Вопрос о корейском мезолите (среднекаменном веке) — периоде, характеризуемом обычно широким распространением мелких ретушированных каменных изделий и началом одомашнения животных, — пока окончательно не решен. К мезолиту (12-6 тыс. лет до н. э.) относят иногда большие (до 500 орудий) скопления мелких каменных изделий, находимые в пров. Канвон, а также один из слоев пещеры Ёнгуль (в основном скребки и ножи), датируемый приблизительно 11-м тысячелетием до н. э.
Рис. 2. Каменные наконечники метательных орудий с черешком (стоянка Суянгэ).
Самым сложным и запутанным является вопрос о связях между палеолитическими насельниками Кореи, Китая и Японии, и о преемственности между позднепалеолитическими и хронологически следующими за ними неолитическими культурами Корейского полуострова. Раннепалеолитические насельники Кореи (самые ранние обитатели стоянок Кульпхо, Сокчанни и Чонгонни) связываются иногда по типу материальной культуры с синантропами (первыми обитателями стоянки Чжоукоудянь), но эта гипотеза вызывает у некоторых ученых возражения. Сходство раннепалеолитических находок российского Дальнего Востока, Северного Китая, Кореи и Японии подталкивает к предположению, что Япония (тогда еще соединенная с континентом сухопутным «мостиком») была заселена в раннем палеолите несколькими волнами Homo Erectus, двигавшимися с северо-запада на юго-восток — из Сибири и Дальнего Востока через современную Маньчжурию в Корею и Японию. Впрочем, относительная малочисленность раннепалеолитических находок пока не позволяет утверждать что-то с уверенностью. Среднепалеолитические комплексы Кореи, в которых доминируют кремневые ручные рубила, привязывают к культуре динцунь (пров. Шаньси, КНР), демонстрирующей определенные мустьерские характеристики, и ордосской культуре среднего и позднего палеолита. Складывание современного человеческого физического типа и отчетливое выделение монголоидных расовых признаков у древних обитателей Дальнего Востока приходится на период позднего палеолита. Корейские материалы этого периода часто сопоставляются с современными им изделиями из Внутренней Монголии и Маньчжурии, а также редкими позднепалеолитическими культурами Японии — ивадзаки (Хонсю) и юбецу (Хоккайдо). По-видимому, насельники Северо-Восточной Азии этого периода уже демонстрировали характерные признаки континентальных монголоидов — депигментацию, крупные абсолютные размеры лица, ослабление его горизонтальной профилировки, и т. д. На вопрос о том, можно ли считать позднепалеолитических Homo Sapiens Корейского полуострова предками современных корейцев, современная северокорейская историография отвечает однозначно положительно, — подчеркивая, таким образом, «гомогенность» корейского народа, его «исконную связь» с нынешней территорией обитания. В то же время южнокорейские историки традиционно подходили к этой проблеме более осторожно, упирая на решающую роль неолитических и более поздних миграций в формировании корейского этноса. В последнее время новое поколение южнокорейских ученых, подвергая законному сомнению утверждения северокорейской историографии о «физической преемственности» обитателей позднепалеолитической пещеры Мандалли и современных корейцев, пытается, тем не менее, проследить сходные черты в материальной культуре позднего палеолита и раннего неолита и все же в какой-то мере «привязать» более поздних насельников полуострова к палеолитическим культурным истокам.
Глава 2. Неолит Корейского полуострова (V тыс. — X в. до н. э.)
Неолит (новокаменный век) — эпоха в человеческой истории, относящаяся к геологическому периоду голоцена (послеледниковья), наступившему после конца последнего (вюрмского) оледенения приблизительно 12–10 тыс. лет назад. Этот период характеризуется резким потеплением климата, значительным повышением уровня морей в связи с таянием ледников, затоплением части суши, вымиранием многих крупных представителей ледниковой фауны, и т. д. Именно в этот период оформились геотектонические и географические очертания Восточной Азии, в той форме, как мы знаем их сегодня — в частности, Япония окончательно стала островом в связи с затоплением связывавших ее с континентом перешейков. Вымирание крупных животных (в частности, мамонтов) и быстрый рост населения в улучшившихся природно-климатических условиях заставили людей голоцена искать новые источники пищи, способные дополнить уменьшающуюся добычу от охоты. В результате, первоначально как «побочное ответвление» собирательства, возникло и стало развиваться земледелие (примерно 10 тыс. лет назад на Ближнем Востоке, приблизительно тогда же — в северном Китае). Несколько ранее было положено начало одомашниванию животных — собаки и овцы (примерно 10 500 лет назад, Ближний Восток). Задача сохранения излишков зерна и мяса от порчи начала решаться с изобретением керамики — другим важным признаком наступления неолитического периода. Одомашнивание растений и животных означало коренной перелом в человеческом хозяйстве. От собирания пищи человек перешел к ее производству, получив также возможность хранить излишки и впоследствии перераспределять их. Резкое увеличение производительных сил общества («неолитическая революция») дало стимул к развитию обмена, а значит, и к более активной культурной диффузии, к постепенному складыванию культурно гомогенных областей и регионов. Земледельцы, в отличие от палеолитических охотников, имели возможность вести более или менее оседлую жизнь, создавать крупные поселения. Кроме того, в обществе постепенно стали выделяться группы, отвечающие за распоряжение излишками, их перераспределение и обмен — прообраз правящих слоев классового общества в будущем. В целом неолитическая культура характеризуется как доклассовая. Неолитические люди жили, по-видимому, еще в относительно эгалитарном обществе, не знавшем, в частности, масштабных вооруженных стычек и конфликтов. Однако наличие излишков, концентрировавшихся в центрах неолитического обмена — «протогородах» (таких, как известное городище Чатал-Гуюк в Малой Азии) уже стимулировало выделение вооруженного насилия в особый и жизненно важный род человеческой деятельности. Большие поселения начинают обноситься стенами, в неолитических «некрополях» появляются массовые захоронения людей, погибших насильственной смертью. В области производства орудий труда неолит характеризуется переходом к шлифовке и полированию каменных орудий и широким распространением плоских плечиковых топоров (необходимых первобытным людям прежде всего для заготовки топлива — рубки деревьев и кустов). Как считается, неолит завершается с началом использования металлических украшений и орудий труда — в V тыс. до н. э. на Среднем Востоке, IV тыс. до н. э. в Египте и самом конце III тыс. до н. э. в Китае.
Во всемирной истории в целом неолит характеризуется как период развития первобытного земледелия, скотоводства и керамического производства. В принципе, эти характеристики распространяются, с определенными поправками, и на неолит Дальнего Востока в целом. Неолитической культуре яншао (долина Хуанхэ, V–III тыс. до н. э.) в Китае была уже известна керамика. При всей сильной зависимости людей яншао от рыболовства, они занимались уже выращиванием проса и разведением свиней и собак. В то же время, обитатели неолитической Японии (культура дзёмон — «веревочной керамики»; X тыс. — III в. до н. э.) познакомились с керамикой очень рано (X тыс. до н. э.), но, занимаясь в основном собирательством и рыболовством (и в меньшей степени охотой), перешли к интенсивному земледелию (рисоводству) очень поздно — только в I тыс. до н. э. (хотя эпизодическая доместикация ряда злаков угадывается уже по материалам сер. IV тыс. до н. э.). В Корее, как и в Японии, приход неолита знаменуется появлением керамики и шлифованных каменных орудий (V тыс. до н. э.), но не развитием земледелия. Земледелие — выращивание проса — пришло в Корею относительно поздно (III тыс. до н. э.) и основным признаком корейского неолита не считается. Первоначально корейский неолит определялся как «культура гребенчатой керамики» — по типичному для многих корейских керамических изделий эпохи неолита узору, наносившемуся инструментом типа гребенки, который и оставлял характерные оттиски. Однако сейчас, с открытием других разновидностей корейской неолитической керамики, представляется более точным определить корейский неолит прежде всего как эпоху, начавшуюся с появлением керамики (начало V тыс. до н. э.) и закончившуюся с массовым изготовлением гладкой (неорнаментированной) керамики и переходом к обработке металла в начале I тыс. до н. э. Подобные особенности корейского и японского неолита связаны как с типологической принадлежностью этих культур к северному, «сибирскому» ареалу, характеризовавшемуся преимущественным развитием рыболовства и охоты (см. ниже), так и с природными условиями Корейского полуострова и Японских островов — «открытость» морям с теплыми течениями (Куросио и т. д.) и, соответственно, обильной съедобной фауной. Также следует сразу отменить, что, в отличие от неолитических (раннеземледельческих) обществ Ближнего Востока или Средиземноморья, отличавшихся значительным размером излишков и, соответственно, определенной степенью межобщинной и внутриобщинной дифференциации (т. е. появлением богатых общин и «сильных семей»), и страдавших уже от межобщинных вооруженных столкновений, корейскому неолиту серьезное социальное расслоение и заметное вооруженное насилие не были свойственны. Причина проста — примитивное земледельческо-рыболовческое хозяйство без значительной роли скотоводства (отличавшей, как известно, неолитический Ближний Восток) не давало излишков, достаточных для освобождения верхушки общества от физического труда и делавших рентабельной организацию грабительских военных экспедиций.
Исследование неолита на территории Корейского полуострова было начато японскими учеными после аннексии Кореи (1910 г.). В 1916 г. Тории Рюдзо (впоследствии прославившийся своими исследованиями корейских дольменов) начал изучение неолитической раковинной кучи на о. Сидо (напротив Инчхона, у побережья Желтого моря). В 1925–1932 гг. несколько японских археологов — Фудзита Рёсаку, Аримицу Кёити, Ёкояма Сёдзабуро и др. — исследовали основные неолитические памятники, прежде всего в районе Сеула (поселение Амсадон) и Пусана (поселение Тонсамдон). Анализ исследованного материала позволил Фудзита — «патриарху» тогдашней японской колониальной археологии в Корее — выдвинуть теорию о принадлежности корейского неолита к общеевразийской культуре «гребенчатой керамики», известной по относящимся к IV–II тыс. до н. э. керамическим находкам из Скандинавии, Северной России, Сибири и Дальнего Востока (например, камская и волосовская культуры V–II тыс. до н. э.). Эта теория в целом связывала заселение Корейского полуострова в неолите с миграцией сибирских рыболовов-охотников на юг, в Маньчжурию, Корею и Японию, тем самым подчеркивая «северные», «сибирские» истоки корейской культуры. Исследования корейских археологов после освобождения страны (1945 г.) дали более подробный материал, позволяющий несколько скорректировать предположения Фудзита, но в целом подтверждающий истинность «северной» теории. Так, стало ясно, что корейская гребенчатая керамика несколько древнее сибирской и генетически связана с предшествующими ей этапами в развитии керамики на полуострове, особенно