Я ожидал возражений, и они тут же последовали одно за другим. На сей раз мне пришлось потрудиться, чтобы ее уговорить. У нее не было намерений ночевать в моем доме и ехать на пляж. На общение со мной ее толкали два обстоятельства – страсть газетчика и, конечно же, любопытство. Ей хотелось, добившись от меня правды, превратить «Убийство в Подиме» из «утки» в историю победы. Она следовала своему плану, чтобы обойти других газетчиков, но для этого вынуждена была подчиниться моим странным просьбам. Вот почему в конце концов она уступила.
Час спустя мы сидели на берегу моря в той самой спокойной бухте. До этого мы заехали в туристический магазин на выезде из деревни и купили черный и оказавшийся девушке немного большим купальник, в котором она выглядела слишком белой, белой как снег. Было ясно, что она никогда не загорала. Не понравилось ей сидеть под солнцем, и она постоянно предлагала перейти в прохладную тень, падавшую от скал. Конечно же, все происходило так, как ей хотелось, и мы в итоге оказались в тени.
– Ты знаешь, сначала я хочу прочесть тебе маленький отрывок из одной книжки, – сказал я, – а ты послушай.
Я вытащил из сумки книжку и прочитал:
– «Любовь то на крыльях летает, то идет шагом. С этим мчится, с тем еле бредет. Одних охлаждает, других испепеляет. Одних ранит, других убивает. Бег ее желаний в один и тот же миг начинается и прекращается. Утром предпринимает она осаду крепости, а вечером крепость уже взята, ибо нет той силы, которая могла бы ей сопротивляться» [3].
– Какие странные слова, – наморщилась она. – Кто такое написал?
– Сервантес. Все, что он написал, – правильно, лишнего ничего нет, даже кое-чего не хватает.
Затем я не смог удержаться от того, чтобы прочитать ей небольшую лекцию по литературе. Я хотел, чтобы она увидела истинное лицо того чувства, что зовется любовью.
– О ком ты хочешь еще услышать – о мужчинах и женщинах, которые покончили с собой, поскольку полюбили безответно; о тех, кто задушил собственную жену из-за приступа беспочвенной ревности; о тех, кто попал от любви в тюрьму; о тех, кто из-за любви совершил массовое убийство; о прекрасной Елене и войне, которая из-за нее началась; о погибших из-за любви на дуэли; о тех, кого подвергли мучениям, пытаясь бесполезно добиться от них, чтобы они выдали своих возлюбленных; о сошедших с ума и попавших в дом скорби; о тех, кто из-за любви лишился доброго имени; о тех, кто из-за любви потерял состояние? О ком ты хочешь знать?
– Кажется, вы имеете в виду литературных героев?
– Литература более реальна, чем настоящая жизнь. Но неужели ты думаешь, всего этого не происходит на самом деле? Ведь есть и самоубийства, и убийства. Английский король Эдвард из-за любви отказался от престола, и Пушкин – погиб на дуэли, и Клинтон из-за небольшого приключения рисковал своей должностью, и Оскар Уайльд попал в тюрьму…
– Все верно, – улыбнулась она, – если смотреть с этой точки зрения, то любовь действительно опасная штука.
– Да, конечно. Любовь лишает человека воли, поэтому опасна. Она начинает управлять тобой, ты теряешь логику и не можешь проявить рассудительности. Любить кого-то – значит, шагать по краю пропасти с завязанными глазами. В конце могут оказаться и смерть, и убийство, и самоубийство.
– Ох, ну откуда же вы столько знаете? – выдохнула она.
Я улыбнулся. Я сказал, что по правде очень не люблю слово «любовь»: в наши дни она давно стала предметом торга. И тогда девушка спросила меня, каким словом следует называть настоящее чувство.
– Арабы называют его «гарам». Именно оно заставляет людей совершать безумные поступки. Оно отличается от обычной любви. Это «ЧЕРНАЯ СТРАСТЬ». Такое чувство опасно.
На какое-то время между нами воцарилось молчание. Она чертила что-то на песке веткой, а потом сказала, что, так как я не читаю газет, то я не в курсе, какие новости выходят каждый день, а стоило бы знать, потому что слова «любовь» и «убийство» постоянно соседствуют. Вот недавно один пожилой человек убил семью своего соседа, потому что влюбился в его маленькую дочь, так что если говорить с этой точки зрения, то, конечно, я прав.
– Гарам – самое опасное человеческое чувство, – повторил я.
– Тогда самая безопасная любовь – эта ваша Любимая, – усмехнулась она.
– Вот теперь ты меня поняла. Пойдем поплаваем.
Она осторожно вошла в воду, словно боялась маленьких волн, набегавших на берег. Каждая волна вымывала песок из-под наших ног, и это вызывало легкое ощущение щекотки. Девушка смеялась, прыгала, выбегала на берег, когда поднималась большая волна, и напоминала маленькую девочку, играющую с водой. Глубоко она заходить не стала, несмотря на то, что я настаивал. «Я не хочу мочить волосы», – объясняла она.
Она так говорила, но было очевидно, что она просто боится воды. Тем не менее я заметил: преодолевать свой страх, шаг за шагом двигаясь к тому, что пугает, стало у нее привычкой. Казалось бы, она каждый раз сдает экзамен на смелость. Если бы мы еще раз поехали на море, она бы непременно заставила себя зайти глубоко.
Мы пообедали в одном из рыбных ресторанчиков на берегу. Официант был мне знаком. Вначале я спросил у него пива, а затем попросил перечислить, какая рыба есть в меню. Произнося названия различных черноморских рыб, официант упомянул и камбалу, но добавил, что есть только совсем маленькие особи, потому что сейчас на камбалу не сезон. Журналистка никогда раньше не пробовала камбалу и спросила, какова она на вкус.
– Это примерно, как фуа-гра, только из моря, – сказал я.
Она рассмеялась шутке, но камбала, которую вскоре принесли, ей тоже не понравилась.
– Тут совсем нечего есть, – наморщилась она, – сплошные кости.
«Как же тебе сложно понравиться, – подумал я про себя. – Вот уж, наверно, доставила ты матери хлопот в детстве, да и сейчас наверняка не подарок. На все кривишь губы».
Мы вышли из ресторана. По дороге попался буфет, и я купил ей гамбургер. Девушка с аппетитом жевала булку, и по лицу ее расплывалась довольная улыбка. Было ясно, что она очень голодна. Когда зазвучал полуденный намаз, она внезапно подняла голову, будто о чем-то вспомнила.
– Уже поздно! – воскликнула она. – Мне нужно найти автобус или маршрутку до Стамбула.
– На самом-то деле я смогу отвезти тебя в Стамбул на своей развалюхе, – предложил я. – Так будет удобнее и спокойней, но…
Она молчала, ожидая продолжения.
– …Но только если ты и этим вечером останешься у меня. А я тебе расскажу самую великую в мире историю любви.
– Ну уж нет! – возмутилась она. – Ни за что на свете! Родители беспокоятся, а завтра мне нужно в газету. Ни за что!
– Ну хорошо, – пожал я плечами. – Давай поедем, заберем твою сумку и айпад, и я тебя отвезу.
Какое-то время мы не разговаривали. Когда доехали до дома, и я открывал дверь, она как бы невзначай спросила:
– А что это за история?
Я ответил, что это история моего брата.
– Вашего брата-близнеца, – уточнила она. – Вы же не хотели о нем говорить. Так что с ним произошло?
– Чего только с ним не происходило.
Она с любопытством смотрела мне прямо в глаза.
– Страстная любовь, – продолжал я. – После нее мой брат так и не оправился.
– Но он же не умер?
– Нет, не умер. Я тебе уже рассказывал, что с тех пор он колесит по миру, а мне присылает по электронной почте фотографии тех мест, где побывал. Последнее его письмо пришло с берегов Индийского океана, в нем он написал, что скоро вернется и заедет ко мне.
– Почему он так далеко уезжает? Он же никого не убил!
– Ты думаешь, смерть и убийство – это самое страшное, что может произойти с человеком? Мехмед молил о смерти, для него она была бы освобождением, но…
– Но что?
– Но с ним произошло кое-что другое, такое, что он даже покончить с собой не может.
Она задумчиво пошла к себе в комнату, сложила сумку, а я стоял и ждал на пороге. Собравшись, она подошла ко мне и с выражением глубочайшего страдания на лице спросила:
– А что, оставаться обязательно? По дороге рассказать не можете?
Я сказал, что «разговор на ходу» будет неуважением к страданиям брата.
Она выпятила нижнюю губу, надулась, села в машину и громко хлопнула дверью.
Керберос замер перед своей будкой и с любопытством смотрел на нас, пытаясь понять, что же происходит.
– Занимайся своими делами! – рявкнул я на него, сел в машину и завел мотор.
Мы поехали по лесам и полям, по разбитым дорогам. Первые десять минут мы не разговаривали. Наконец я нарушил молчание:
– Для тебя есть интересная новость. Невиновность Светланы полностью не доказана, говорят, допрос продолжается. Никто не может подтвердить, что в доме ночевала ее подруга Фериха. Есть только показания их обеих и утверждение Светланы о том, что она отпросилась у Арзу.
Лицо девушки приняло настолько растерянное и простодушное выражение, что я чуть не расхохотался.
– О Аллах, эта история когда-нибудь закончится? – простонала она. – А это вы откуда узнали?
– Конечно, от Хатидже-ханым. Без ее ведома птица по деревне не пролетит.
Мы проехали еще какое-то расстояние, и затем девушка внезапно ударила кулаком по панели.
– Черт побери!
Я растерялся и притормозил, не понимая, что происходит. Она продолжала колотить кулаком.
– Черт побери! Черт побери!
Я спросил, что случилось, но уже предполагал ответ на свой вопрос. Я сразу понял: она передумала уезжать. Почему-то ее решение меня не обрадовало, а ведь я столько усилий приложил.
– Давайте вернемся, – вздохнула она. – Если я сейчас уеду, то упущу новости о Светлане. Мы можем найти Фериху и поговорить с ней?
– Думаю, что можем.
Мне совершенно не хотелось искать Фериху. Вся эта история начинала казаться бессмысленной. Впрочем, вполне возможно, девушка пожелала остаться из-за истории моего брата… Так-то оно и было!
– Я с самого начала предполагала, что убийца – ваш брат Мехмед! – неожиданно сказала она. – Но вы тоже очень жестоки, постоянно меня шантажируете.