На юге в плодородном Йемене, или Счастливой Аравии, было развито садоводство; благодаря тропическому солнцу и сухости здесь изобиловали сильно пахучие растения, бальзамные кусты и ладанное дерево. Йемен снабжал страны средиземноморского мира курением для храмов, мазями, духами и притираниями, а также предметами роскоши, изделиями из золота и слоновой кости, алмазами, жемчугом и самоцветными камнями, привозимыми из Индии. Благодаря торговле в Йемене возникли цветущие города; сношения с другими странами, с Индией, Сирией, Египтом, при несли южным арабам новые понятия, ввели их в круг культурных народов. Раньше своих северных единоплеменников познакомились они с иудейством и христианством.
Иной характер представляли арабы северные, или так называемые измаильтане, населявшие прибрежную полосу на западе, Xиджас, и середину полуострова, Неджд. В этой части Аравии лишь немного оазисов, прерывающих огромные безводные пространства. Постоянно текущих рек совсем нет; есть только временные потоки от проливных дождей, после которых остаются сухие русла (вади). Население, сравнительно редкое, вынуждено странствовать со своими стадами от одного колодца к другому, весною переселяясь в травянистые степи, на холодное время года прячась от буранов в закрытые долины. Бедуины, т. е. степные арабы, не любят труда, особенно земледельческого, плуг им ненавистен, они способны подолгу довольствоваться скудной пищей, но зато также склонны к разбою. Степной герой гордится тремя спутниками: «смелым сердцем, блестящей саблей, темно-коричневым, гудящим луком». Свою семью, свой скарб, свой шатер, разобранный по частям, он перевозит на одногорбом верблюде, а сам скачет на стройной «быстрой, как стрела» лошади, которую любит больше всего на свете.
Бедуин крепко стоит за свою честь, готов защищать свой род и лагерь. Между соседними племенами – вечные усобицы; спор часто начинается состязанием в насмешливых стихах; от одного поколения к другому передаются рассказы о богатырских подвигах предков; из рода в род переходит священный долг кровавой мести за убитых родственников и единоплеменников. Одной из главных добродетелей считается гостеприимство: ночью у шатра горит огонь для того, чтобы заблудившийся видел, где ему найти приют; даже злейшему врагу своему бедуин не смеет отказать в покровительстве, если тому удалось охватить его шатер руками. Однажды осужденный на смерть попросил у судьи глотка воды; напившись, он сказал: «Неужели ты убьешь своего гостя?» – и судья подарил ему жизнь.
В быту степных арабов господствует всесильный случай и мало значения имеет правильный труд: то удачный набег доставит несметную добычу и обогатит на всю жизнь, то, напротив, чума или неожиданный буран унесет сразу целое стадо – все достояние кочевника. Араб привык поэтому покоряться судьбе: при наступлении беды он говорит спокойно и без отчаяния: «Так определено на небесах!»
В Хиджасе садовладельцы нашли себе выгодное занятие по перевозу на верблюдах товаров. Когда род богател, его глава, гордясь своим обильным потомством, окружал себя многочисленной челядью, слугами и подчиненными, взятыми в плен и отдавшимися под его покровительство. Несколько таких родов, называвшихся корайшитами, сосредоточились в Мекке, на полпути движения торговых караванов из Йемена в Сирию и к Средиземному морю. С большим искусством корайшиты привлекли беспокойных бедуинов к праздникам около главного святилища Мекки, Каабы, здания кубической формы со вделанным в стену черным камнем, который, по преданию, был передан ангелом Адаму, первому человеку, или Аврааму, общему праотцу арабов и евреев. В Каабе почитался бог Мекки Хобал-Аллах, но стояли также изображения богов всех племен, заключивших союз с корайшитами. На мекканских ярмарках степные арабы продавали скот и покупали ковры, оружие и другие произведения сирийского ремесла, привозимые корайшитами; на четыре месяца в году прекращались разбойничьи набеги и устанавливался всеобщий мир в Аравии; к мекканским святыням подходили со всех сторон богомольцы, получавшие возможность потом спокойно вернуться домой. Корайшиты устраивали для приезжих блестящие конские скачки и музыкально-поэтические состязания: самые удачные стихи степных поэтов вышивались шелком на занавесах, украшавших потолок Каабы.
Мохаммед в бою
В языческую среду арабов стали проникать великие религии культурных народов. Незадолго до Юстиниана христианские проповедники из Египта направились в Абиссинию, горную область северо-восточной Африки, лежащую против Йемена; принявши христианство, воинственные абиссинские цари покорили южную Аравию, где уже успела распространиться иудейская вера. Тогда арабы обратились к помощи персов, и Хозрой Аношарван отправил в Йемен войско и наместников. Скоро, однако, арабы разочаровались в персах; многие, убегая от тягостей персидского управления, стали переселяться к своим более диким единоплеменникам в Хиджас и Неджд. Корайшиты, управлявшие Меккой, оказались в положении затруднительном: нелегко было найти занятие для вновь прибывшей бездомной массы и оберечься от ее жадной воинственности.
Наплыв южан имел еще одно последствие для севера. Они принесли северным арабам религиозные понятия, близкие к иудейству и христианству; появились ганифы, отшельники, своим примером чистой непорочной жизни подкреплявшие учение о Едином божестве, бесконечно высоко поднимающемся над узкой жизнью разрозненных родов и племен. Под влиянием ганифов началась проповедь Мохаммеда, объединителя арабского народа.
Учение Мохаммеда и первая мусульманская община. Мохаммед (род. 570 г.) принадлежал к корайшитам, но происходил из семьи обедневшей; с детства чувствовал он себя чуждым правящим родам Мекки, из которых особенно выдавались Омайяды. В качестве управителя дел богатой вдовы Хадиджи, на которой он потом женился, Мохаммед совершил немало торговых поездок на север и на юг Аравии, всюду присматривался к религиозным обычаям и верованиям. Его поражало строгое почитание единого Бога иудеями сравнительно с грубым идолопоклонством у арабов; сильное впечатление также произвело на него христианское учение о близящемся Страшном суде. Болезненный, склонный к видениям, он часто слышал таинственные голоса, которые, казалось, внушают ему откровение Божие. Долго он сомневался в своем призвании, боясь, что внушение идет от злых бесов; наконец, когда в пророчество его уверовали близкие люди, его жена Хадиджа, его сверсник Абу-Бекр, его приемный сын Али, затем пылкий и властолюбивый Омар и даже один из Омайядов, Отман, Мохаммед сам признал себя избранным орудием Божиим, продолжателем пророков Авраама, Моисея и Иисуса, высшим из всех. Первое и основное положение он выразил в словах: «Нет иного Бога, кроме Аллаха, и Мохаммед – его пророк».
Кругозор Мохаммеда был ограничен Аравией. Он требовал истребления идолов и восставал против жестокого обычая зарывать живыми в землю новорожденных девочек. В ожидании предстоящего великого суда, в котором каждому воздастся по делам его и особенно пострадают бессердечные богачи, он предписал собирать щедрую милостыню в пользу бедных; по его учению, богатства должны равномерно распределяться между всеми благочестивыми людьми. Новую веру он назвал исламом, т. е. покорностью Богу.
В Мекке, где преобладали промышленные расчеты, Мохаммед встретил мало сочувствия; богатые корайшиты, окруженные множеством подчиненных, боялись провозглашения равенства и коммунизма, грозившего разрушить старое родовое устройство. В 617 г. все мекканские роды сомкнулись против Мохаммедова родства, запретили своим сочленам всякие с ним сношения и повергли его в большую нужду. Мохаммед должен был прекратить свою проповедь.
Он уже подумывал о бегстве в Абиссинию, как познакомился с посещавшими мекканские ярмарки жителями Ятриба. В этом городе, находившемся на север от Мекки, ближе к Сирии, населенном наполовину евреями, принявшем много беглецов из южной Аравии, Мохаммед встретил больше расположения к новой вере, чем на родине. Вступая в союз с ятрибцами, он произнес клятву: «Мир за мир, кровь за кровь; вы – доля моего существа, я доля вашего!»
Соглашение с чужеродцами было по арабским понятиям изменой родной общине, следовательно, великим преступлением. Когда оно открылось, Мохаммеду пришлось бежать со своими приверженцами в Ятриб; там его с радостью приняли, так как между двумя городами были вечные споры и вражда. Мохаммед назвал Ятриб Мединаальнаби, т. е. городом пророка; со времени гиджры, или бегства (622 г. после Р.X.) мусульмане (муслимы), т. е. преданные вере, начинают считать свою историю.
В Медине Мохаммед заменил родовое устройство, основанное на происхождении от знаменитых предков, устройством религиозным, которое возвышалось над родственными связами и стирало сословные различия между людьми; вследствие этого кровная месть осталась обязательной лишь в кругу тех, кто уверовал в единого Бога и его пророка. В договорной грамоте между наби Мохаммедом и верующими мусульманами Корайша и Ятриба говорилось: «Они составляют единую общину против всех остальных людей. Ни один верующий не должен убивать другого из-за неверного, не должен помогать неверному против верующего». Все споры разрешаются судом Божиим через Мохаммеда. Близ дома, где поселился пророк, была устроена мечеть, т. е. помещение для общей молитвы в виде большого барака с крышей из пальмовых ветвей; сюда же приходили все, кто хотел посоветоваться с Мо-хаммедом.
Опираясь на мединцев, Мохаммед начал борьбу с правителями Мекки. Он привлек на свою сторону соседние племена бедуинов, стал нападать на торговые караваны корайшитов. Когда однажды ему удалось отбить у них богатую добычу, он распорядился удержать одну треть захваченного для Бога, для семьи своей, для сирот, для бедных и неимущих путников, остальное предписал разделить поровну между всеми верующими, как участниками боя. Он старался воспламенять их к храбрости, обещал особенную награду всем, кто запечатлеет свою веру «свидетельством крови своей»; рай он рисовал красками грубыми, понятными степняку-арабу в виде тенистого парка с журчащими ручьями, где ароматные яства подают вечно юные подруги героев, гурии. О загробной жизни женщин, как существ низшего рода, Мохаммед почти не упоминает. После смерти своей первой супруги он взял себе несколько жен и разрешил своим последователям многоженство.