Рис. 89. Боевой топор из Лядинского могильника, погр. 71: а – технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной стали); фотография микроструктуры, х70 (видманштетт)
Все три изделия имеют разную форму: у одного экземпляра линия спинки клинка переходит в плоский черенок (общая длина 12 см), соотношение клинка к черенку 2:1; у другого – линия спинки клинка плавно переходит в плоский черенок (общая длина 16 см), со стороны лезвия имеется четкий уступ, соотношение клинка к черенку 5,5:1; у третьего ножа спинка и лезвие клинка отделены четкими уступами от черенка (общая длина 13 см), соотношение клинка к черенку 2:1.
В двух случаях в центре помещена полоса фосфористого железа, а боковые полосы были стальные (рис. 95, ан. 5825). Третий нож был изготовлен из трех стальных полос с разным содержанием углерода (рис. 95, ан. 4952). Все ножи прошли термообработку.
Рис. 90. Боевой топор из Лядинского могильника, погр. 67: а – технологическая схема изготовления (пакетирование из нескольких стальных полос с последующей закалкой); фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, троостит)
Известно, что мордовские племена входили в сферу влияния Хазарского каганата (салтово-маяцкая археологическая культура). В материалах Лядинского могильника, который территориально наиболее близок к салтовским памятникам, явно прослеживается салтовское влияние в сфере кузнечного производства. Оно выражалось в присутствии значительного количества пакетированных изделий, что является характерным признаком салтовской железообработки.
Рис. 91. Топор из Лядинского могильника, погр. 22: а – технологическая схема изготовления (из пакетной заготовки с последующей термообработкой); б– фотография микроструктуры, х115 (троостито-сорбит)
Форма контактов мордовского населения, оставившего Крюково-Кужновский и Лядинский могильники, с салтовцами была разноплановой. В первом случае (Крюково-Кужновский могильник) речь может идти о заимствовании некоторых форм салтовских железных изделий (топоры-секирки), изготовленных в чисто финских традициях.
Рис. 92. Боевой топор из Лядинского могильника, погр. 14: а – технологическая схема изготовления (из пакетной заготовки); фотография микроструктуры, xl 15 (феррит, феррит с перлитом)
Рис. 93. Наконечники копий из Лядинского могильника. Ан. 5839, погр. 67: а – технологическая схема изготовления (из пакетной заготовки с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит, мартенсит). Ан. 5833, погр. 67: а – технологическая схема изготовления (сварка обычного и фосфористого железа); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, включения шлака)
Во втором – контакты были более тесными, что выразилось в распространении такого технологического приема как пакетирование (рис. 96). Вместе с тем в материалах Лядинского могильника можно выделить ряд изделий, являющихся непосредственным импортом с территории салтовской культуры. Мы имеем в виду такие типичные для салтовцев изделия, как топоры-секирки и мотыжки, которые как по форме, так и по технологии совпадают с салтовскими (Толмачева 1989, с. 155, 165; Розанова, Терехова 20006, с. 393–396).
Наряду с салтовским и болгарским импортом к мордовским племенам попадали и изделия древнерусских ремесленников, о чем свидетельствуют находки в погребальных комплексах боевых топоров (типы III и VIII по А. Н. Кирпичникову).
Рис. 94. Боевой топор из Лядинского могильника, погр. 20: а – технологическая схема изготовления (основа – из пакетной заготовки, наварка стального лезвия с последующей термообработкой); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, мартенсит)
Рис. 95. Ножи из Лядинского могильника. Ан. 5825, погр. 62: а – технологическая схема изготовления (трехслойный пакет); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит, феррит). Ан. 4952, погр. 14: а – технологическая схема изготовления (трехслойный пакет); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит)
Рис. 96. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из памятников мордвы (IX–XI вв.).
Полученные данные позволяют сравнить технику железообрабатывающего производства трех групп финского населения Поволжья. Как явствует из приведенных на рис. 97 гистограмм, наибольшую близость демонстрируют материалы из памятников мери и Тверского Поволжья. Существенно отличается от них технико-технологический строй железообработки мордвы. Эти отличия заключаются прежде всего в присутствии значительной доли сварных технологий в материалах из памятников мери и Тверского Поволжья и редком использовании подобных схем в кузнечном ремесле мордвы. Другой отличительной чертой является большое количество орудий из пакетированных заготовок на мордовских памятниках, в то время как у мери и на памятниках Тверского Поволжья такие предметы встречаются в единичных экземплярах. Указанные отличия обусловлены тем, что эти народы находились в различных сферах экономического влияния. На развитие кузнечного ремесла мордвы влияние оказали контакты с носителями салтово-маяцкой культуры и Волжской Болгарии. Железообрабатывающее производство мери и населения Тверского Поволжья испытывало мощное воздействие скандинавского фактора, связанного с активизацией торговли по Балтийско-Волжскому пути.
Рис. 97. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из памятников финского населения Поволжья (IX–XI вв.).
2. Железообработка у пермских народов
В жизни народов Волго-Уральского региона большую роль в рассматриваемое время играли болгарские племена, появившиеся на территории Волго-Камья в середине V111 в. Приход нового населения сопровождался набегами, которые совершали болгары на своих финно-угорских соседей. Набеги на окружающие оседлые народы, захват и переселение пленников на подвластные территории для использования их в качестве рабочей силы было обычной политикой степняков. Использование местного пермского населения позволило болгарам сравнительно быстро освоиться на не совсем привычных лесных и лесостепных территориях Средней Волги и Нижней Камы. Исследователи полагают, что финно-угорские переселенцы способствовали развитию в Волжской Болгарии земледелия и ремесленного производства (Белавин 2000, с. 39; Иванов 1998, с. 109).
В результате набегов или вследствие союзнических отношений на раннеболгарских памятниках появляется значительное количество финно-угорских вещей (так, количество приуральской керамики в материалах поселений Волжской Болгарии колеблется от 20 % до 77 % от числа лепной керамики). В свою очередь болгарская посуда (прежде всего круговая) и украшения обнаруживаются на финно-угорских памятниках Предуралья (Белавин 2000). Наиболее ярко болгарский компонент проявляется на памятниках родановской культуры. В Верхнем Прикамье выявлено более 100 пунктов, где обнаружены предметы болгарского производства, среди которых оружие, цилиндрические фигурные замки и т. д. По мнению большинства исследователей, в VIII–IX вв. верхнекамское население входит в состав формирующегося Болгарского государства. Болгары осуществляли посредническую транзитную торговлю между Средней Азией, Северным Кавказом, Русью и Прикамьем. Они стремились закрепить торговый путь по Каме за собой, препятствуя проникновению иноземных купцов в эти районы. Эквивалентом обмена со стороны пермских племен была пушнина (Оборин 1999). По данным источников (правда, относящихся к XIV в.), доходность пушной торговли достигала 3600 % (Хан 2004).
Древнерусское воздействие на финно-угорские народы Предуралья, которое прослеживается с X в., было менее выражено, чем влияние болгар. Древнерусские вещи на прикамских памятниках часто встречаются вместе с болгарскими. К русскому импорту относятся шиферные пряслица, серебряные гривны киевского и черниговского типов, керамика (Оборин 1999). Примечательна находка на городище Иднакар в слоях X – начала XI вв. костяного гребня местной формы с нанесенным тамгообразным знаком, представляющим собой копию тамги Владимира Святославича (Иванова 1998, с. 170). Аналогичный знак был обнаружен на трапециевидной привеске из Рождественского могильника (Белавин 2000, с. 151–152).
Обратим внимание и на предполагаемые связи финно-угорского населения Предуралья со скандинавским миром. Хотя прямых свидетельств о пребывании скандинавов на территории Предуралья нет, однако ряд исследователей (Г. С. Лебедев, Д. А. Мачинский, Н. А. Хан) считают, что уже в конце VII в. возникает «сакрально-торговый путь», по которому осуществлялись этнокультурные связи скандинавского и западнофинского мира с Предуральем. Именно таким путем, например, попадали сюда скандинавские вещи (правда, единичные) в стиле Борре (Белавин 2000, с. 154–156).
Расширение связей народов Предуралья с поволжско-финским и прибалтийско-финским миром документируется многочисленными находками бронзовых амулетов и подвесок (Белавин 2000, с. 145).
Материалы из памятников Предуралья, датируемые IX–XIII вв., происходят из родственных археологических культур, которые большинство исследователей относят к пермскому этносу (рис. 45): поломско-чепецкая (Варнинский и Поломский могильники, городища Иднакар,
Весьякар, Дондыкар), родановская (Агафоновский II могильник, городища Шудьякар, Анюшкар, Рождественское, Саломатовское), ванвиздинская (поселения Лозым, Угдым, Пасашор) и вымская (Ыджыдъельский, Кичилькосский, Жигановский могильники). При металлографическом исследовании учтены все основные категории железного инвентаря: ножи, топоры-кельты, проушные топоры, долота, тесла, наструги, кресала, шилья, сабли, наконечники стрел, копий и дротиков и т. д.
Основные результаты металлографических анализов из предуральских памятников подробно опубликованы (Бирюков 2005; Бирюков, Савельева 2005; Завьялов 1988а; 19886; 1992; 2005; Зыков 1987; 1992; Перевощиков 2002) и в настоящей работе приводятся в обобщенном виде – в виде гистограмм и таблиц.
В результате проведенных исследований удалось установить, что в IX–XIII вв. значительные изменения происходят в формах орудий труда из железа и стали: в целом они вписываются в типологию вещей Восточной Европы этого времени. Это широколезвийные топоры с опущенным лезвием, хорошо представленные среди русских и финских материалов северной и центральной полосы Восточной Европы (Левашева 1956, с. 47); проушные тесла, косы, серпы, наральники. К концу XI в. выходят из употребления такие местные типы железных изделий, как топоры-кельты, пластинчатые кресала, а также бытовавшие в конце I тысячелетия салтово-маяцкие типы вещей: боевые топоры, ножи группы III (по Р. С. Минасяну). Изменяется и состав железного инвентаря в пермских погребальных комплексах: из них почти полностью исчезают профессиональное оружие и предметы конского снаряжения.