Как мы помним, на выпускной вечеринке ее расположения активно добивались два одноклассника — вальяжный красавец Никита Дубовик и скромный, но крайне честолюбивый «плебей» — Эдик Архангельский. Первый, естественно, нравился ей гораздо больше второго. Однако, к разочарованию Антонины, вскоре после начала осенней сессии Никита перестал звонить и вообще «испарился». Случилось то, о чем говорилось в любимой народом песне: «Зачем вы, девочки, красивых любите? Непостоянная у них любовь…» Увлеченный новыми знакомствами, скромными студенческими радостями, о которых мы уже рассказали, и многообещающими романами с отнюдь не неприступными однокурсницами, Никита легко забыл о красавице Антонине.
«Она даст только после свадьбы, на которую еще надо получить согласие ее отца», — объяснил он в разговоре со своим бывшим конкурентом — Эдуардом, который был более чем согласен на подобный вариант.
Если в школе Архангельский тщательно скрывал свои чувства, из опасения случайно испортить комсомольскую карьеру, то теперь никакой необходимости в этом не было. Не поступив в Институт международных отношений, он был вынужден довольствоваться вечерним отделением Института народного хозяйства имени Плеханова. Блестящая карьера была впереди, а пока он работал лаборантом на одной из кафедр своего института, учился только на «отлично» и терпеливо дожидался окончания второго курса, чтобы перевестись на дневное отделение.
Но главное состояло в том, что, лишившись необходимости сдерживаться и осторожничать, он влюбился в Антонину с той пылкой и яростно-болезненной страстью, с какой первый раз в жизни влюбляются подобные ему юноши — прыщавые, невзрачные и не избалованные вниманием противоположного пола. Поначалу, пока Антонина, изрядно робея, еще только осваивалась в стенах ВГИКа, она воспринимала ухаживания Эдуарда вполне терпимо — более того, охотно рассказывала ему обо всех новостях дня, вроде: «Представляешь, сегодня я видела самого Вячеслава Тихонова!» Архангельский почти каждый день ждал ее у выхода, чтобы проводить до дома, а затем отправиться на вечерние занятия в собственный институт.
Однако затем, когда он уже примелькался и на него стали обращать внимание однокурсники Антонины, она начала тяготиться его бледной и серьезной физиономией, которую отнюдь не украшали черные «стариковские» очки. Да и одет Эдуард был далеко не под стать обитателям столь престижного института — старенький костюм, неизменная черная водолазка и мешковатая серая куртка швейной фабрики «Большевичка». Он и сам прекрасно понимал недостатки своего внешнего вида, безумно злился на всех и вся, но продолжал упорствовать, хотя Антонина все чаще встречала его холодно-пренебрежительной гримасой, а то и вовсе выходила вместе с какой-нибудь компанией и делала вид, что не замечает его унылой фигуры, маячившей в стороне от входа. Впрочем, самое главное потрясение юности ждало его впереди. Однажды — это произошло уже зимой, — страшно замерзнув, но так и не дождавшись Антонину, он отважился позвонить ей домой.
— А она ушла на свидание с Герой, — как ни в чем не бывало заявила ее мать.
— Простите, Гера — это кто? — холодея от дурного предчувствия, пролепетал Архангельский. — Я имею в виду — это юноша или девушка?
— Гера — это Георгий Абросимов, сын известного кинорежиссера, который сейчас учится на актерском факультете. Он пригласил Тонечку в кино, так что она придет поздно, да и вообще…
Последняя фраза осталась незаконченной, но Архангельский прекрасно понял намек на то, что звонить бесполезно. Оставалось кусать губы, глотать слезы, сжимать кулаки и обдумывать планы мести.
А сама Антонина нежилась в лучах первой любви. Все произошло так восхитительно и неожиданно! Однажды на перемене она столкнулась в коридоре института с высоким, длинноволосым, щегольски одетым красавцем — старшекурсником актерского факультета. На нем был песочного цвета вельветовый костюм-тройка, белая рубашка и нежно-розовый галстук. Брюки небрежно заправлены в изящные остроносые сапоги на высоких каблуках. Темно-русые волосы, черные усы и внимательные карие глаза, подернутые, как писалось в старинных романах, «томной поволокой».
— Позвольте вам заметить, мадемуазель, — нежно произнес он, глядя на нее сверху вниз, — что вы чудо как хороши!
— Спасибо, — смущаясь и краснея, пролепетала Антонина, опуская голову.
— К счастью, мое сердце абсолютно свободно, — продолжал будущий герой-любовник, — поэтому если вы мне улыбнетесь, я влюблюсь в вас до безумия!
На такое обещание нельзя было не откликнуться, поэтому бедная девушка постаралась улыбнуться, но из-за проклятой застенчивости улыбка получилась вымученной и неискренней.
— Я — Георгий Абросимов, а как вас величать?
— Антонина Ширманова.
— Тоня… — повторил красавец, — какое прелестное имя. А с какого вы факультета, дитя мое?
Антонина послушно отвечала на все его вопросы и так же послушно продиктовала номер своего телефона, который он небрежно записал на пачке «Мальборо». Лишь после этого Абросимов снисходительно разрешил ей идти дальше и она, по-прежнему опустив голову, быстро побежала по коридору.
Он позвонил только через четыре дня, словно предоставляя ей возможность вволю истомиться ожиданием. Зато потом они стали встречаться достаточно регулярно, и Антонина окончательно потеряла голову. Ее поразили эти вальяжные манеры великосветского льва — в чем-то он напоминал ей Никиту, но Дубовик был ровесником, а Георгий — взрослым и, судя по всему, многое повидавшим мужчиной, что придавало ему дополнительный лоск.
— Он такой вежливый, воспитанный, элегантный! — с восхищением рассказывала она своей двоюродной сестре, которая была на пять лет ее старше, а потому и много опытней.
— Короче, настоящий джентльмен, — не без ехидства подхватила та.
— Да, джентльмен, — с вызовом отвечала Антонина.
— Эх, милая моя, — вздохнула сестра, — смотри не опали крылышки! Уж поверь моему опыту — то, насколько любой мужчина является джентльменом, проявляется не в его манере ухаживать, дарить цветы и говорить комплименты, а в первой фразе, которую он скажет уступившей ему женщине сразу после того, как успокоится.
— Какая же ты циничная! — возмутилась влюбленная красавица и поспешила прервать разговор, чтобы не портить состояния романтичной влюбленности, в котором она теперь непрерывно пребывала.
Однако спустя пару недель, в течение которых Георгий стал проявлять все большую настойчивость, явно не удовлетворяясь скромными уличными поцелуями, Антонине пришлось всерьез задуматься. Ее весьма страшила мысль о физической близости, однако надо же было когда-то начинать, и с кем это сделать, как не с человеком, от которого она откровенно без ума?
Не станет ли это концом тех романтических отношений, которые ей так нравились? Боль, смущение и «непристойность» того, о чем рассказывала ее сестра, вполне могут опорочить их любовь… В самом деле, что он ей скажет после их первой совместной ночи: «Как ты прекрасна»? «Я безумно тебя люблю»? «Давай никогда больше не расставаться»? «Выходи за меня замуж»?
Эдуард уже понял весь ужас своего положения и всю глубину своего несчастья. Но надо было что-то делать, чтобы не сойти с ума от ревности, бессилия и осознания собственной ничтожности! Поначалу ему пришла в голову совершенно пакостная мысль — написать анонимку в адрес комсомольского бюро института, в которой «проинформировать» о том, что такой-то студент соблазнил несовершеннолетнюю студентку, да еще заразил ее венерической болезнью. Архангельский уже начал было набрасывать черновик письма, когда вдруг сообразил, что ничего не знает о «соблазнителе», кроме его имени и фамилии. Это обстоятельство несколько поумерило пыл начинающего анонимщика, и лишь затем явилось чувство омерзения к тому, что он собирался сделать. Какой же сволочью надо быть, чтобы так гнусно оболгать любимую девушку — и всего лишь за то, что она предпочла ему столь эффектного красавца! А разве он на ее месте поступил бы иначе? А если бы в него самого вдруг влюбилась какая-нибудь кинодива, то разве он отверг бы ее во имя своей любви к Антонине?
Незаконченная анонимка была разорвана, сожжена и развеяна по ветру, а Эдуард принялся обдумывать иной вариант. Конечно, гораздо проще и по-мужски было бы просто набить морду своему удачливому конкуренту на глазах их общей возлюбленной, но Архангельский был реалистом и понимал, что у него нет ни единого шанса против этого высоченного верзилы, который был старше его как минимум на четыре года. И тогда ему пришел в голову иной вариант: а что, если обратиться за помощью к Анатолию Вострякову? Архангельскому было известно, что тот поступил в какое-то двухгодичное ПТУ, но учиться ленился и в ожидании призыва в армию откровенно валял дурака. Созвонившись с бывшим одноклассником, он быстро договорился о встрече.
— Гони чирик[1] — и заметано, — невозмутимо заявил Востряков, нисколько не удивившись просьбе Эдуарда. — Отметелю тебе этого фраера по полной программе.
Обрадованный столь легко полученным согласием, Архангельский не стал торговаться, хотя его лаборантская зарплата составляла необлагаемый налогом минимум — семьдесят рублей. Более того, он согласился купить своему наемнику бутылку водки, чтобы тот не замерз на морозе в ожидании намеченной жертвы.
Предварительно составленный план был предельно прост — они устраивают засаду на детской площадке, во дворе дома Антонины, и вместе дожидаются Георгия, после чего Эдуард указывает на него Вострякову. Все дальнейшее, по выражению Анатолия, было уже «делом техники».
Ждать пришлось не менее часа, в течение которого Востряков, раскачиваясь на качелях, неоднократно прикладывался к бутылке, опустошив ее более чем наполовину. Архангельский уже всерьез начал опасаться, что его наемник напьется раньше, чем появится Георгий, поэтому пытался всячески отвлекать его разговорами. Видимо, из-за этого он и ухитрился пропустить первое появление счастливого возлюбленного Антонины, заметив его лишь тогда, когда тот выходил из ее подъезда.