– Что вы имеете в виду? Особые отношения между мужчиной и женщиной? Нет, у нас таких отношений не было.
Он заглянул в лежавшие перед ним бумаги и что-то в них поискал. Затем некоторое время читал нужные показания и, наконец, всем своим видом выражая сомнение, произнес: «А свидетели говорят обратное. Они говорят, что Арзу-ханым нередко приходила к вам, оставалась у вас дома по несколько часов, а выходила изрядно растрепанная».
В ответ я лишь усмехнулся с деланым безразличием. Прокурора моя ухмылка вывела из себя.
– Вы вообще-то на допросе об убийстве, – резко сказал он.
– То, что Арзу-ханым выходила от меня растрепанная, – не что иное, как фантазии соседа-бакалейщика.
В ответ прокурор, несколько поколебавшись, протянул мне оранжевую папку. Я раскрыл ее: внутри были фотографии, снятые полицейскими на месте преступления. Арзу в своем красном платье лежит ничком на лестнице, голова на ступенях, юбка задрана. Одна из туфель слетела с ноги. Вокруг словно растеклась не кровь, а стекла краска с ее платья.
Пока я разглядывал фотографии, прокурор внимательно изучал меня. Поблагодарив, я вернул ему папку.
Затем он повернулся к секретарше: «Пиши».
Он произнес несколько обязательных формальных фраз, однако содержательная часть, касавшаяся меня, была нерадостной. «В суд направляется запрос на ордер об аресте подозреваемого в связи с несостоятельностью его алиби (подозреваемый не сумел доказать, что его не было на месте преступления в момент убийства; у него нет свидетелей); в связи с необходимостью проведения углубленного допроса (подозреваемый продемонстрировал неуверенность при ответе на вопросы), подтверждения заявлений подозреваемого, а также в связи с возможной его попыткой скрыться от следствия».
Воцарилась тишина. Я не знал, что мне делать, но решил, что следует встать. Так что я встал. Прокурор, скорее всего, ожидал, что я начну возражать и возмущаться, но я молчал, и он растерялся. Спохватившись, он нажал на кнопку звонка, вошли полицейские.
Они-то и отвели меня в подвал и заперли в сырой темной камере. В той камере я провел много часов. Я сидел в ней и думал, что надо было хотя бы книгу с собой взять. А потом произошло нечто странное: мне показалось, что стена передо мной пытается что-то рассказать, о чем-то напомнить. Я внимательно смотрел на нее: стена была выкрашена в странный серый цвет, подобного я раньше никогда не видел, краска местами облупилась, пятна сырости разъели ее. Больше ничего особенного в этой стене не было – стена как стена.
Почему мне все это казалось, я понять мне мог. Я пытался отвести глаза и смотреть в другое место, но стена продолжала гипнотизировать меня. Чтобы избавиться от этого наваждения, я решил поиграть сам с собой в одну игру: я попытался представить всех литературных героев, которые когда-либо попадали в тюрьму. С одной стороны двухъярусной кровати я усадил Мерсо, а рядом с ним поместил Жана Вальжана, чтобы они могли разговаривать между собой по-французски. Катюша с Раскольниковым говорили вполголоса по-русски чуть поодаль, скорее всего, они обсуждали визит Нехлюдова. Али из Кешана уселся у стены, Доктор Б играл в шахматы.
Прошло немало времени. Наконец меня отвели наверх. Когда меня поставили перед дежурными судьями, я обратил внимание на то, что судьи старше прокурора. Мне опять задали те же вопросы, я произнес те же ответы. Меня снова заставили ждать, а потом отпустили.
Когда я вышел на улицу из здания прокуратуры и суда, уже темнело. Светились магазинные вывески. Я дошел до стоянки такси и поехал в Подиму. В дороге мне представлялось, как все пережитое за этот день медленно стирается из моей памяти. И действительно, я будто вовсе уже забыл произошедшее. А может, мне только так казалось. Почему я все время думал о той стене? Навстречу не было ни одного автомобиля. Асфальт на шоссе местами провалился, впадины заполнились дождевой водой, и, когда колеса такси то и дело попадали в них, по сторонам разлетались брызги.
Когда я подошел к дому, Керберос радостно залаял. «Я немного устал, – сказал я ему. – Прости, но я не могу пойти с тобой гулять, лучше отвяжу тебя. Договорились?» Только хвост мелькнул вместо ответа.
7Визит соболезнования и кошка с окровавленным носом
Войдя в дом, я сразу отправился в душ и долго стоял под горячей водой. Потом поужинал оставшимися в холодильнике полуфабрикатами и запил все вином из той бутылки, которую откупорил, угощая журналистку. Она назвала это дорогое вино газировкой. Я невольно усмехнулся. Наверно, сейчас она в Стамбуле вместе с родителями.
Я лег в кровать и, слушая раскаты грома и шум волн и ветра, задремал. Сон мой был глубоким и без сновидений.
На следующее утро никакие синие зайцы вокруг меня не скакали. Все окутала тишина. Даже ветер не бил в ставни. Потеплело. В комнату проникали тусклые солнечные лучи. Когда я встал и открыл окна, то увидел, что шторм успокоился.
Мне пришла в голову мысль, что в этот день непременно нужно сделать что-то важное, но что именно – я понять не мог. Такое было чувство, будто я что-то запланировал. За чашкой кофе я вспомнил: мне нужно было пойти в дом к Али, как бы ни был неприятен ему и мне этот визит. В противном случае возникла бы ненужная и тяжелая напряженность.
Я оделся по погоде и, взяв с собой Кербероса, направился к дому Али по залитым водой вчерашнего дождя дорогам. У дома никого не было. Перед калиткой я привязал Кербероса. Пес помалкивал, потому что был очень доволен прогулкой после многочасового сидения на цепи. Хатидже-ханым, должно быть, хорошо его покормила.
Войдя в сад, я сразу вспомнил позавчерашнюю вечеринку: тогда над нами светила полная луна, дом был превращен в галерею. На стенах висели новые картины Али. Приглашенные, быстро взглянув на полотна, почти сразу выходили в сад, принимаясь за выпивку и разговоры в группах по несколько человек. Все гости были известными в Стамбуле личностями в сферах прессы, рекламы, торговли. На самом деле все эти мужчины и женщины были скучными и мелочными, соперничали и ненавидели друг друга, но все без исключения делали вид, будто друг друга обожают и от души веселятся. Запах жасмина пьянил, гости безостановочно опрокидывали спиртные напитки, разносившиеся на подносах. В одном из углов сада был накрыт «шведский стол». Вечеринку обслуживала стамбульская кейтеринговая компания.
На Арзу было красное платье на тонких бретелях, которое открывало загорелые ноги и едва прикрывало грудь. Она обнималась с гостями, большинство которых были ее старинными приятелями, чокалась с ними и хохотала. Казалось, что она опьянела. Я тоже взял бокал шампанского с подноса у официанта, но, как только сделал глоток, сразу понял, что компания сэкономила – вместо шампанского было газированное вино. Я стоял, не зная, что сделать с бокалом. Я не мог на глазах у всех оставить его на столе. В тот момент мне на глаза попался Мухаррем, который тащил стопку грязных тарелок.
– Возьми, – сказал я.
Парень унес все на кухню.
Я не знал почти никого из гостей и не собирался ни к кому подходить, но Арзу, завидев меня, принялась приговаривать: «Ой, кто пришел, кто пришел!» и подошла ко мне вместе с группой гостей, с которыми в тот момент разговаривала. Подойдя, она рассказала им обо мне, назвав меня выдающимся инженером и очень образованным человеком. По ее словам, если бы кому-то довелось увидеть мой дом, они бы не поверили своим глазам, потому что он как Национальная библиотека Турции – я целыми днями читаю, но при этом очень хороший друг. Все эти слова не произвели на меня никакого впечатления, но они весьма заинтересовали гостей, жаждавших приключений.
Арзу познакомила меня с каждым – кто-то оказался известным телеведущим, а кто-то популярным колумнистом центральной газеты, и каждый из них протягивал мне руку. Увидев, что я в ответ не пожимаю рук и только киваю в знак приветствия, гости удивились. Улыбнувшись, Арзу добавила: у этого инженера очень странный характер, и он ни к кому не прикасается. В ответ на это один журналист с белой бородой и раскосыми глазами пошутил: «Что, и к тебе, приятель, никто не прикасается?» На что Арзу ответила: «Нет, не прикасается!» Тут бородатый расхохотался и сказал: «Действительно, очень странный человек». Остальные засмеялись вслед за ним. Я тоже засмеялся. Так мы вместе посмеялись над моим странным характером.
Я предположил, что Арзу спит с этим человеком – очень уж они бесцеремонно общались. Я хотел, чтобы Арзу наконец отвлеклась от меня. В это время подошла новая группа гостей, и они обо мне тут же позабыли.
Той ночью месяц безжалостно освещал землю. В доме на десять минут погасили освещение. В ярких лучах лунного света все, кто был в саду, превратились в темные силуэты. Повисла напряженная тишина. Эти минуты были похожи на пролог спектакля, который намекал на то, что вскоре будет пережито в доме. Я подумал об этом позднее, когда вспоминал произошедшее. Конечно, в ту минуту я не знал, что произойдет, но тем не менее на мгновение во мне возникло неприятное чувство, созданное лунным светом. Мне показалось, что я один в целой Вселенной. Лунный свет, который почему-то вдохновляет поэтов и влюбленных, всегда напоминал мне свет на операционном столе.
Когда огни загорелись вновь, я ушел в дом. Раздвижные двери первого этажа были раскрыты, пространство гостиной объединилось с садом. Пол был покрыт белым мрамором, стены были белоснежными. Картины Али с изображением луны показались мне типичными образчиками романтики китча, однако, когда через некоторое время он подошел ко мне, я сказал:
– Какой ты молодец. Уверен, все картины быстро раскупят. Какая хорошая идея устроить открытие выставки картин о луне во время полнолуния.
Он простодушно поблагодарил меня. Вечеринка мне казалась сущей глупостью, картины, в общем, тоже, однако мне не хотелось вступать в бессмысленные споры и начинать бессмысленные ссоры. Я научился не говорить правду. Мне порядком действовала на нервы громкая музыка, игравшая в саду. Каждому приходилось развлекаться самостоятельно. Большинство гостей танцевало. Самым смешным, конечно, был тот бородатый журналист. Если я сейчас вздумаю уйти, это непременно кто-то заметит, и Арзу придется сказать что-нибудь насмешливое. Поэтому я поднялся в кабинет Али, нашел книгу про Альваро Аальто, сел на кожаную кушетку и принялся читать. Рядом на журнальном с