История русской литературы XIX века. Часть 1. 1795-1830 годы — страница 70 из 104

Индивидуально-пушкинское восприятие и переживание осени переданы всем содержанием стихотворения. Мысль его строится на парадоксе: хотя все люди отдельно почти одинаково воспринимают времена года, весь человеческий мир противостоит состоянию природы. Неподвижная зима длится долго («полгода снег да снег», «стоячие» реки), но люди не горюют и не предаются унынию и тоске:

Как весело, обув железом острым ноги,

Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!

А зимних праздников блестящие тревоги?..

Летом людям «жаль зимы старухи», и они «творят» ей «поминки» «мороженым и льдом». Осенью природа засыпает, жизнь ее на исходе. «Дни поздней осени бранят обыкновенно», но люди полны энергии. Всюду фиксируется противоположность действий («лай собак» – «уснувшие дубравы») и эмоциональных оценок («унылая пора» – «очей очарованье»).

Это противостояние мира природы и мира человека особенно ярко проявляется в личном бытии Пушкина. Он отдает себе отчет в том, что следует не мнению людей, а их реальному поведению: наперекор увядающей осенью природе они полны жизни. И боренье человека с круговоротом природной жизни доставляет ему радость, утверждает величие человека. Эту мысль проясняет сравнение осени с чахоточной девой: больная уже осуждена на смерть, но она еще не знает об этом; она цветет («Играет на лице еще багровый цвет»), улыбается, а жизнь идет на убыль тихо, смиренно, «без ропота, без гнева». Осень подобна чахоточной деве: в ней тоже жизнь расцветает в преддверии смерти, великолепное цветение сопровождает угасание. И это, как ни странно, рождает в поэте прилив физических и творческих сил:

И с каждой осенью я расцветаю вновь;

Здоровью моему полезен русский холод…

Поэт, как и всякий человек, вовлечен в круговорот природы, но жизнью и творчеством он преодолевает ее необратимый ход: природа умирает, а в поэте побеждает и торжествует жизнь, ликует душа и пробуждается творчество.

Процесс собственного творчества Пушкин передал с исключительной правдивостью. Для Пушкина акт творчества, начиная с отрешения от мирового круговорота, с полной отдачи себя во власть воображения и кончая моментом, когда «стихи свободно отекут», – в высшей степени радостен. Заключительное сравнение вдохновения с кораблем, рассекающим волны, глубоко символично: последний, прерванный стих обнажает устремленность в будущее, которую останавливает трагический вопрос о выборе пути: «Плывет. Куда ж нам плыть?».

В 1830-е годы Пушкина по-прежнему волнуют мотивы бури, покоя и счастья. За границами дома, семейного очага он уже отчаивается найти жизненное и творческое удовлетворение. В это время давно наметившийся разрыв с обществом стал фактом. Отношения с правительством не улучшились, и, начиная с 1834 г. Пушкин, по его собственным словам, переходит в глухую и молчаливую оппозицию. Он не поднимает мятежа против реальности, которая его окружает и которую он не приемлет, а стремится избегнуть ее и впрямую не встречаться с ней, хотя его к этому усиленно принуждают. Поэт хочет уединиться в деревне, обрести душевный покой в семье. Этому посвящено одно из самых интимных признаний, обращенных к жене: «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит…».

«Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит…» (1834). Эта элегия, написанная в форме реплики, адресованной собеседнице в устном разговоре, содержит итог ранее прожитой жизни с ее надеждами, иллюзиями, бурными желаниями, свершенными и не свершенными планами. Комментарием к стихотворению служит запись Пушкина, поясняющая авторскую мысль:

«Юность не имеет нужды в at home[135], зрелый возраст ужасается своего уединения. Блажен, кто находит подругу – тогда удались он домой.

О, скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню – поля, сад, крестьяне, книги: труды поэтические – семья, любовь etc. – религия, смерть».

Итог жизни для человека, который искал счастья, душевного успокоения и творческого уединения вне себя – в обществе, в свете, – безрадостен. Он передан формулой «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Из трех обещанных при рождении и вступлении человека в свет ценностей одна не осуществима вообще, а две другие могут быть, верит поэт, осуществимы, если от общества убежать и поселиться в родном гнезде. Пушкин надеется, что, удалившись в деревню вместе с «подругой», он еще обретет покой и волю.

Первые четыре стиха написаны в форме устной речи с характерными недоговоренностями, умолчаниями, рассчитанными на взаимное понимание. Стиль и интонация создаются простыми и даже прозаическими оборотами устной речи: «покоя сердце просит», «летят за днями дни», «каждый час уносит», «а мы с тобой вдвоем Предполагаем жить», «И глядь – как раз – умрем». Герой знает, что он не может спастись от времени нигде, даже в том пространстве, куда он собирается убежать. Но и пространство, в котором он жил, не принесло ему ни счастья, ни покоя, ни воли. В новом пространстве – «обители дальной» – время столь же неумолимо, зато оно наполнено высоким содержанием.

Следующие четыре стиха написаны поэтому в торжественном, традиционно-книжном поэтическом стиле с афористической сентенцией, архаическим оборотом и перифразами:

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

Давно завидная мечтается мне доля —

Давно, усталый раб, замыслил я побег

В обитель дальную трудов и чистых нег.

Семейные радости, душевный покой, личная свобода и творческое вдохновение – вот истинные ценности, о которых теперь мечтает Пушкин.

Между тем авторитет поэта в читательских кругах поколеблен. Пушкин давно уже опередил литературные вкусы своих читателей, оставшиеся, в основном, романтическими. Чувствуя охлаждение к своему творчеству, он с досадой и понятной обидой пенял своим бывшим поклонникам, не желавшим довериться поэту и увлекаемым иными кумирами. Эта тема, выдвинутая романтиками, решается Пушкиным не в отвлеченно, а в конкретно-историческом ключе и, как всегда, получает широкий и глубокий смысл. Ей посвящено одно из самых крупных стихотворений 1835-х годов «Полководец».

«Полководец» (1835). Речь в стихотворении идет о выдающемся полководце начала XIX в. М.Б. Барклае де Толли, предшественнике М.И. Кутузова на посту главнокомандующего армией в Отечественную войну 1812 г. Герой стихотворения для разрешения темы «выдающаяся личность – народ, толпа, общество» в их взаимных отношениях выбран исключительно точно. Во-первых, тема сразу получает широкое значение и не ограничивается романтическим противопоставлением поэта и толпы. Во-вторых, заслуги Барклая действительно были забыты толпой, не понявшей великих замыслов полководца. В-третьих, не отвергая и не умаляя заслуг Кутузова, Пушкин благородно воздавал честь его предшественнику, которому не удалось воплотить свой замысел.

Пушкин начинает стихотворение с картины военной галереи Зимнего дворца. Галерея хранит память обо всех военачальниках 1812 г. Одни из них умерли, другие одряхлели, но из истории никто не исчез и не предан забвению. Взгляд поэта касается прошлого, которое живо в настоящем, причем прошлое окрашено личными воспоминаниями: Пушкин видит «знакомые… образы». Взор поэта останавливается и сосредоточивается на портрете Барклая, написанного художником Д. Доу:

Он писан во весь рост. Чело, как череп голый,

Высоко лоснится, и, мнится, залегла

Там грусть великая. Кругом – густая мгла;

За ним – военный стан. Спокойный и угрюмый,

Он, кажется, глядит с презрительною думой.

Пушкин подчеркнул в своем описании несколько важных штрихов: ум, величие Барклая, его неколебимое спокойствие, одиночество, дистанцию между ним и воинством. Это отразилось на внутреннем состоянии Барклая, переданном двумя сопряженными чувствами – «грустью великой» и «презрительной думой». Барклай скорбит о том, что его замыслы не поняты народом, и одновременно презирает тех, кто видит в нем несостоявшегося избранника. Таков Барклай в изображении художника. Но правильна ли трактовка художника? Этому посвящены поэтические размышления Пушкина. Поэт сразу же приближает полководца к читателю: раньше о нем говорилось отрешенно – «он», теперь поэт словно разговаривает с ним, называя его «ты» и одновременно размышляет о его судьбе. Мысль художника, нарисовавшего портрет, подтверждается:

О вождь несчастливый!.. Суров был жребий твой:

Всё в жертву ты принес земле тебе чужой. <…>

Художник верно передал внутренний мир Барклая. Но живой облик дает новые детали и углубляет представление о военачальнике.

Судьба Барклая – быть рыцарски верным чужой земле и принести себя в жертву ей; быть избранником, непонятым народом из предрассудка; нести крест фельдмаршала, таинственно спасавшего народ, который, не зная этого, порицал и травил своего спасителя; сохранять внутренне спокойствие убежденного в своей правоте стратега, вынужденного отдать власть, замысел и, будучи обреченным на одиночество, искать смерти. Образ Барклая в двух его ипостасях – портрете, нарисованном Доу, и живом облике, переданном поэтом, – помещен в центре стихотворения и занимает его основную часть, тема которой – трагическая судьба выдающейся личности в ее отношении к обществу и отношение народа, толпы, черни к выдающейся личности.

Нет сомнения, что судьба Барклая оказалась близкой судьбе самого Пушкина. Стихотворение несло глубоко личный смысл. С его идеями и образами будут созвучны и знаменитые строки о хвале и хуле, и образ «пиита» в стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…».

«Туча» (1835). Столь же личным содержанием, получающим философское обобщение, обладает и это стихотворение, которое можно рассматривать в нескольких планах: и как зарисовку природы, и как отклик на десятилетие восстания декабристов, и как философское размышление. Если в стихотворении «Полководец» Пушкин был взволнован мыслью о неоцененности великого человека его современниками, то в стихотворении «Туча» он задумывается над тем, что неумолимый ход времени вытесняет и гонит еще не умершее прошлое, принуждая его уступить место настоящему и грядущему.