коротких жанров. Пантомима, мимика и миниатюрные жанры легко приспособились к культуре кино. В этом смысле Чарли Чаплин – прямое наследие артистов мюзик-холлов с нарочито порывистыми движениями и яркой мимикой. Чаплин был нанят Keystone Studios и снимался в короткометражных эксцентрических комедиях размером в один рулон пленки.

Позднее, когда появилась возможность увеличивать длину кинопленки, начали выходить литературные экранизации. В первые десятилетия немого кино во Франции экранизировались произведения Э. Золя, В. Гюго, Э. Сю и многих других классиков. Ранее, в 1908 г., студия Pathe заказала одну из первых 15-минутных экранизаций – фильм «Убийство герцога де Гиза» (фр. «L'Assassinat du duc de Guise»).

Съемки более сложных фильмов становятся возможными благодаря усовершенствованию техники. Если первые ленты снимались средним планом и всегда анфас, со слабой глубиной кадра, увеличение светочувствительности пленки и улучшение оптики дают операторам больше свободы. Появляются монтаж, многокамерная съемка и иные методы кинодраматургии, которые делают отныне различимыми индивидуальные стили кинорежиссеров. Работы Эдвина Портера (включая, например, экранизацию «Хижины дяди Тома», 1903, или прототип вестерна – «Большое ограбление поезда», 1903), Дэвида Гриффита («Рождение нации», 1915) четко отражают индивидуальность этих режиссеров, их авторский стиль.

Появление литературных сюжетов в кино заставляет режиссеров отказываться от актеров малых жанров, особенно после того, как появляется звук. Не все театральные актеры (и прежде всего актеры из мюзик-холлов) могли адаптироваться к эстетике звукового кино, куда постепенно приходит классический литературный стиль. Актерами кино отныне в основном являются выходцы из классического театра (подробнее об эстетике кино далее, в главе 6). Создается так называемая система звезд, которая сформирует классический Голливуд – первую индустриальную модель организации кино.

Кино переросло стадию эксперимента и превращается в подлинную индустрию или массовое развлечение, производимое в коммерческих целях. После 1914 г. центр киноиндустрии перемещается из Европы в США, а Голливуд, несмотря на краткосрочный закат в период Великой депрессии, занимает центральное место в истории кино между двумя мировыми войнами.

Появление звука в кино запускает своего рода процесс балансирования между техническими возможностями, формой, содержанием и потребностями аудитории. Еще в 1900 г. Леон Гомон продемонстрировал на Всемирной выставке в Париже возможности для одновременной записи звука и изображения. Однако для промышленного производства эти проекты были еще слишком сложны. Лишь в конце 1920-х годов, когда радио уже успешно конкурировало с кинематографом, звуковые фильмы стали рассматриваться как способ не потерять аудиторию кино. В результате телефонная компания AT&T (American Telephone and Telegraph Company), Vitaphone совместно с WB (Warner Brothers) объединяют кинопроектор с системой воспроизведения звука. Именно звук приносит важные изменения в содержание кино. Мимика становится менее наигранной, более естественной, что дает второе дыхание развитию жанра литературных экранизаций.

Американская студийная система классического Голливуда представляла собой менее десятка кинокомпаний, которые контролировали большую часть производства фильмов, проката (то есть продажи прав на показ) и демонстрации фильмов (у кинокомпаний были свои сети кинозалов). К 1930-м годам голливудское кинопроизводство представляло собой «большую пятерку» студий, обладавших мощными собственными сетями кинозалов. В эту пятерку входили Paramount, Warner Brothers, Metro Goldwyn Mayer (MGM), XX Century Fox и Radio Keith Orpheum (RKO). Также выделяли так называемые компании «малой тройки», у которых были либо совсем малочисленные сети кинозалов, либо всего несколько залов; к «малой тройке» относили компании Universal, Columbia и United Artists.

Все кинопроизводство Голливуда того периода было максимально стандартизировано. Актеры и режиссеры трудились за зарплату и принадлежали к кинокомпаниям (один актер мог сниматься только в той кинокомпании, в которой получал зарплату). Удельная стоимость производства фильмов была примерно одинаковая, а кинокомпании владели огромными собственными студийными площадями, оборудованием, фабриками по производству декораций и проч. Стандартизация доходила до того, что отпускная цена, по которой права на показ продавались студиями кинотеатру, зависела исключительно от длины кинопленки, на которой снят фильм. Студии превращаются в суперкомплексы, расположенные на нескольких гектарах. При помощи основанной в 1927 г. профессиональной ассоциации, ставшей впоследствии Американской академией кинематографических искусств и наук (Academy of Motion Picture Arts and Sciences, A. M. P.A.S.), контролируется и система приема актеров на работу.

Кино в классический период существования Голливуда становится важной семейной практикой. Появляются специализированные кинозалы, а отдельные фирмы делают целое состояние на продаже ледяных палочек (например, фирма Mico),[177] попкорна и прочих видов мелких закусок, которые приобретали посетители. Студии для показа обычно распространяли два фильма; вторым часто был документальный фильм или новостная хроника.

Классическая голливудская система, которая в наиболее удачные годы производила до 700 фильмов, начинает разрушаться в 1948 г., когда Верховный суд США в соответствии с антимонопольным законом запретил кинокомпаниям владеть собственными сетями кинозалов и, таким образом, разделил показ и дистрибуцию. Отныне студии не могли диктовать кинотеатрам, что показывать, и вменять им в обязанность демонстрацию нескольких картин, как это было ранее. Вторым фактором, вызвавшим распад классической студийной голливудской системы, стала конкуренция со стороны телевидения, которое тоже предоставляло стандартизированный контент, но делало это бесплатно. Вкупе с массовым переселением американцев в пригороды, где было меньше кинотеатров, это привело к колоссальному падению наполняемости кинозалов.

Система, при которой студии продолжали бы снимать по 700 картин в год, становилась в этих условиях невозможной. Постепенно осознавалось, что кино уже не может быть стандартным, нужно делать ставку на производство меньшего количества, но более индивидуальных, уникальных картин с неповторимым актерским составом, эксклюзивными костюмами, спецэффектами и проч. Такие фильмы называли spectaculars – эффектное зрелище (позднее их стали называть блокбастерами). В результате финансовые институции, которые выделяли средства на фильмы, стали требовать лучшей страховки от рисков. В этих условиях Голливуд постепенно выводит повсеместно актеров и режиссеров за штат, создавая под каждый фильм индивидуальную актерскую команду, переводя актеров на сдельную оплату труда. Гонорары актеров, режиссеров, создателей декораций и спецэффектов и проч. постепенно становятся привязанными не к фиксированной зарплате, как это было раньше, а к процентам от сборов с картины. В итоге Голливуд снимает в два раза меньше картин; при этом добрая половина их не окупается, однако остальные фильмы оказываются настолько кассовыми, что покрывают риски. Так постепенно складывается современная система кинопроизводства, в которой крупные кинокомпании – «мэйджоры» – контролируют продвижение фильмов и продажу прав на их показ.

История кино ярко демонстрирует ту проблему, с которой столкнутся потом другие аудио– и визуальные медиа – радио и телевидение. Если в период экспериментов контентом для кино занимались те, кто делал кинопроекционное оборудование и контролировал кинозалы, то со временем становится понятным, что качественное кино не может сниматься теми, кто производит оборудование, в рамках стандартизированных фабричных систем. В результате Edison Studios («Студии Эдисона»), Pathe и ряд других производителей оборудования и первых кинокомпаний были вынуждены либо отказаться от этого бизнеса, либо сконцентрироваться только на кинопоказе.

Принцип радиовещания впервые был опробован американским изобретателем Ли де Форестом, который организовал массовую радиотрансляцию с Эйфелевой башни в 1908 г., а в 1910 г. он же осуществил передачу спектакля с участием Э. Карузо из Метрополитен-оперы в Нью-Йорке.

Изобретателем радио в России традиционно считают русского физика Александра Степановича Попова, который представил свое изобретение в 1895 г. на заседании физико-химического общества в помещении Санкт-Петербургского университета. Важно понимать, что Попов позиционировал свое изобретение в первую очередь для нужд флота и науки, поэтому его демонстрация имела сугубо научные цели. Известно, что на рубеже XIX и XX вв. Попов экспериментировал с установкой радиопередающих систем на кораблях Черноморского флота.

Гульельмо Маркони считают изобретателем радио в ряде стран. Он, в отличие от Попова, был настроен на коммерческое использование принципа радио, поэтому запатентовал свое устройство, подав заявку через год после того, как Попов представил свое изобретение. Получив патент, Маркони создал крупную компанию, которая занялась производством и коммерциализацией приемников. Для Попова же первостепенными оставались преимущественно военные цели его изобретения, поэтому он и не пытался защитить его патентом. Среди изобретателей принципа радиовещания называют также Николу Теслу, серба по происхождению, запатентовавшего в США метод получения токов, которые могут использоваться в радиосвязи. Он также сконструировал первую антенну. Однако все эти эксперименты в основном производились в закрытых помещениях и предполагали передачу радиосигнала на очень незначительном расстоянии. Ли де Форест был первым, кто предложил тот способ применения радио, который нам известен сегодня.

Регулярное радиовещание увидело свет во всех странах примерно в одно и то же время – в начале 1920-х годов. Оно во многом было обусловлено тем, что крупные радиоэлектронные компании, производившие во время Первой мировой войны радиоприемники и передатчики для нужд армии, хотели выйти на гражданский рынок.[178] Таким образом, в 1923 г. в США насчитывалось уже 600 станций, причем 40 % из них принадлежали компаниям – производителям электроники. Создается специальная компания – Radio Corporation of America (RCA), – которая должна была развести диапазоны частот, используемых для гражданских и военных целей. Правительство, чтобы придать стабильность новой индустрии, стало способствовать объединению локальных радиостанций в большие сети. Локальные радиостанции раскручивали в эфире своих локальных звезд, транслировали локальную музыку, однако была необходимость и в том, чтобы при помощи радио люди узнавали звезд национальных. Кроме того, рекламный рынок был развит крайне слабо, а вещание в масштабах страны могло стимулировать его рост.

В результате RCA, принадлежащая компании General Electric, совместно с другим трестом электротехники, корпорацией Westinghouse Electric, в 1926 г. создает Национальную вещательную компанию – National Broadcasting Company (NBC), которая, в свою очередь, выкупает часть радиостанций у американского оператора проводной связи AT&T. Таким образом, появляется крупнейшая американская радиосеть, которая включала так называемые голубую сеть (собственные станции) и красную сеть (состоящую из станций, купленных у AT&T). В 1940 г. у NBC было уже 220 станций.

В 1927 г. появилась независимая от производителей электротехники компания Columbia Broadcasting System (CBS), то есть вторая радиовещательная сеть. В 1934 г. группа независимых станций объединяется, чтобы создать третью крупную сеть – Mutual Broadcasting System. В 1939 г. Федеральная комиссия по связи, главное регулирующее ведомство США, в соответствии с антимонопольным законодательством обязала RCA избавиться от одной из двух радиосетей. В результате «красная сеть» NBC в ходе нескольких лет реорганизации и смены собственника в 1943 г. была преобразована в American Broadcasting Company (ABC).

Модель сетевого вещания, которая, таким образом, получила распространение, является классической для территориально распределенных радио– и телевизионных компаний в больших по территории странах. Сетевой принцип вещания предполагает партнерские отношения, на основе которых станция от сети получает определенный качественный контент в определенное время, а взамен отдает часть доходов от рекламы во временном сегменте трансляции контента. Часть радиостанций, входящих в сети, может находиться в собственности сети, часть станций являются аффилированными: юридически они не принадлежат сети и связаны с ней партнерскими отношениями. Количество станций, находящихся в собственности и управлении сети (owned-and-operated, или о-&-о), в США начиная с середины XX в. ограничивалось антимонопольным законодательством, что вынуждало сети договариваться с региональными станциями, независимыми от них.

Таким образом, сетевой принцип позволяет радиостанциям объединяться для производства и трансляции наиболее качественных радиопрограмм, создать которые в одиночку сложно, но при этом делает возможным сохранение самостоятельного и независимого от сети программирования, резервируя какие-то отрезки эфира для сетевого контента. Региональным станциям выгодно вещать качественные «сетевые» программы, а сети выгодно заключать сделки с как можно большим количеством станций, чтобы получать доходы от рекламы в регионах.

Для развития рекламного рынка требовалось четко понимать объем аудитории, которую собирает та или иная радиопрограмма. Для этого Артур Нильсен, инженер из штата Висконсин, создает аудиметр – прибор, подключавшийся к радиоприемнику и регистрировавший частоту и время прослушивания радиопрограммы. В 1930-е годы, таким образом, появляются первые маркетинговые исследования и метод фокус-групп. Основным жанром американского радиовещания вплоть до середины XX в. были «мыльные оперы». Это своего рода радиосериалы, которые назывались мыльными операми потому, что в них содержалась реклама моющих средств компании Procter & Gamble (P&G). Эта компания и до сих пор является одним из самых популярных рекламодателей. Следующим этапом развития радио становится уже радикальное увеличение количества вещающих станций, в том числе музыкальных форматов, в связи с появлением диапазона FM, который по своим физическим характеристикам позволял располагать радиостанции близко друг к другу, в одном диапазоне. Это дало толчок развитию музыкальных радиостанций различных направлений (фолк, рок, блюз, поп и др.).

В Европе, в отличие от США, радио не пошло по пути чисто коммерческого вещания. Во Франции начиная с 1930-х годов государство прекратило раздавать частоты частным радиостанциям, а после Второй мировой войны установило свою монополию на телерадиовещание, которая была ликвидирована законом лишь в 1986 г., когда частным компаниям разрешили получать лицензии на вещание. В Великобритании Би-би-си (ВВС) изначально, как и в США, создается крупными производителями электротехники – Marconi Company, General Electric (GE), Western Electric (WE) и Thomson. Однако через три года Би-би-си отрывается от своих учредителей, утверждает хартию общественной службы и становится общественной радиостанцией, управляемой общественным советом. Хотя, разумеется, до второй половины XX в. степень влияния правительства на радиостанцию была очень высока. В истории Би-би-си были случаи, когда ее освещение крупных событий расходилось с видением находящегося у власти правительства. К примеру, в период Фолклендской войны (1982) за освещение этого конфликта некоторые члены парламента от Консервативной партии стали называть Би-би-би Большевистской вещательной корпорацией (Bolshevik Broadcasting Corporation).

Появление телевидения в значительной степени повторяет историю радио, причем как в США, так и в Европе. Принцип телевещания был разработан русским изобретателем Борисом Розингом (1869–1933), который запатентовал в 1910 г. так называемую построчную развертку, то есть основной принцип построения изображений в кинескопе. Владимир Зворыкин (1888–1982), ученик Розинга, в 1923 г. в США, будучи инженером компании Westinghouse Electric, запатентовал полностью электронное телевидение, а пятью годами позднее, работая в Radio Corporation of America (RCA), сконструировал передающую и приемную лучевую трубку, а также описал принцип цветного телевещания, который лег в основу большинства телевизионных систем вещания.

В США телевизионное вещание развивалось в рамках крупных трестов электронной промышленности (RCA и Westinghouse) и на базе уже имеющихся радиосетей. Так, с теми же названиями, что и радиосети, в США появляются три крупнейшие телевизионные сети – ABC, NBC и CBS. В 1980-х годах после покупки кинокомпании «20th Century Fox» известный британский и австралийский медиамагнат Руперт Мёрдок создает в США четвертую телевизионную сеть – Fox TV. Строго говоря, принцип телевизионного сетевого вещания в США полностью повторял принципы радиовещания. Однако важно понимать, что в случае с телевидением ограничение числа телекомпаний (телесетей) тремя было вполне понятным: в метровом диапазоне, в котором организовано телевизионное наземное вещание, можно размещать не больше трех телеканалов, в противном случае между каналами возникнет интерференция (сигнал одной станции будет «глушить» сигнал другой).

В Европе телевидение, как и радио, развивалось в большинстве случаев в рамках государственной монополии на вещание. В Великобритании телевидение было общественным и было организовано на базе Би-би-си. Потом в дополнение к нему было разрешено создать коммерческую сеть Independent Television (ITV), однако долгое время принцип распределения частот, как и создания альтернативных телеканалов, находился в значительной степени под контролем государства. В Германии до конца 1980-х годов все вещание было организовано на базе общественных региональных станций, которые контролировались общественными советами, формирующимися по пропорциональной схеме. И лишь в конце 1980-х годов была разрешена организация частных телекомпаний. Во Франции приватизация государственного ТВ произошла в 1990 г.

Принцип, согласно которому телевидение долгое время жестко контролировалось государством, связан с тем, что количество частот, пригодных для телевизионного вещания, было настолько ограниченным, что государство применяло монопольный или рестриктивный контроль по открытию частных телекомпаний. В большинстве стран телевидение воспринималось как общественная служба, коллективное неделимое благо, которое не может предоставляться частными компаниями в связи с тем, что частоты – это невозобновляемый ресурс, а следовательно, принадлежат всему обществу. Однако начиная с 1990-х годов приватизация, или «либерализация», аудиовизуального сектора впустила частные компании на аудиовизуальные рынки, что было связано с появлением альтернативных способов доставки телевизионного сигнала, и это уже не позволяло говорить об ограниченности ресурса. Спутниковое, кабельное и IP-телевидение, а начиная с 2000 г. сжатие аналоговых телевизионных каналов в цифровые «пучки» каналов (мультиплексы) позволили высвободить колоссальные ресурсы для вещания нескольких сотен каналов высокого качества. В большинстве стран Европы произошел переход от аналогового к цифровому наземному телевещанию, что фактически дает возможность по одной частоте, на которой раньше вещал один телевизионный канал, передавать в цифровом качестве до 10 каналов.

Переход телевидения на цифровую платформу и расширение количества каналов, а также последовавшая либерализация аудиовизуального сектора поставили ребром вопрос о переосмыслении понимания общественной службы и о новых ограничениях коммерциализации.

§ 7. Интернет и новые средства коммуникации

Интернет как социальная инновация, в отличие от телевидения и многих других видов коммуникации, стал в полной мере общественным изобретением, то есть своим внедрением обязан не изобретателям в лабораториях, а обычным пользователям-любителям, которые как бы создавали эту сеть, конституируя основные практики, лежащие в основе ее применения. Известно, что первые опыты по соединению компьютеров на расстоянии ставились Министерством обороны США в 1969 г. и задумывались как децентрализованная сеть на случай ядерного удара (проект, являвшийся прототипом Интернета, назывался ARPA – Advances Research Project Agency, то есть Агентство передовых исследовательских разработок). Однако реализовать такой проект без участия университетов было практически невозможно, поэтому этим занялись несколько технологических университетов в Калифорнии, включая Стэнфордский университет. Построенная сеть использовалась до начала 1980-х годов для мощных распределенных вычислений на расстоянии. Для взаимодействия разных компьютеров с разными операционными системами были созданы протокол TCP/IP и пакетная передача данных. Пентагон отказывается от сети лишь в 1983 г., когда начинает развивать другую секретную сеть. Проект ARPANET постепенно перешел к общественному сектору. Части этой сети были проданы Национальному научному фонду (National Science Foundation, NSF) при правительстве США, который организовал систему присоединения к сети других сетей, а затем продажу фрагментов доступа к ней различным операторам. Так в США появились первые интернет-провайдеры.

Поскольку Интернет представляет собой «сеть сетей», как таковой он не является конкретной технологической инновацией, устройством, прибором или чем-то еще в этом роде. Это не относится лишь к протоколу TCP/IP, который любую информацию делит на пакеты, отправляет их разными путями, а затем эти пакеты соединяются в одну передачу в компьютере-реципиенте. В этом и заключается особенность Интернета как коммуникативной инновации: сам по себе Интернет – невиданная инновация, но в то же время ее как бы и нет.

В Европу Интернет пришел в сформировавшемся виде. Как отмечает Манюэль Кастельс, «среди студентов и преподавателей университетов крупномасштабное посвящение в компьютерную систему коммуникации в Соединенных Штатах имело место в начале 1990-х гг. Всего несколько лет спустя аналогичный процесс развернулся в остальном мире. В Испании в середине 1990-х гг. крупнейшая группа «интернетчиков» пришла из мадридского университета Universidad Complutense de Madrid и Политехнического университета Каталонии. Похоже, что та же история повторяется во всем мире».[179]

Впрочем, неофициальная история Интернета начинается задолго до этого сюжета. Еще в 1960-е годы различные любители-компьютерщики, специалисты по телекоммуникациям, обычные клерки и др. стали соединять свои компьютеры друг с другом, совершенно не подозревая о том, что ARPANET проводит свои эксперименты.[180] К этой же неофициальной истории Интернета относится создание в 1970–1980-х годах различных национальных телекоммуникационных информационных систем в разных странах мира: Minitel во Франции, Prestel в Великобритании, ВТХ. Все эти системы с переменным успехом разрабатывали собственные терминальные устройства (или разрабатывали устройства, позволяющие подключать данные сети к обычным компьютерам), проектировали набор услуг и предоставляли их. К примеру, система Minitel во Франции позволяла еще в начале 1980-х годов заказывать железнодорожные и авиационные билеты, общаться в форумах и др.[181]

В социальной среде еще задолго до того, как Интернет покинул университетские стены, любители создавали так называемые сети друзей, которые строились по принципу соединения компьютеров друг с другом с помощью телефона (через модемы). Среди «компьютерщиков» появляется социальная практика делиться каким-то контентом, вывешивать его на всеобщее обозрение. Эта практика реализуется через создание электронных досок объявлений (Bulletin Board System, BBS), до которых можно было дозвониться по обычной телефонной линии через модем, соединиться и ознакомиться с контентом. Обычно на BBS вывешивались советы по прохождению игр, файлы и прочая полезная информация. Так, еще задолго до появления Интернета стали возникать сетевые библиотеки, коллекции анекдотов и т. п.

Поскольку использовать BBS, дозваниваться до них было сложно и долго, программист Том Дженнингс написал специальную программу для автоматического дозвона и скачивания с BBS друга нужной информации. Программа называлась «Фидонет» (FidoNet). Так возникла альтернативная сеть, при помощи которой все пользователи в режиме разовых подключений могли участвовать в дискуссиях или форумах, называемых «эхо-конференции». Их в «Фидонет» было несколько сотен. «Фидонет» функционировала через телефонную сеть и модемы участников. Город делился на зоны влияния. За каждую отвечает «нод» (англ. node – узел). Под этим названием скрывается человек, на которого возложена ответственная миссия передавать электронные конференции по модему на компьютеры своих «поинтов» (англ. point – точка). Поинт – низшая точка в иерархии, то есть конечный пользователь. Он получает конференции, на которые подписан, может их комментировать, высказать свою точку зрения. Компьютер поинта автоматически звонит ноду и отсылает конференции с комментариями. Нод должен передать эти конференции своему «хабу» (англ. hub – крупный узел), еще более высокому человеку в иерархии, под чьим началом объединены несколько нодов. А компьютеры хабов обмениваются информацией между собой. Таким образом, обычно в течение ночи все компьютеры поинтов дозванивались до компьютеров нодов, компьютеры нодов соединялись с хабами, которые, в свою очередь, дозванивались друг до друга, после чего обновленные конференции к утру становились доступными всем пользователям. Как видим, практика соединения компьютеров для общения, комментирования и вывешивания на всеобщее обозрение некоего контента существовала еще до того, как Интернет стал вездесущим, а компьютеры научились подключаться друг к другу при помощи скоростных линий связи (оптоволокно, выделенные линии и др. – все то, что сегодня называют «широкополосная передача» или broadband).

В схожей парадигме развивались видеоигры. Они появляются в среде любителей – аспирантов и университетских работников, имевших доступ к профессиональным компьютерам (персональных компьютеров тогда еще не было), в 1960-х годах. Постепенно видеоигры начинают предлагаться на рынок. К примеру, «Space Invaders» («Космические захватчики») 1978 г. становятся одной из самых первых продаваемых официально игр. Возникают фирмы, такие как Atari, Texas Instrument, выпускающие специальные компьютеры для игр. Но успеха добивается японская компания Nintendo, которая делает ставку на дешевизну самой приставки, но относительную дороговизну игр (приставка стоила 100 долл., а игра к ней – 50 долл.). Рынок видеоигр переживает определенную конкуренцию со стороны производителей компьютерных программ в 1990-х годах, когда компьютеры становятся доступными. Вместе с тем исчезновения компаний Sega, Nintendo и других производителей с рынка не происходит. Компьютеры не стали полноценными конкурентами телевизионных приставок, предоставляющих высокое качество изображения и звука на бытовом телевизоре, чего было трудно достичь на персональных компьютерах. Но важно понимать, что видеоигры всегда в значительной степени оставались гибридом компьютерного устройства с телевизионным. Строго говоря, две эти траектории видны в развитии видеоигр и сегодня: компьютерные игры в значительной степени построены на социальной интеракции и трансформации игр в сторону многопользовательских через вовлечение участников, подключенных через сеть; игры на видеоприставках эксплуатируют эффект присутствия, стремление к виртуальной реальности, тем более что качество изображения современных телевизионных экранов (разрешение телевизоров, 3D, увеличение диагоналей) вполне этому способствует.

Сегодняшняя популярность социальных сетей (а до этого – блогов) связана с продолжением практики социальных взаимодействий, которая стала более удобной и поистине вездесущей с появлением смартфонов с графическим экраном, позволяющим адаптировать написание комментариев и вывешивание информации к времени ее получения (мы сразу же вывешиваем в Instagram фотографию, которую только что сделали, тогда как ранее для этой процедуры требовалось время для перекачивания фотографии из камеры в компьютер).

Современный графический вид Интернет получает с изобретением языка гипертекстовой разметки – Hypertext Markup Language (HTML) и первого интернет-браузера HTML-страниц World Wide Web, который был создан Тимом Бернерсом Ли в 1990 г. в Европейском центре ядерных исследований[182] в Женеве. В 1993 г. программный код браузера стал общедоступным, в результате чего графическая разметка интернет-страниц получила более или менее актуальный вид. По такой же «открытой» модели создавались многие программные продукты, в частности бесплатная операционная система Linux, компоненты которой писались любителями на добровольной основе в разное время. Сегодня рынок операционных систем на базе Linux – один из самых больших, а в сфере программного обеспечения для смартфонов Linux-система Android является лидером.

Как видим, значительная часть интернет-разработок и инноваций была создана в рамках либертарианской модели взаимопомощи людьми, которые позиционировали свои изобретения как свободные, для всеобщего распространения и как часть некоего коллективного блага на основе добровольной взаимопомощи. Именно эта либертарианская культура Интернета создавала затем ресурсы, которые противостояли сложившейся традиции копирайта и извлечения прибыли из создания контента: торрент-трекеры, файлообменники, ресурсы вроде Napster и Pirate Bay и т. д.

Всей этой армии добровольцев-любителей начиная с 2000-х годов активно противодействуют крупные корпорации, производящие контент, которые коммерциализируют права в Интернете, борются с пиратством, открывают агрегаторы контента и зарабатывают в том числе на платном предоставлении контента, произведенного самими пользователями добровольно и зачастую безо всякого коммерческого умысла (Google зарабатывает на рекламе в YouTube, например).

Степень социальной вовлеченности пользователей Интернета разнится в разных странах. Порой считается, что первопричиной этого является чисто технолого-экономический фактор, то есть степень оснащенности домохозяйств, которая зачастую ставится в зависимость от материального и экономического благополучия в стране. Сегодня, когда в большинстве стран Европы данное технологическое отставание ликвидировано, можно сказать, что имеются и определенные культурные особенности, влияющие на степень вовлеченности населения в интернет-практики. Эти особенности связаны с традициями досуга и культурой его проведения, даже с климатом. Эти межстрановые особенности структурируют складывающиеся разным образом интернет-рынки и интернет-практики в различных частях земного шара, что является еще одним свидетельством отсутствия универсальной технологической логики развития сферы коммуникаций.

Глава 6