и было.) Верховенство римского епископа как главного авторитета в толковании принципов веры в то время уже не подвергалось сомнению, оно было признано и восточными императорами. Но в Риме верховенство это (и здесь невозможно было не учитывать юридические аспекты подчиненности западному патриарху других западных епископов) трактовалось – в проекции на вселенскую христианскую церковь – как полноправное управление всеми делами церкви и как обладание высшей судебной властью. Правда, с этим не соглашалась не только Византия, протестовали и другие патриархи.
Впрочем, непосредственная юрисдикция римского патриарха даже в латинском мире ограничивалась лишь Центральной Италией. В эллинизированной Южной Италии, в Африке и особенно в Испании влияние его было куда слабее, а в Северной Италии и в Галлии вообще едва ощущалось. Особенно успешно выступали против Рима, отстаивая свою автономию, Карфаген, Арль и Милан.
Таким образом, фактическое соперничество за верховную власть над всей христианской церковью существовало лишь между Византией и Римом. Константинополь настаивал на своем верховенстве, ссылаясь на реальную политическую ситуацию, Рим же на первый план выдвигал теологические аргументы. С конца IV в. все чаще говорилось об апостольском характере римской церкви, об авторитете святого Петра. Опирающийся на подобные бесспорные аргументы приоритет в равной степени признавался как Востоком, так и Западом, но не как обоснование права на управление всей церковью. О значении идейных моментов, которые должны были подкреплять притязания на высшую церковную власть, свидетельствует то, что Константинополь, кроме такого явного факта, как близость к реальной имперской власти, также вынужден был искать опору на апостольский авторитет. Согласно легендам, древнюю византийскую церковь, еще до Петра, основал брат Петра, апостол Андрей Первозванный. Следовательно, Константинополь как церковный центр не только был одного ранга с Римом, но даже «старше» его.
С конца IV в. и на протяжении всего V в. папы все более решительно отстаивали приоритет Рима. Правда, их усилий в это время хватало лишь на то, чтобы как можно более убедительно аргументировать принцип своего верховенства, – на проведение же этого принципа в жизнь сил пока недоставало. Однако работа над этими вопросами весьма способствовала росту самосознания пап, – нужен был лишь благоприятный исторический момент.
Какие конкретные документы свидетельствуют о развитии принципа папства? От папы Сириция (384–399) сохранился и дошел до нас первый папский декреталий (датированный 385 г.). До той поры папы если что и писали, то в стиле обычных частных писем. Папа Сириций был первым, кто в переписке прибег к высокому официальному языку, каким писались императорские документы. Ему же принадлежат слова, что римский епископ должен печься не просто о своей (римской) церкви, но обо всех церквах.
Иннокентий I (401–417) был сыном своего предшественника, папы Анастасия I. (Следовательно, Анастасий был женат или вдовец.) По мнению Иннокентия, местный собор – это лишь совещательный орган при папе, решения его вступают в силу после того, как их утвердит папа. (К тому времени коллегиальное руководство и на Западе стало уже фактом прошлого.) Во времена Иннокентия I развал Западной Римской империи ускорился. Так что для пап стало не только возможным, но и необходимым обращение к политическим средствам – с целью защиты города, в котором находится Святой престол. В 410 г. Аларих и вестготы трое суток грабили Рим, и папа Иннокентий отправился в Равенну, новую столицу императора Запада, чтобы умолять его о помощи.
Папа Иннокентий I немало сделал для укрепления авторитета папы как защитника истинной веры, – в частности, борясь с одной из самых значительных на тот момент ересей, пелагианством. Ересиарх Пелагий выступил с проповедью своих взглядов между 400 и 411 гг., сначала в Риме, затем в Северной Африке. В центре его учения стоял человек, точнее, взаимоотношения между человеком и Богом, между человеком и божественной благодатью. (Стоит напомнить, что уже в донатизме шла речь о «чистых», о людях, которые находятся в состоянии благодати. Как и западный дуализм, указанные еретические направления возникли вокруг вопроса о понимании, истолковании связи между Богом и человеком. Средневековые европейские ереси, да и сама Реформация также будут сосредоточены на решении этих проблем. Пелагий учил, что первородного греха не существует, для достижения благодати не нужна божественная милость, тут достаточно свободной воли человека, ибо благодать – это всего лишь внутренняя склонность человеческой природы к добру. Эта мысль, если продолжить ее ad absurdum, не может не привести нас к логическому заключению, что человеку, человечеству нет никакой необходимости в Искуплении, а значит, нет нужды и в посреднической инстанции, то есть в церкви.) В борьбе против пелагианства особенно значительную роль сыграл Блаженный Августин.
Крупнейшая фигура латинской патристики, Блаженный Августин с 396 г. был епископом города Гиппон в Северной Африке. Много боролся против манихейцев, донатистов, особенно же против пелагианцев. Главные его произведения: «De Trinitate» («О Святой Троице») и «De civitate Dei» («О граде Божьем») – являются выдающимися достижениями раннехристианской теологии. Философия истории, разработанная Августином в трактате «О граде Божием», легла в основу представлений о государстве и церкви в эпоху раннего Средневековья. В полемических выступлениях, направленных против пелагианства, Августин сформулировал католическую доктрину о предопределении и благодати. В дискуссиях Августин выступал союзником Рима и Иннокентия I. Когда Иннокентий отлучил Пелагия и его последователей от церкви, Августин так высказался по этому поводу: «Roma locuta, causa finita est»[29]. (Фраза эта легла в основу сформулированного позже тезиса о непререкаемости папских решений.) Однако донатистскому и пелагианскому раскольничеству положили конец не Августин и не папа римский, а вандалы, захватившие (в 430 г.) Северную Африку, и арабские завоеватели, которые уничтожили христианскую культуру в этих краях.
После Иннокентия I некоторое время – до Льва I – в Риме не было выдающихся епископов: правившие очень недолго папы во всем подчинялись Византии. Папа Зосима (417–418), проявивший излишнюю мягкость в полемике с пелагианцами и сделавший им ряд уступок, стал первым папой, которому церковь не возносит хвалу в своих литургиях. После его смерти произошел новый раскол, приведший к ослаблению римской церкви. Партия диаконов избрала папой архидиакона Евлалия, однако большинство пресвитеров избрало папой другого кандидата, Бонифация. Обе партии обратились за помощью к императору. Чтобы предотвратить подобные казусы, император сформулировал первую официальную светскую позицию, регламентирующую избрание пап: если выборы не закончились однозначной победой одного из претендентов, следует продолжать выборы до тех пор, пока не будет найден устраивающий всех кандидат. (Однако даже императоры не смогли добиться, чтобы правило это сразу вошло в практику.)
Во второй половине V в. были сделаны попытки подавить движения, объявленные церковью еретическими, с помощью государственных декретов. Эдикт от 30 мая 428 г., изданный императорами Феодосием II (408–450) и Валентинианом III (425–455), был направлен в первую очередь против ересей, связанных по своему происхождению с манихейством и касающихся учения о Святой Троице. «Безумство еретиков должно быть подавлено таким образом: прежде всего нужно отнять у них те приходы, которые они захватили у истинно верующих и держат в своих руках, и эти приходы следует незамедлительно передать вселенской церкви»[30].
Императорский эдикт предписывал в первую очередь пресекать отправление культов еретических движений, отнимая у них культовые сооружения, не допуская создания новых и избрания еретического клира. Интересно, что император, определяя характер действий против различных видов ереси, делал различия между ними – в зависимости от степени их общественного радикализма. Еретиков лишали гражданских прав: они не могли нести военную службу, не имели права делать и получать подарки, оставлять завещания. Им было также запрещено принудительно обращать своих рабов в еретическую веру или удерживать в ней. Государство обрушило на последователей еретических вероучений те же самые кары, каким ранее подвергало само христианство, а затем язычество.
Императорские постановления, однако, не в силах были остановить ни появление ересей, ни теологические споры. С начала 400-х гг. на протяжении трех столетий на Востоке бушевали так называемые христологические дискуссии. Предметом этих дискуссий, кроме прояснения понятия Святой Троицы, становились спекулятивные тезисы, выдвигаемые еретиками касательно того, кем был Христос, вопросы о Его природе и воле. (На Востоке в центре теологической дискуссии находилась внутренняя взаимосвязь Богочеловека – а не Бога и человека. В бесконечных спорах шло выяснение, как понимать превращение Бога в человека и как понимать Искупление.)
Согласно католическому учению, в личности Христа (в Логосе) в самом тесном единстве, не допускающем ни смешивания, ни разделения, слиты две абсолютные сущности: божественная и человеческая. (Это основа так называемого дуализма.) Отклоняющиеся от этого тезиса ереси можно сгруппировать в три группы:
1. Возникшее в начале V в. несторианское направление. Согласно мнению константинопольского патриарха Нестория, два естества, человеческое и божественное, присутствуют в личности Христа раздельно, обособленно друг от друга.
2. Реакцией на несторианство было монофизитство: человеческое естество Христа растворилось в божественном, слилось с ним, так что в личности Христа естество одно – божественное. (Если несторианство, подчеркивая человеческую сущность Христа, напоминает арианство, то монофизитство, отвергая пресуществление Логоса в человека, в итоге отрицает и Искупление.)