[78].
В 1367 г., уступая немецкому и итальянскому давлению, папа решил наконец возвратиться в Рим. В октябре 1367 г. он въехал в покинутый папами более чем полвека назад город. Безопасность папы обеспечивали воины Лайоша Великого. Под командованием кардинала Альборноса в Рим вошли почти 7000 венгерских витязей, возглавляемых Шимоном, сыном Морица. (Шимона итальянцы называли – смертоносный Шимон.) Папа Урбан сразу приступил к восстановлению полуразрушенного собора Святого Петра и Латеранской базилики. В 1368 г. он назначил пять новых французских кардиналов. Однако ему не удалось справиться с внутренними раздорами, царившими в Церковном государстве, и он поспешил, подальше от греха, возвратиться в свою авиньонскую крепость. Так что, несмотря на гневные требования святой Екатерины Сиенской, в 1370 г. Урбан V снова оказался в Авиньоне. В его кончине, наступившей через несколько недель, современники усмотрели исполнение проклятия святой монахини.
Последний авиньонский папа, Григорий XI (1370–1378), приходился Клименту VI племянником. Главную свою задачу он видел в том, чтобы благополучно вернуться в Рим. Ему тоже пришлось преодолевать в этом вопросе недовольство и сопротивление французов, и он тоже мог рассчитывать на военную и политическую поддержку венгров. Осенью 1376 г. он покинул Авиньон и 17 января 1377 г. в сопровождении 13 кардиналов торжественно въехал в Рим. (Те из кардиналов, кто однозначно ориентировался только на французские интересы, остались в Авиньонской курии.) Римскую же курию из Латеранского дворца, который был почти полностью разрушен, Григорий XI перевел в Ватикан. С этого времени римские папы и Римская курия помещались в Ватикане и в Квиринальском дворце. Смерть Григория XI (1378) стала увертюрой к самому глубокому кризису папства позднего Средневековья.
Авиньонский период в истории папства уже многие современники – разумеется, из антифранцузских, проимператорских кругов – называли не иначе как вавилонское пленение (параллель с вавилонским пленением евреев очевидна). Эту точку зрения переняла и история церкви – во всяком случае, те исследования, которые ведутся с ведома и одобрения Курии; упомянутая параллель до наших дней встречается в литературе. Правда, в последнее время даже католическая история церкви с большой осторожностью касается темы «пленения». Историки видят и позитивные стороны авиньонского эпизода – особенно в вопросах, относящихся к созданию и развитию куриальной системы. Негативные же следствия пребывания папства вне Рима и вне Италии они (историки) усматривают в том, что политическое подчинение папства Французскому государству тормозило реализацию вселенских амбиций папства и на заре формирования национальных государств способствовало укреплению идеи национальных церквей, формированию концилиаризма. (По всей очевидности, именно этой тенденции авиньонские папы пытались противостоять, выстраивая и совершенствуя централизованный аппарат церковного управления.) Безудержный непотизм пап и налоговая система, вызывавшая ненависть повсеместно в Европе, также ставятся в вину Авиньону. Несомненно, авиньонский период папства совпал с кризисом, охватившим средневековое, феодальное общество, а потому сделал еще более острым вопрос о необходимости кардинальных реформ и в церкви, тоже средневековой и феодальной.
Говоря об авиньонском периоде папства, мы разделяем позицию тех историков, которые подходят к вопросу не только с точки зрения политики. В самом деле, Авиньон для папства «означал годы максимального раскрытия и накопления власти»[79]. То, к чему Григорий VII и Иннокентий III в свое время лишь приближались, в Авиньоне было воплощено в жизнь и обрело законченный вид. В период понтификата авиньонских пап, прежде всего Иоанна XXII, папская монархия обрела черты настоящего государства. Какими бы малозначительными ни казались нам авиньонские папы, они закрепили и упрочили достижения предшествующих – великих, полных творческой энергии и упорства – пап: завершили формирование папской централизованной администрации и довели до совершенства фискальную систему. То есть в авиньонский период папы все-таки возвысились над европейскими государями, пускай не в политическом, а в экономическом плане. Сформировавшийся в Авиньоне куриальный централизм стал образцом для государственного абсолютизма новой эпохи в целом.
Однако общественно-политическое развитие к этому времени обретало характер, который вступал в противоречие с папским абсолютизмом. В XIV в. укреплялись феодальные сословные монархии, они объективно работали против стремления папства осуществлять контроль над светской властью, вмешиваться во внутренние дела государств и добиваться независимости церкви от светской власти. Развитие наций представляло собой процесс, противоречащий укреплению церковного универсализма. (Если средневековые тенденции развития укрепляли папскую универсальную власть, то тенденции Нового времени ослабляли ее.) Переезд папы из Рима в Авиньон усилил центробежные тенденции внутри церкви. Церкви некоторых стран совсем не собирались подчиняться папе, статус которого оказался теперь где-то на уровне французского патриарха. (И в этих своих настроениях встретили полное понимание светской власти.) Так складывается взаимопонимание и сотрудничество французской церкви с Филиппом Красивым и его преемниками, германских иерархов – с Людвигом Баварским и, наконец, английской церкви – с Эдуардом III.
С поражением Людвига Баварского средневековая империя окончательно сошла с арены. Но середина XIV в. – это не только заключительная глава истории империи. Папство, достигнув пика своего развития в авиньонский период, во времена Великого западного раскола приходит в упадок.
Папа против папы. Великая западная схизма (1378–1414)
Когда авиньонский папа и офранцузившаяся Курия, уступив наконец немецкому и итальянскому давлению, вынуждены были вернуться в поблекший, полуживой Рим, борьба за власть в верхушке католической церкви вылилась в раскол, длившийся 40 лет. В период, получивший название Великой западной схизмы, в борьбе римских и авиньонских пап религиозные мотивы едва просматриваются. В борьбе этой доминировали не догматические, а исключительно политические моменты. Отдельные страны – и их церкви – занимали сторону того или иного папы в соответствии со своими политическими, властными интересами. В зависимости от того, какую позицию занимал тот или иной государь в Столетней войне, в англо-французских распрях, он отдавал предпочтение (obediencia) или римскому папе, или авиньонскому. Естественно, оба папы законными считали только себя, только свои распоряжения – и претендовали на то, чтобы другие церковные и светские субъекты были того же мнения. Результат – неопределенность, растерянность, даже хаос, что подрывало авторитет и власть папства.
Разумеется, глубинной причиной церковного раскола являлся кризис феодализма, а в рамках этого кризиса – конфликт между сословной системой и папским абсолютизмом. Так что и преодоление раскола отнюдь не было вопросом наличия или отсутствия добрых намерений: возможность такого преодоления могла бы появиться лишь при условии прекращения внутрицерковной борьбы между концилиаризмом и папизмом и, соответственно, при условии снятия противоречий между великими державами. А пока что в Риме и Авиньоне на место скончавшихся пап каждый раз избирали новых.
Схизма ослабляла абсолютизм, благоприятствовала росту сословных и национальных амбиций, да и сама в значительной степени была следствием этих амбиций. Кризис папства давал шанс главам развивающихся на базе сословной монархии национальных государств (таких как Франция, Англия, Испания) в интересах упрочения собственной централизованной власти ограничивать контроль папы над церковью данной страны и укреплять автономию национальной церкви. Второе следствие раскола – практическая реализация сословности внутри церкви, временная победа концилиаризма над папской верховной властью. Концилиаризм в идейном плане выкристаллизовался уже в авиньонскую эпоху, но до его практического воплощения в церковной политике дело дошло лишь в последующие десятилетия, на великих реформаторских соборах эпохи раскола.
Сословная иерархия формировалась и внутри церкви, в среде духовенства. Самыми авторитетными и самыми богатыми были кардиналы. За ними следовало сословие высших священнослужителей: архиепископы, епископы, богатые аббаты. На больших соборах XV в. вычленилось – из числа университетских преподавателей, теологов, церковных юристов – сословие церковной интеллигенции, которая бралась представлять и демократические, социальные настроения низшего духовенства. Сложившиеся внутри церкви, в основном на базе схожих интересов, сословия требовали для себя права участвовать в управлении вселенской церковью. Форумом, на котором это можно было бы сделать, являлся высший «парламент» вселенской церкви – вселенский собор, соответствующий сословному собранию. В церкви, если ее понимать как сословную монархию, папа (государь) должен править лишь на основе конституции, совместно с сословиями.
Возвратившись в Рим, Григорий XI обнаружил, что в руинах там лежат не только папские дворцы и основные храмы, но и само Церковное государство. В городе шла война между различными группировками; органы государственного управления не функционировали, некому было поддерживать даже минимальный порядок. Григорий XI уже обдумывал возвращение в Авиньон, – смерть помешала ему выполнить это намерение. С учетом чрезвычайных обстоятельств, находясь на смертном одре, 19 марта 1378 г. Григорий XI подписал буллу «Periculis et detrimentis», в которой наделял кардиналов самыми широкими полномочиями относительно выборов нового папы. В булле было сказано, что кардиналы могут избрать папу где угодно и когда угодно, причем выборы будут считаться законными, даже если кандидат получит простое большинство, а не две трети голосов. Опасения умирающего папы были вполне обоснованны: едва его душа покинула тело, как делегация римского городского совета обратилась к кардиналам с требованием избрать преемником усопшего папы только итальянца.